Наставница с дряблым подбородок отпрянула от меня, как от пожара. Видимо, боялась, что я была способна на кровавую расправу прямо посреди сиротского приюта. Что ж, в этом была доля правды. Руки у меня чесались.
— Мы верим тебе, сестра, — легко тронула меня за плечо Зидани. — С Тильдой Лорендин расправился призрак Мелиры Иверийской. Великая королева сама наказала её за злобные деяния.
Я закатила глаза. Тоже мне, лучшие из женщин! Мелироанские девы не верили в икша, не верили в господина Демиурга, но охотно пересказывали байки о призраке, даже не стесняясь детей. Что это ещё за таинственный призрак Мелиры, вооружённый рапирой?
Приин поймала мой взгляд и как-то странно дёрнула щекой. Недавнее происшествие всё же оставило на ней свой след: всегда гладкие блестящие волосы потускнели и распушились, цвет лица померк, а одежда измялась. Интересно, кто-то ещё из сестёр замечал её положение?
Впрочем, сейчас это было не важно.
Вместо драки и дальнейший обвинений я повернулась к напуганной, сжавшейся в комок Мальке и заглянула в глаза.
— Не раскисай, — я прошлась ладонью в перчатке по мокрым детским щекам. — Ты хотела посмотреть на шрамы? Так смотри.
Я приспустила короткий рукав платья — одно кружево! — и выставила вперёд предплечье, украшенное рваным перламутровым росчерком. Малька открыла рот. Чтобы впечатлить сиротку ещё сильнее, я без стеснения задрала юбку, демонстрируя неровные звёздочки над коленями — следы зубов икша. Уже давно поджившие, белесые, они, конечно, ни в какое сравнение не шли с ужасным клеймом на лице. Поэтому я торопливо заговорила:
— Чудовища оставили на нас с тобой шрамы, Малька, — я осторожно убрала от её лица прилипшую прядь. — Но не все они видны другим людям. Самые страшные шрамы внутри нас, и их не вылечить ни силами Девейны, ни даже Иверийской магией.
Девчонка хлюпнула носом и выпучила огромные тёмные глаза. Клеймо на щеке она больше не прятала.
— Пусть все думают, что это уродство, но мы-то знаем с тобой, что в наших метках заключена большая сила, не доступная никому другому. Злость и обида. Я знаю, что она в тебе есть, — я легко ткнула Мальку в центр груди. — Используй эту злость себе во благо. Научись сражаться не с людьми, а с судьбой. Ты будешь проигрывать, но и выигрывать — тоже.
На плечо легла рука Зидани Мозьен. Сестра меня поддерживала.
— Только не торопись, — предупредила я девчонку. — Прежде, чем действовать, трижды подумай и не спеши. Но не позволяй себя обижать.
— Леди Эстель, — раскрыла рот Малька. Рука её вновь метнулась к клейму, но сиротка передумала его прятать. — Вы говорите так красиво, но я даже не знаю, что мне делать сегодня… Или даже прямо сейчас, — она подалась ближе и прошептала: — На меня все смотрят.
В первую секунду я растерялась, осознав, что мы и вправду стали актёрам на сцене, застывшими в окружении ожидающих продолжения зрителей. Но потом память подкинула мне подсказку. В мыслях зазвучал самый родной голос из далёкого прошлого.
— Делай то, что можешь сделать прямо сейчас, — уверенно кивнула я. — Порой даже камешек в сапоге проясняет разум, если его оттуда наконец выкинуть.
Я улыбнулась кроуницким воспоминаниям. Какой наивной, простодушной и открытой тогда была Юна Горст! Как бесконечно она верила в сказу и в хорошего ментора! Как отчаянно пыталась сохранить свет в душе… Ещё не подозревая о том, что тьма ничем не хуже.
— У меня нет камешка в сапоге, — прервала мои размышления Малька и с сомнением оглядела свою обувь.
Сиротка задумалась и потрясла ботинком, будто убеждаясь, что в нём действительно ничего не гремит. Такая смешная! Было бы не удивительно, если бы камешек оказался внутри: башмаки порвались и истёрлись. Но я, конечно же, имела ввиду совсем другое.
— Иди и возьми свою конфету, — подсказала я. — Ты заслуживаешь её так же, как все остальные девочки здесь. Не позволяй никому отбирать это право. И… — я скривилась от самой мысли, но всё же сказала это вслух: — Слушайся взрослых. Помогать преступникам — плохая идея.
— Мудрые слова, леди Эстель, — торопливо подхватила наставница приюта и заговорила громко, чтобы все девочки услышали: — Мелироанские девы подают нам пример сестринства и единства. Среди них царит мир, уважение и взаимоподдержка. Давайте окажем нашей Мальке такую же заботу, как это делают благородные леди. И этим все вместе спасём её душу. Во имя Квертинда!
— Во имя Квертинда! — вразнобой отозвались девичьи и детские голоса.
Впечатлившись, долговязая смуглая девчонка заключила Мальку в кольцо рук, чем вызвала вздох умиления у всех присутствующих. А соседка даже протянула свой надкусанный леденец. Это было так трогательно и простодушно, что напомнило счастливый конец волшебной сказки — одной из тех, что рассказывала в местном приюте Зидани. И это так… воодушевляло! Буквально окрыляло. Как убийство, только… иначе.
Я выдохнула и спрятала лицо в ладонях. Глупая ухмылка отчего-то казалась стыдной.
Уличив момент, Матриция завела весёленькую песню про сверчка, и дети тут же радостно вскочили, затопали башмаками по половицам. В “Анне Верте” вернулся смех, гомон и веселье.
— Ты была хороша, — раздалось совсем близко.
Хломана Дельская аккуратно взяла меня под локоть и оттащила в свободный угол. В самом центре комнаты становилось опасно: Талиция тащила детишек танцевать. Радостные, вдохновлённые и перемазанные липким сахаром, девочки раскручивали юбки, хохотали и будто бы нарочно врезались друг в друга, подкошенные головокружением. Княжна Веллапольская ловила их по очереди, подкидывала в воздух и, смеясь, усаживала на стулья.
— Спасибо, — кивнула я. — Но ничего хорошего в этом нет. Я просто поделилась горьким опытом. Мне бы не хотелось, чтобы Малька повторила мои ошибки. Оказалось, что я тоже могу помочь в “Анна Верте”. Приин была права.
Во рту пересохло, и я очень удачно обнаружила на ближайшей тумбе кувшин с водой. Не найдя стакана, приложись прямо так, к горлышку. Напившись, вытерла рот предплечьем. Хорошо, что Эсли не видит! Иначе отчитала бы меня за недостаточную утончённость.
Сестра Дельская стояла рядом и, как и все, хлопала ладоши в такт весёленькой песне и тихонько подпевала. Крупный изумруд на её груди ловил солнечные блики и то и дело посылал зелёные отблески на побелку стен. От духоты, усталости и проклятого ризолита у меня закружилась голова, и я присела на край лавки. Полированное дерево источало вполне естественное южное тепло. Я вывернула руку за спину и незаметно дёрнула шнуровку корсета. Дышать стало легче. О да, Юна Горст всё ещё дышала, хоть в последнее время весьма тяжело.
— Лаптолина обычно не одобряет дорогих украшений, — тихонько заметила я в спину Хломане. — Особенно посреди дня. Эсли рассказывала мне, что они уместны только на балах и приёмах.
Сестра перестала пританцовывать, обернулась и прищурилась.
— Это фамильный камень Дельских, — пояснила она. — Азазель. Для них этикет делает исключение.
— Один из демонов, — задумчиво буркнула я себе под нос.
— Прости, что? — не поняла Хломана. — Из демонов? Это кто?
— Да так, — отмахнулась я. — Старая веллапольская легенда, — повысила голос, чтобы сестра расслышала комплимент: — Очень красивое украшение, Хломана.
— Благодарю, — радушно улыбнулась она. — Азазель совсем недавно приобрёл вид кулона, ранее моя мать носила его в кольце. Теперь же, смотри, — она присела ближе и взяла украшение в руку так, что цепочка на шее врезалась в чёрную орхидею. — Восемь бриллиантов огранки “роза”, золотые крепления и эмалевые капли. Не поверишь, но это украшение делала наша Финетта. Моя семья доверила ей такую ответственную работу и не пожалела.
— Охотно поверю, — я сделала вид, что рассматриваю кулон. Интересно, что за демон скрыт в изумруде? — Финетта талантлива и имеет высокий порядок магии Нарцины. Будь она злодейкой, сам призрак Мелиры пощадил бы её за ювелирный талант.
— Я не верю в призрака, — рассмеялась Хломана и повела плечом. — Как и в легенды, будь они хоть тысячу раз убедительными. Настоящее зло — люди, а вовсе не мистические призраки, грязекровки или демоны.