— Мне плевать на её историю! — съязвила я.

— А мне плевать на твою, — неожиданно огрызнулась Лаптолина. — И в тебе я вижу ничуть не больше, чем ты — в этой подвеске. Для тебя она просто кусок дырявой тряпки, ограничивающий твой привычный комфорт. Ты не достойна её носить.

От возмущения я едва не кинулась в драку по старой привычке. Но Лаптолина не боялась меня. Она бережно погладила портрет королевы длинными пальцами. Тяжело и глубоко вздохнула, закрыла глаза и откинула голову, прислушиваясь к далёким звукам фортепиано.

— Научись видеть нечто большее в том, что кажется простым на первый взгляд, — медленно проговорила женщина. — Глубокую и важную скрытую суть, которая заключена под поверхностью. Кто вы, юная леди?

Она двинулась в мою сторону, едва перебирая ногами. При этом ни одна складка её платья не шелохнулось, словно оно было сделано не из ткани, а из фарфора, как у кукольной танцовщицы.

— Я — не леди! — с упорством дятла повторила я. — Я — Юна Горст, дочь рыбака из Фарелби, студентка Кроуницкой Королевской Академии!

— Неужели? — она стала у меня за спиной, развернула к большому напольному зеркалу в золоченой раме. — Именно её ты видишь в отражении? Смотри внимательно!

С той стороны зеркальной поверхности на меня смотрела весьма привлекательная девушка с яркими глазами и гладкой сияющей кожей, в роскошном платье с кружевными оборками и тонким шитьём по корсету. Ухоженная, холёная благородная леди с блестящими идеальными локонами, ниспадающими до самой талии. Один из них, белый, как морской гребешок пены тёмного моря, свернулся мягким кольцом на высокой груди.

Я раздражённо стряхнула волосы.

— Ладно, — надув щёки, сдалась я. — В зеркале я вижу Мелироанскую деву. Но как только мне вернут моё оружие…

— Я же сказала! — прикрикнула Првленская. — Смотри внимательно. Думай, Юна Горст, думай!

Я нахмурилась, всматриваясь в отражение. О чём тут думать? Что имела ввиду ректор? Кто я? В чём моя суть? Взгляд упал на чёрного паука.

Ну конечно. То, что было важного во мне за всю мою жизнь. То, что видел во мне каждый, кто проявлял ко мне интерес.

Артур Оуренский, который учил пустышку стрелять из лука.

Магистр Фаренсис, который мечтал заполучить чужой кристалл.

Господин Демиург, использовавший меня против своего врага.

Все видели во мне только одно. То единственное, что последнее время скрывалось под бархаткой, которую госпожа Првленская сейчас прикладывала к моей шее.

— Мейлори чёрного паука, — обречённо выдала я, приподнимая волосы.

Знак соединения полностью скрылся под полоской мягкой ткани с богатой историей и происхождением. Ректор застегнула украшение и придирчиво оценила собственную работу в зеркале, смахнула с моих плеч невидимые пылинки. Со стороны мы были похожи на мать и дочь из знатной аристократической семьи — прилизанные, статные, с красивыми причёсками и изящными украшениями. Только вот у меня никогда не было матери, и вряд ли эта леди могла её заменить. Я попыталась шагнуть вперёд, чтобы разорвать расстояние, но тонкие пальцы удивительно крепко и больно вцепились в моё плечо.

— Неверно, — сухо прошептала мне на ухо Лаптолина Првленская. — Ты — женщина, которая может погубить Чёрного Консула вместе со всем королевством. И для этого тебе не нужно оружие, кровавая магия или даже Орден Крона. Вслушайся в каждое слово, Юна Горст, потому что это и есть твоя скрытая суть. Именно поэтому я ещё не вышвырнула тебя, как подзаборную шавку. Именно поэтому господин Демиург ищет тебя. Именно поэтому Кирмос лин де Блайт скрывает тебя здесь. Он публично признал это. Пора бы и тебе это признать, моя дорогая.

Лаптолина деловито отошла, нагнувшись над своим искусным столом, а я фыркнула, презрительно отшатнувшись от зеркала. Кинула на него ещё один короткий взгляд и демонстративно отвернулась.

Госпожа Првленская будто бы потеряла ко мне интерес: она перебирала письма на фарфоровом подносе. Среди вороха пергаментов я заметила жёлтые листовки, на которых в Кроунице писали любовные истории. Женщина взяла одну и вчиталась.

— Новая сказка о любви ментора и мейлори, что спасает королевство, — потрясла Лаптолина листовкой. — Совсем новая и ожидаемо популярная. Красивая и волшебная. Но знаешь, в чём опасность этой истории?

Я пожала плечами.

— Она вбивает в головы юным леди, что мир строится на любви и верности, — женщина брезгливо откинула бумагу. — Что любовь способна преодолеть все преграды, — она невежливо ткнула в меня пальцем. — Но на деле любовь выкопает тебе могилу. Вам обоим. А заодно и всему королевству. Ты, наверное, думаешь, что мир вдруг сам исправится и исцелится, а вы с ментором обретёте счастье. Что Квертинд как-нибудь справится без тебя. И без него, — она резко отвернулась и быстро заморгала, будто бы передумала продолжать. Но всё-таки продолжила: — Если ты и вправду так думаешь, нам всем конец. Выжить в этом измученном распрями и истерзанном конфликтами королевстве можно лишь взяв всё в свои руки.

Ноги сами собой сделали два шага назад. Хотелось заткнуть уши. Однажды я уже пыталась изменить судьбу королевства. Ни к чему хорошему это не привело. И мне не нравилось то, что говорит эта женщина. Я нутром чувствовала, что мне не стоит этого слышать.

— Как ты представляешь себе будущее рядом с ним? - Лаптолина быстро взяла себя в руки, села за стол и раскатала чистый пергамент.

“Никак” — хотелось ответить мне. До этого момента я запрещала себе представлять себе будущее рядом с ним. Только прошлое. Но мой ответ госпоже Првленской не требовался, потому что она продолжила.

— Будешь на балах, приёмах и светских ужинах косноязычно пояснять всем высокопоставленным людям и консулам, что могла бы стать отличным боевым магом, поэтому ведёшь себя, как дикарка? Ты хоть знаешь, что только движением веера или лёгким па в танце можешь оскорбить или сделать неприличное предложение мужчине? Хочешь позорить своего ментора до конца его дней, как делала это до сих пор?

— Я не… — хотела возразить я, пытаясь подобрать слова. — Я была…

Я не позорила его? Конечно, позорила без конца, даже находясь вне сложных правил придворного этикета. Я была ребёнком? Наверное, была… Но я и сейчас им оставалась, мечтая единолично владеть ментором. Я ведь и правда наивно думала, что любовь должна всё простить и сгладить. Но что он будет делать, отказавшись от власти? Путешествовать? Растить подснежники на склонах гор?

Грустная улыбка тронула мои губы.

— Ты не хотела проявлять такое явное неблагоразумие, эгоистично ставя свои желания выше благополучия королевства, — подсказала Првленская. — И была очень неосмотрительна, отказываясь проявлять усердие в обучении. Вы это хотели сказать, леди Горст?

— На… наверное, — растерялась я.

Я всё ещё боялась, что ментор умрёт в битве, но не думала о том, что будет, если он выживет. Как он будет жить? Как мы будем жить? Это открытие потрясло меня.

— В моём кабинете принято отвечать “Да, Ваше Сиятельство”, — Лаптолина макнула перо в чернильницу. — И кланяться.

— Да, Ваше Сиятельство, — я склонилась, выставив правую ногу вперёд и приподнимая уголки платья.

— Хорошо, — одобрила Првленская, бросив на меня короткий взгляд. — Тебе нужно ещё поработать над реверансом. Уверена, своим неуклюжим поклоном ты не хотела оскорбить меня старой безмозглой курицей, закостеневшей в своей чопорности.

Перо заскрипело по пергаменту, а мне снова поплохело. Слоны у ног Лаптолины как будто бы ожили и увеличились в размерах. Комната закружилась.

— Я пишу консулу Батору, что расследование продвигается, и у нас уже есть подозреваемые. Это значит, что Жорхе Вилейну нужно поторопиться с выводами. Он должен найти убийцу или назначить, мне всё равно. Но консула лин де Блайта лучше не привлекать к этому делу, — чётким, спокойным голосом вещала Првленская, выводя строчку за строчкой. — Нам важно беречь его репутацию почище своей. События вроде тех, что произошли в Кроунице, необходимо предотвратить, — она подняла глаза и заметила моё состояние: — Ты понимаешь, о чём я говорю, Юна?