— Что-то с ментором? — резко спросила я. — Он вчера не пришёл потому что… не смог? — мысли лихорадочно запрыгали от ужасных предположений к откровенно кошмарным. — Он жив?

— С ним всё в порядке, — успокаивающе похлопал меня по ладони Жорхе. Иверийская корона сверкнула на бородой перчатке. — Я специально не стал пояснять, что речь пойдёт о расследовании убийства Тильды Лорендин, чтобы не обеспокоить и не спугнуть потенциального убийцу. Девушки расслаблены и веселы после бала, самое время застать их врасплох.

— Ты думаешь, это всё-таки кто-то из сестёр? — спросила я.

Затея мне нравилась, но в то же время настораживала. Бархотка вдруг ощутимо сдавила горло, предвещая неприятности, и я оттянула её ворот, по старой боевой привычке размяла шею. Паника схлынула, но остался мелкий, неприятный, царапающий страх перед неизвестностью.

— Именно, — довольно кивнул Жорхе. Его светлые бакенбарды распушились. — Ещё в ночь убийства меня смутили твои слова о том, что ты застала Тильду живой и даже успела поговорить с ней напоследок.

— Я не врала! — резко встряла я, но, опомнившись, прикусила губу. — Клянусь тебе, она обращалась к сестре и выдувала кровавые пузыри. Я… — я сдвинула брови. — Пытаюсь вспомнить, что она говорила… Вроде “Сестра, не надо”, или что-то подобное. Вот бы вернуться в ту ночь и расспросить её.

Я осторожно тронула часы на руке и опустила глаза, вспоминая совсем другую ночь. Далёкую, дождливую, кроуницкую. Когда я впервые коснулась губами губ ментора, ощутив вкус смерти.

— Что она там говорила не важно, — прервал мои воспоминания Жорхе. — Сам факт того, что леди Лорендин дожила до твоего прихода и ещё могла вести беседу должен был ещё тогда привести меня к важному выводу.

Он замолчал, и я нетрепливо спросила:

— К какому?

— Сейчас узнаешь, — Жорхе кивнул на двери кабинета Лаптолины, к которым мы уже подошли. — Я так долго искал рапиру, справлялся о привычках и воспитании всех живущих в академии леди, проверял фамильные клинки их семей… Изучал повадки обитателей, их способности и возможности. Искал, кто же мог обладать достаточной силой и знанием, чтобы проткнуть тело насквозь и подвесить его. Столько усилий и времени понапрасну! А разгадка была под носом. Ты ведь мне всё рассказала. Тильда жила ещё очень долго, потому что… потому что на самом деле не было никакой сквозной раны. Я всё-таки вскрыл могилу и убедился в этом: девушка умерла не от укола в сердце, её органы почти не повреждены. Она умерла от кровоизлияния. И это была долгая и мучительная смерть.

Он потряс свёртком, и я только сейчас сообразила, что внутри наверняка спрятано оружие. Оружие убийства. Доказательства моей невиновности. Я потянулась к грязной тряпке, скрывающей тайну, но стязатель резко убрал её за спину. Засмеялся в усы, и я надулась. Он это надо мной?

— Не обижайся, — мягко пожурил Жорхе. — Тебе лучше оставаться в неведении до самого конца. Для чистоты эксперимента.

— Не веришь в мой навык лицемерить и притворяться? — подняла я одну бровь. — Что ж, ты прав, я слишком честная. Есть такой порок.

— Это твоё достоинство, — буркнул Жорхе и раскрыл передо мной дверь, тем самым прерывая наш разговор.

Я сжала зубы, недоверчиво прищурилась и всё-таки вошла в знакомый мне уже кабинет, где в этот раз было крайне людно.

Настолько людно и шумно, что даже шорох двери и наше появление остались незамеченным. Благородные леди, разгоряченные беседой, сплетнями, свежими впечатлениями после вчерашнего бала, смеялись, уплетали мариоли и корчили очаровательные гримасы. В сдержанных лёгких платьях для завтрака, с простыми причёсками, без капли румян, они выглядели даже лучше, чем вчера на балу. Так… по-домашнему.

Пятеро сестёр расположились на диванах и креслах у чайного столика, и только Зидани Мозьен наигрывала на расписном клавесине тихую мелодию, которая никак не могла отвлечь увлечённых девушек. Стол Лаптолины на четырёх слонах пустовал.

Я осталась стоять в тени входа, прислонившись спиной к стене. Жорхе молчаливой тенью замер рядом.

— …и я ему говорю: вы знаете, я теперь имею официальное разрешение на кровавые ритуалы, — рассказывала Хломана. Она помахивала фарфоровой чашкой в такт своей речи, сидя в луче льющегося сквозь панорамные окна света. — И как не только благородная дева, но и геральдист, я намерена изменить изначальное заклинание наложения родового знака. Согласно квертиндской традиции, в самой формуле вложена значимость знака отца перед знаком матери! Родовой герб мужчины довлеет над родовым гербом женщины при смешении их крови в наследнике. Разве это справедливо? Разве родители не имеют права выбирать, чей род их ребёнок будет продолжать — мужчины или женщины?

— Отвратительно! — вставила Матриция. Девушка стояла на обитом шёлком пуфике и, видимо, ещё недавно пела с него, как со сцены. — Эта древняя традиция унижает всех знатных дочерей!

— Выходит, родовой знак женщины не передаётся по наследству? — подалась вперёд Финетта, взяла из фруктовой вазы грушу и впилась в её мякоть, сверкнув белыми зубами.

— Только если женщина выйдет замуж за безродного мужчину, — ответила довольная Хломана. — Тогда его герб не будет подавлять её, и в их ребёнке продолжится единственный привязанный к крови род. Но ведь достаточно просто изменить формулу заклинания при регистрации рода! Я пока ещё недостаточно в этом разобралась, но если мне позволят и дальше изучать заклинания Толмунда, то я непременно добьюсь успеха. Изучать на практике, я имею ввиду. Кровавая магия — не привилегия мужчин, это просто инструмент, который можно направлять, — она поёрзала в кресле и указала на свою чёрную орхидею на шее. — Этот знак соединения — всё, что осталось от рода моей матери. Она накладывала заклятие менторства, поэтому я ношу символ её семьи. Но в то же время в моих жилах, как и в жилах моих братьев, течёт кровь, ознаменованная гербом отца — лошадиной подковой! И если заклятие менторства придётся накладывать мне, мой ребёнок будет носить на шее подкову!

— Разве это важно? — Приин лениво обмахивалась веером. — Это часть наследия королевства, как и законы, постулаты Иверийских правителей и их запреты. Не уверена, что мы имеем право их менять. Скажи лучше, сестра, что тебе ответил тот господин на твои убеждения?

Бледная и опухшая, леди Блайт буквально растеклась в кресле, утонула в ворохе ткани свободного платья. Белые перчатки мелироанской девы девушка стянула и оставила на подлокотнике. Служанок в комнате не было, и Приин явно страдала без их заботы.

— Конечно важно! — перебила открывшую рот Хломану возмущённая Матриция со своего постамента. — Речь не только о проблеме госпожи Дельской, это касается свободы всех женщин Квертинда! Хломана, а ты не можешь изменить свой родовой герб? Провести новый ритуал присвоения?

— Хм, наверное, смогу, — задумалась сестра Дельская.

— Вот и решение проблемы! — обрадовалась Финетта, поправляя брошь-стрекозу на платье.

Скучающая в углу Талиция Веллапольская заметила меня и тепло улыбнулась. На её шеё, вопреки утреннему этикету, поблёскивало вчерашнее ожерелье, которое княжна без конца поглаживала кончиками пальцев. Словно это была новая замена её глиняным колокольчикам, навечно поселившимся в её сумочке. Я растянула губы в улыбке в ответ.

— А как звали того хорошенького господина в образе Кирмоса лин де Блайта, что трижды приглашал тебя на танец, Хло? — напомнила о себе Зидани Мозьен. Она прекратила играть и развернулась. — Я видела, как он…

— Благородные девы! — ворвался в кабинет вихрь по имени Лаптолина Првленская. Она дважды хлопнула в ладони, привлекая внимание, хотя и без этого все девушки замолчали и вытянулись в струнку. — Прошу прощения за задержку завтрака, но у нас есть важные новости.

Следом за Лаптолиной вошла ключница, припадая на одну ногу. Из-под маски слышалось тяжелое дыхание. Женщина завозилась с ключами и… замкнула всех в кабинете изнутри, отчего присутствующие переглянулись и заметно занервничали.