— Госпожа Ностра, — почти кричал мне на ухо Кирмос лин де Блайт. — Что с вами?

“…сказал мне, где ты меня ждёшь,” — песней звучит из будущего его же голос. Спокойный, удивительно звучный и низкий, грудной.

— Я позову целителей, — донёсся раскат из настоящего.

— Не нужно! — запротестовала я.

Возглас вышел излишне громким и визгливым. Я села на застеленном бархатным покрывалом ложе, огляделась. Погладила крупную вышивку — Иверийскую корону в центре подушки. Должно быть, консул уложил меня сюда, когда я рухнула прямо посреди палатки. Я выпрямилась, тряхнула волосами и как можно увереннее проговорила:

— Всё в порядке, Ваша Милость. Мой дар напоминает о том, как он бывает нетерпелив. Но какое-то время у нас ещё есть… совсем короткое. Думаю, что я сказала и услышала всё, что хотела. Мне необходимо было убедиться, что мы с Вами всё ещё смотрим в одном направлении и союзники.

— Это так, — кивнул Чёрный Консул. Он придирчиво меня осматривал, стоя на почтительном расстоянии. — Теперь, когда вы в этом убедились, я рекомендую вам незамедлительно вернуться в Лангсорд. Впрочем, — он потёр подбородок в задумчивости и улыбнулся. — Хотите, я пришлю к вам экзарха Аргана? Могу предоставить эту палатку на всё необходимое время. Ручаюсь, что никто вас здесь не потревожит.

— Благодарю, Ваша Милость, — задрала я подбородок, уловив тень его ехидства. — Но боюсь, что сейчас я должна отправиться в чужое прошлое. В противном случае меня всё же потревожит видение. Как это обычно бывает — в самый неподходящий момент.

— Я понимаю. Тогда располагайтесь, — он обвёл руками шатёр. — А меня уже заждались на военном совете.

Кирмос лин де Блайт шагнул к выходу, развернулся, будто хотел ещё что-то сказать, но передумал и вышел.

Одиночество мгновенно выбило из меня облегчённый вздох. Я спешно задрала рукава, нащупала среди тонких браслетов часы — маленький циферблат на тонком ремешке, Иверийская корона в центре, тонкая золотая вязь по краю. Артефакт Лауны Иверийской, который нашли среди её вещей в ночь гибели династии. Стрелки давно стояли — механизм был неисправен. Но мне и не требовалось узнавать время. Только тайну, что они видели.

От переполненной магической памяти и предвкушения разгадки я излишне разволновалась и часто задышала. Потребовалось несколько минут, чтобы сосредоточиться и привести себя в спокойное состояние.

Кончик пальца лёг на прохладное стекло, и магия прорицания тут же отозвалась: заколола подушечку, поднялась к ладони и впиталась в кожу, заструилась по венам чужой судьбой.

Четыре королевских стязателя стоят на карауле по четырём углам открытого павильона, где сегодня я велела накрыть обед. Охранники несут свой пост, не шелохнувшись, совсем как мраморные столбы-статуи, стерегущие строгие аллеи дворцового сада. Их мёртвое безразличие и бездвижность нагоняет тоску, в отличие от дрожащих на ветру молоденьких листьев акаций и яркого барбариса. Тонкие лепестки заносит под купол павильона, они кружат над накрытом столом, опускаются в бокалы с ледяным белым вином, на высокие торты и начищенные до блеска подносы с фруктами. Служанка вносит дымящееся каре ягнёнка со сладким картофелем и печёными овощами, и фрейлины оживляются.

— Прекрасное будет представление! — взмахивает руками леди лин де Бродзен. — Голоса у певчих актёров и актрисок тоньше, чем птичьи трели. Однако им следовало бы удостовериться, что королева Лауна Иверийская стерпит их противный выговор с тимберийском акцентом. Даже Кве́ртинд они называют как Кверти́нд, что может послужить оскорблением слуха Её Величества.

Я удобнее устраиваюсь в ворохе подушек и поглаживаю уши кролика с прелестной лимонной шёрсткой, названного мною Цыплёнком. Он устроился на моём округлившемся животике и пригрелся.

— Ах, не говорите глупостей, леди Бродзен, — подносит к губам бокал госпожа Диброэн, самая глупая их всех фрейлин. — Лауна Неотразимая — королева свободных нравов и реформатор, ей не чужда другая культура.

Тезария лукаво улыбается, тянется к горячей еде. Подмигивает мне, и я хихикаю себе под нос.

Представление мистерии — заезжего тимберийского театра — должно начаться позже, с шестым ударом часов над Иверийским замком. А пока над Лангсордом разносится другой звон. Это поют колокола большого храма семи богов, и их величественный стон соединяется со звуками арфы, что тихо звенит под пальцами молодой певуньи. Девушка развлекает нас новой балладой, сложенной на поэму “Царственность”. Я зеваю, сморенная весенним днём и щебетом фрейлин. Сиделица, кряхтя, поправляет подо мной подушки и просит подняться в покои для короткого сна.

— Ваше Величество, вы поделитесь с нами, что сказал вам Камлен Видящий? — спрашивает Тезария, отправляя в рот кусочек сочного мяса.

Её густые чёрные волосы подхвачены двумя лентами и украшены золотыми бусинами, а платье расшито сверкающим шнуром и стеклярусом. Тонкая вязь по корсету напоминает письмена в зеркальных подвалах Иверийского замка. Величественно и нарядно. Но двигается Тезария совсем не так, как неспешные и чопорные леди из высоких родов — движения порывистые, уверенные, сильные.

— Пророчество однозначно, — лениво рассказываю я, наблюдая за неспешным обедом. — Его Милость увидел молодого принца, восходящего на тронный помост, чтобы принять испытание династией. Ромул Иверийский, мой сын, будет коронован в один из таких же чудесных весенних дней.

В подтверждение слов ребёнок шевелится, пихается ножкой, и я вскрикиваю от неожиданности, но тут же хохочу. Кролик мгновенно спрыгивает и уносится прочь, но далеко убежать не успевает: служанки подхватывают его у клумбы с нарциссами и возвращают мне.

Фрейлины, быстро уловив происходящее, присоединяются к смеху. Женские голоса заглушают тихое пение, отскакивают от задрапированных бордовым шёлком стен.

— Видишь, Тезария, я открыла тебе королевскую тайну, — хитро прищуриваюсь я. — А ты до сих пор не назвала мне имени своего избранника. Хотя прошло уже два года с тех пор, как ты объявила себя невестой.

Фрейлина прячет лукавую улыбку за белоснежной салфеткой. На смуглой шее пестреет алый мак — знак соединения ментора. Он появился совсем недавно, и я едва не лишилась рассудка из-за переживаний за подругу, пока та проводила ритуал принятия менторства.

— В своих беседах мы ведь уже оплели её лентами с Кирмосом Блайтом, — старательно режет мясо Оуренская. — Между леди Тезарией Крадзин и молодым стязателем Блайтом летают такие искры, что впору разводить костёр! — она тщательно пережевывает кусочек и задумчиво произносит: — Что же касается предсказаний относительно будущего наследника, то я бы не была так уверена в прорицаниях. Мне предрекли рождение двойняшек — сына и дочери. На деле же я произвела на свет двоих чудесных сыновей на радость собственному мужу.

— Остюма, я тебе говорила, что та старуха шарлатанка, — вмешивается леди лин де Бродзен. — А Его Милость Камлен ни разу не ошибся в толкованиях. На то он и Великий Консул.

— Леди Крадзин, о вас ходят занятные слухи, — возвращается в заданную тему Остюма. — Говорят, что вы умудрились родить ребёнка вне брака в прошлом году, когда королева отсылала вас из дворца. Якобы ваша малолетняя дочь прячется в степях Таххарии-Хан. Её приютили ваши дальние родственники. Неужели вы с экзархом так далеко продвинулись в вашей связи? И почему он не признает вас женой, а ваше потомство — законнорожденным?

Я вспыхиваю: давняя ссора с лучшей подругой была вызвана моей ревностью. В один из дней мне почудилось, будто Мирасполь проявляет к Тезарии недвусмысленные знаки внимания, а та отвечает ему взаимностью. К счастью, наша дружба выдержала это испытание, и Тезарии удалось заверить меня, что это всё происки клеветниц и завистниц. Вроде той же фрейлины Оуренской, которая даже сейчас пытается опорочить репутацию моей фаворитки.