Но однажды его сняли с полки и наложили в него кашу. Был это день России. Тогда вся семья решила примириться, жить дружно и относиться друг к другу с любовью. «Ведь мы русские люди».
После этого у Фофановых еще горшочки появились. Раньше наш горшочек и не знал, что в мире есть такие же, как он. И тут на его полке, кроме термометра и иконы, появились другие горшки. Удивился горшочек, обрадовался. Но вскоре понял, что они одной природы, но не одной породы. Горшки были какие-то грубые, не мылись после еды, стояли с налипшей капустой и гречкой. А наш горшочек был с тонкими стенками, ему не нравилось, когда его руками хватали, ложкой в нем шурудили. И мылся он хорошо. Остальные же горшки смотрели на горшочек и смеялись над ним. Ой, какой неженка! Какие тонкие стеночки! Может, ты не горшок, а вазочка. И хохочут.
Однажды отец семейства уснул перед телевизором. Смотрел он программу о народных ремеслах — о том, как ложки деревянные делают. Смотрел и задремал. Мимо шел толстый кот, пульт лапой нажал и переключил на культурный канал. А там рассказывали о венецианских стеклодувах. Как они делают из стекла горшочки, вазы, вазочки, тарелки, кашпо, всяких бабочек, игрушки для елки. Так поразило это наш горшочек. Он увидел, что есть другой мир — не грубый и глиняный, а тонкий и прозрачный. Решил горшочек, что уедет он из России в эту страну стеклодувов. В Венецию. Или куда Бог даст.
После ужина, когда горшки валялись грязными, все в каше, горшочек сказал, что он уедет из страны. Другие горшки, когда услышали, то не поверили. Как это — уедет? Ты же горшок! Ты чего? Умом раскололся? Крышечкой съехал? Или дном протекаешь? А горшочек, разозлившись, говорит: не ваше собачье дело, чашки без ручек, дураки пузатые, земляные комки. А горшки ему: если что-то в России не нравится, горшочек, — вали! Хорошо, что хозяйка сразу их в посудомойку засунула, иначе бы все передрались, раскололись.
На следующий же день стал горшочек по кабинетам ходить. Там не особо удивлялись, что к ним горшочек пришел. Ведь чиновникам что человек, что горшок — все одинаково. Долгов и детей горшочек не имел, преступлений не совершал. Выдали ему заграничный паспорт, а визу он вскоре сам получил. Пора ехать.
Молчали в тот день остальные горшки. Горшочек ничего с собой брать не захотел: ни горстки кашки, ни куска хлеба. Стали вдруг другие горшки говорить, что всегда его любили. И будут скучать, потому что с ним интересно. А теперь — тоска глиняная.
Утром сел горшочек в такси и поехал в аэропорт. Едут они, едут и встали на шоссе в пробку. Водитель болтливый попался и вывел горшочек на разговор. Горшочек говорит, мол, улетаю из этой страны, где к людям относятся как к горшкам, а к горшкам и того хуже. Куски мяса и комки глины — вот и все население. Я такого не хочу. Водитель ему отвечает: эх... Я, говорит, сам каждый день вожу людей в аэропорт. Кто-нибудь безвозвратно улетает. Горько так, грустно... Думал он об отъезде? Думал, конечно. Да только кому он там нужен — простой русский мужик. Рассказал, как тоскливо ему живется. Семья у него такая же, как у горшочка была: жена, два сына, невестка. Только не кот, а собака. Для души он делает деревянные ложки. И пьет.
Рассказывал он это долго, а пробка автомобильная все не кончается. И тут говорит водитель горшочку: «Ох, дружище, от тоски живот мне скрутило, а выйти некуда. Боюсь, что сейчас случится конфуз. Не знаю, что и делать...» А горшочек говорит: «Не то оскверняет, чем нас наполняют, а то, чем мы сами наполняем мир. Совершай же в меня!» Горшочек крышку открыл, водитель штаны спустил и пристроил свой зад. И наполнил горшочек до краев... как бы сказать... серевом.
Горшочек так и улетел. На российской границе ничего не сказали, а на европейской только нос поморщили: фу, русский. От этого стало горшочку неприятно. Увидел он, что за границей все из стекла, но стекло это бронебойное. Вроде улыбается тебе человек, а сам за стеклянной броней сидит.
Год прошел. Однажды лежат грязные горшки в раковине. И вдруг видят по телевизору — горшочек! Их старый друг! По репортажу рассказывают, как он живет в Европе. Оказывается, по тамошним законам горшочки должны не ждать, когда в них еды наложат и помоют. А сами кашу варят. Наш горшочек пробовал, но каши у него не получилось. Зато получилось другое. Как бы сказать... Горшочек стал варить вместо каши — какашки. А с водителем, который наполнил его по дороге, завязалась переписка. Одно немецкое издательство выпустило ее книгой. Назвали «Русское золото: разговор человека и глины». Горшочек хотел подписаться «Ночной Горшок», но ему посоветовали «Горшочек Тьмы». Ходят слухи, что могут ему дать Нобелевскую премию. Одни не верят, другие верят. А вы-то как думаете?
Хер до тучи
Жил да был один хлопец. Звали Митя, родился в Херсоне. Все братья его были богатыри — ростом в два метра, плечи аршинные. Красавцы! А Митя был в семье сморчком: один метр шестьдесят семь сантиметров. И то на цыпочках, а так-то метр шестьдесят пять. Особых талантов у него не было. Лицом разве что смазлив, да только с лица, как известно, воду не пьют. Ни в науках, ни в сельском деле успехов Митя не имел. У братьев над кроватью — дипломы олимпиадные и кубки спортивные, а у Митяя нашего — актриса немецкая с большими персями. Вот и все достижения. Братья над младшим потешались: ничего-то ты не умеешь, кроме дрюканья. Да только годы шли, а Митя вдруг заимел неожиданный успех у баб. Даже братья-богатыри такого успеха не имели. А Митя очень даже имел. До такой степени, что одна баба, Наташкой звали, вызвала его к себе в Москву. И посадила Митю в свою фирму помощником риэлтора.
И стал Митя там успехов добиваться, да таких, что даже братья ему позавидовали. Стали у него помощи просить, чтобы в Москву ехать и там жить. Митя попросил Наташку свою, она всем квартиры помогла выискать — с печами микроволновыми, мебелью, а одному брату — даже с джакузи. Это самому старшему.
И захотела Наташка всех братьев перепробовать. И прямо по годам пошла — от младшего к старшему. Вот напробовавшись лежат они в джакузи, тогда старшой брат и спрашивает Наташку, мол, как я — хорош? А она ему отвечает как на духу — из всех братьев ты самый лучший, да только Митя еще лучше. Обиделся старший брат, запузырилось джакузи от его злости. Как так, говорит, он лучше, да чем лучше? А Наташка, так уж и быть, говорит ему шепотом: у тебя хер с пол-локтя, а у него — с локоть.
«Так вот, значит, дело в чем!» — рассвирепел старший брат. Вот что он в конторе твоей риэлторской делает! Работничек! Я, понимаешь, автомеханик, другой брат — аптекарь, третий — спортсмен, четвертый — индивидуальный предприниматель. Каждый свой хлеб честным трудом зарабатывает, а Митька — срамным удом. Тьфу, курощуп! Хотел уж старший брат уйти, а Наташка ему говорит: останься, милый. Мне, говорит, его удочка уж великовата стала, да и растет она — куда ж такое годится. Растет? «Да, как борода растет, так и она». Тут-то и понял старший брат, в чем дело.
А дело было вот в чем. Фамилия у Мити по отцу была Щукины, а по матери — Великановы. И сплошные мужики в роду, кроме матери. И все, едва сорок лет исполнится, так помирали. Причем многие от самоналожения рук. Почему так — никто понять не мог. Все красавцы двухметровые, все при деле, а уходили в полном расцвете. Говорили, что это потому, что подхватили болезнь Ильи Муромца — депрессивную лярву. Или лявру, как мать их говорила, царствие ей небесное. Да только, если правду сказать, дело было в другом. Фамилия Щукины дана им была не случайно. Ведь щука сколько живет, столько и растет. И Великановы из той же породы. Это все наследники больших людей, населявших Россию в давние времена. И вот когда вырастали мужики из рода Щукиных-Великановых за два метра, то сами искали погибель, чтобы не выдать свое происхождение. Ведь нынешний мир заселен карликами, а те ненавидят великанов: хватают их, устраивают им суды и замучивают в тюрьмах.
