— Кажется, я не давал вам повода сомневаться во мне, — проговорил Кирмос и я заметила, как напряжены его скулы, как играют желваки при произнесении короткой реплики.
— Ничего личного, господин лин де Блайт, — хлопнула я глазами. — Но мне, как Великому Консулу, приходится контролировать Верховный Совет. А для этого нужны рычаги давления на всех его консулов. На вас — тем более.
Кирмос лин де Блайт встал.
Он подошёл к столу, облокотился об него обеими руками, навис надо мной грозовой тучей, посмотрел в глаза и… вдруг улыбнулся. Дружелюбно и сладко. Даже ласково.
По позвоночнику ледяной змеей скользнул холод угрозы. Проклятый манипулятор!
— Зря стараетесь, — не убрала я надменности из голоса. — Квертинд уже лишил меня всего, — я подалась ближе, насколько позволяли приличия, и прошептала: — Моя жизнь не имеет смысла. Я готова погибнуть хоть прямо сейчас, если не смогу послужить королевству так, как считаю правильным.
В кабинете стало темнее, но мне было очень хорошо видно лицо оппонента. Оно казалось неподвижным, но вдруг во взгляде, в напряжении, в мимике мелькнула перемена. Кирмос лин де Блайт как будто что-то вспомнил в этот миг или, может, пришёл к особому выводу.
Он отстранился, засмеялся своим мыслям, покачал головой.
Так и не проронив ни слова, лин де Блайт развернулся и направился к выходу.
Вот этого уже я предугадать никак не могла, поэтому растерялась.
— Ваша Милость, — сорвалось с губ перед тем, как консул подошёл к двери. Я всё-таки не удержалась от оправданий: — Надеюсь, вы понимаете, что всё, что я делаю — во имя Квертинда.
— Как никто другой, госпожа Ностра, — тихо ответил он и повторил: — Как никто другой…
Он кивнул на прощание и вышел, прикрыв за собой дверь.
Я осталась в смешанных чувствах. То ли выиграла, то ли проиграла... Рука бессознательно тронула крупный рубин в серёжке, надеясь услышать родной голос из прошлого, но на этот раз украшение молчало. После видения зов вечности стихал, исчерпав всю магическую память. Разочарованный вздох едва не перешёл в плач.
Через минуту знакомая дверь с консульскими весами отворилась, и в тонкой щели показалась любопытная и напуганная морда Йоллу.
— Хвала Лулуку и Лулике! — обрадовался рудвик. — Я думал, что найду вас мёртвой, и мне придётся стать мстителем. Знаете, за мной целый “КОРЖИК” и на Верховном Совете я обнаружил, что иголка булавки может стать отличным оружием…
— Всё в порядке Йоллу, — уронила я голову на руки.
— Ваша Милость, — зацокал когтями по полу рудвик. — Я передал все распоряжения в канцелярию и в кабинеты законотворчества. Её милость Витта Лампадарио трудилась, не покладая рук, лу-лу. Она уже посетила Ложу Вестников, отдала распоряжения по поводу огласки. В Претории все шокированы, но готовы разнести новости о вашем решении по всему Квертинду. И ещё, — Йоллу как будто сомневался, и мне пришлось поднять голову, чтобы обозначить, что я его слушаю. — Новый экзарх просил личной аудиенции по вопросам расследования преступлений Ордена Крона.
— Пусть передаст письменные отчёты через тебя, Йоллу, — устало ответила я и поднялась. Браслеты королев гулко звякнули на запястьях. — Если я сочту донесения достаточно важными для аудиенции, я сама его приглашу.
— Я ему так и сказал, лу-лу, — довольно фыркнул Йоллу и погладил пуговицу камзола.
Ноги сами собой понесли меня к окну. Уставшая, измученная событиями, я прислонилась плечом к оконной раме, наблюдая за ночной жизнь Лангсорда. День подходил к концу, но этот город никогда не прекращал своего движения. Столетия, что он прожил, пошли его облику только на пользу — на колоннах вокруг площади Тибра обозначились следы чужих судеб. Частые выщерблины писали на них свои личные, маленькие истории, а потемневшие от пыли основания придавали торжественной монументальности.
Сколько потерь, перемен и трагедий видел это город… Как много всего довелось пережить его жителям. Всем жителям Квертинда. И сколько им предстоит ещё пережить… Глаза сами собой нашли кладбищенский холм, укрытый осиновыми рощами.
— Велите подавать дилижанс? — спросил Йоллу.
— Нет, — выдохнула я и проводила взглядом стайку городских птиц, взлетающую от проезжающего мимо дилижанса. — Не сегодня. Останусь в кабинете, он ведь до сих пор пригоден для жизни. Заночую здесь, а утром займусь изучением готовых проектов консула Лампадарио и донесениями экзарха, — я слегка повернула голову вбок и улыбнулась. — Ты ведь помнишь, как обслуживать Великого Консула, когда он живёт в своём кабинете, Йоллу? Поможешь мне?
— Всенепременно! — обрадовался рудвик, кисточки на ушах задрожали. — Будьте спокойны, я теперь знаю, что необходимо леди! Сделаю всё в лучшем виде, лу-лу! — он заметался в поисках нужных предметов быта. — Гребень, щётка, холстина. Чистое постельное белье за третьим шкафом… — что-то рухнуло, но рудвика это не остановило, а распалило ещё больше. Он начал причитать строгим голосом: — Потребую, чтобы привезли свежую смену одежды этой ночью, а прямо сейчас… Открыть окно, распорядиться насчёт завтрака. Всё так, лу-лу, это не проблема, а чепуха на постном масле! А ещё вода и купель для процедур омовения…
Под это уютное и доброе бормотание я дошла до одинокой софы у стены, на которой когда-то спал Камлен Видящий.
Какая разница, где теперь спать? Меня никто нигде не ждал. Мне не к кому было торопиться. Белые пальцы погладили вытертый бархат, но в следующий миг я сощурилась, когда в канделябрах вспыхнули свечи — Йоллу зажёг их лучиной.
— Желаете что-нибудь особенное перед сном? — ворвался в мою меланхолию голос рудвика. — Сливочный десерт или свежие булочки? — он выпятил животик. — Если хотите слышать мои рекомендации, лу-лу, то я рекомендую раскурить баторские благовония. В былое время мы с Его Милостью Камленом беседовали в сладком дыму…
— Кое-что желаю, Йоллу, — перебила я рудвика, но не дала его возмущению войти в силу. Откинулась на софу, глянула в потолок и попросила: — Милый Йоллу, почитай мне сегодня одну из тех добрых, светлых сказок, в которых всё непременно заканчивается хорошо.
Глава 13. Новая сестра
Весна принесла в Батор жару. В пряном неподвижном воздухе не было даже крохотного дуновения. Занавеси, обычно прикрывающий круглые окна и то и дело взмывающие в воздух, сегодня были подхвачены атласными шнурами и неподвижны. На нагретом солнцем подоконнике благоухали вазы с цветами и горшки с ними же, блестел вспотевшим боком кувшин с цитрусовой водой и ползали пчёлы. Полосатые труженицы приняли за собратьев плетёные броши — пёстрых стрекоз, жучков и даже одного чёрного паука, который был подарен мне этим утром Финеттой Томсон.
Сама мастерица как раз стояла у открытого настежь окна и на понятном только ей языке жестов объясняла что-то Матриции, гуляющей по саду в сопровождении служанок.
— Приин выбрала весьма скромное платье для своей церемонии, — серебряной ложечкой помешивала чай Хломана за мозаичным столиком. Вид её был как никогда сдержан — каштановые волосы уложены косами вокруг головы, воротник льняного платья вышит цветочным орнаментом. — Даже не знаю, как стоит трактовать это решение. Что оно демонстрировало обществу? Подчёркнутую невинную простоту или недостаток средств?
— Хломана! — возмутилась Зидани Мозьен, с недавних пор старшая из сестёр. — Как тебе не стыдно обсуждать такие вещи?
— Здесь все свои, — отложила ложку сестра Дельская. — А в своём кругу, в этих стенах, мы можем позволить себе хотя бы каплю откровенности. Не так ли, сёстры?
— Откровенность и сплетни, — разные вещи, — вставила я и скинула туфли.
Забралась с ногами на мягкий пуфик и от скуки попыталась привести в приличный вид соломенную куклу, подаренную мне когда-то маленькой девочкой. Несмотря на то, что я к ней не притрагивалась, кукла истрепалась и выцвела. Но я всё равно запретила Эсли выбрасывать этот пучок соломы. В каком-то смысле он был мне дорог. Как память о прошлой Юне Горст.