В девять часов мы собрались в гостиной на чай с калачами и сливками, а дальше, под благословение Пелагеи Ивановны и ленивые напутствия Ольги Карповны дребезжащая пролетка (железные ободы на колесах вместо резиновых) понесла меня к мосту, чтобы на другой стороне реки встретиться с господином Перекатовым.

Я не ошиблась, выбрав Сергея Петровича гидом и компаньоном в моей первой поездке по мартовской Москве. Его шутливые замечания сглаживали унылое впечатление от рытвин и колдобин на мостовой – улицы были полны раскисшего грязного снега в лепешках конского навоза, над которыми весело гомонили воробьи. Весенняя Москва показалась мне деревянной, низкорослой, сырой.

Кругом носились экипажи и такие же открытые коляски, как наша, бородатые кучера покрикивали и свистели кнутами. Народ был одет пестро и разнообразно, нищие в лохмотьях просили милостыню, чиновники в фуражках спешили на службу, чумазые мальчишки – подмастерья в ломаных картузиках сновали с корзинками и мешками, как челноки, крестьяне в лаптях, купцы в чуйках – кого только не было!

Бойкие торговцы зазывали покупателей на все лады:

– Пироги подовые постные и скоромные, не зевай – налетай! С мясом и яйцами, с семгой и груздями, с кашей и снетками…

– Горячие щи, кислые щи – десять копеек миска!

– Грибки соленые, с лучком, с постным маслицем!

– Морожено хорошее! Сливочно-шоколадное…

– Сбитень горяч, отменно бодрящ! На меду, на клюкве.

По уговору с Ляпуновой мы отпустили Федора с коляской домой, и тут же наняли самого толстого и горластого извозчика на Никольской улице.

– Отвези нас, голубчик, в банк, – значительно молвил Перекатов, поигрывая франтовской тросточкой с античным бюстом в виде набалдашника.

– Куда прикажет ваша сиятельность! – гаркнул богатырь в лохматом зипуне.

Финансовые дела скоро были улажены – на имя Алены Дмитриевны Третьяковой открыт внушительный счет. Но я отметила, с каким удивлением чистые, усатенькие сотрудники косились на мой пуховый платок из дедовых запасов, а также на старенький лисий салоп Ляпуновой.

Поэтому сразу из банка я попросила Перекатова отвезти меня в модный магазин готового платья на Кузнецком мосту, по пути называя все улицы и площади, где будем проезжать.

Так оказались мы в центре Москвы, повидали длинные ряды лавок и подвалов на Тверской и Охотном ряду. Здесь торговали мясом, дичью, рыбой, грибами, овощами, всяким припасом и напитками. Возле открытых бочонков толпился народ, приценивался, торговался.

– Сергей Петрович, можно остановиться, посмотреть, что там продают?

– Извольте, Алена Дмитриевна. Полагаю, грузди соленые, опенки или боровики. А может, и капуста квашеная. Третья неделя сыропуста идет.

– Напомните мне купить клюквенной пастилы для Пелагеи Ивановны, – попросила я Перекатова. – И еще чего-нибудь вкусного к ужину – выпечку, конфеты. Ой, смотрите, какая огромная баранка! Человек ее на шею одел. Настоящая?

– Приказчики на любой фокус идут, лишь бы товарец сбыть, – усмехнулся Перекатов. – Сейчас он с ней по городу гуляет, а вечером пойдет в трактир чай пить.

Мне нравился его мягкий, неторопливый говор и деликатные пояснения.

– Самая блестящая улица Первопрестольной! В глубокую старину на речке Неглинной была слободка мастеров-кузнецов, которые для Пушечного двора трудились, отсюда и название пошло. По преданиям, у боярина Кучки здесь ковали железо, а сейчас червонцы куют – из женских чепчиков, перчаток и шляпок.

Поспевало время обеда, на улице стало многолюдно, прибавилось нарядных экипажей, мы поехали тише мимо ювелирных магазинов, кондитерских и галантерейных лавок.

– Торты Трамбле, книги Готье… меха, драгоценности, мебель… – вслух читала я огромные вывески.

– Как видите, все иностранные имена, – резюмировал Перекатов. – А вот одна из целей нашего визита. Могу смело рекомендовать вам ателье мадам Жанет-Габриэль.

– Не слишком ли вычурно? – я с сомнением разглядывала в витрине вечерние туалеты в перьях и кружевах от декольтированного ворота до воланов подола. – Разве что по заказу сошьют что-то приличное и удобное.

Перекатов заметно смутился и приятным образом покраснел.

– Простите, Алена Дмитриевна, еще не слишком хорошо изучил ваш вкус.

– Кхм… насчет вкуса… давайте уже переоденем меня и поедем обедать.

«Надеюсь, в ресторанах и меню он разбирается больше, чем в дамских туалетах», – посмеялась я про себя.

Следующий час мы заглядывали в разные магазинчики, пока, наконец, не составили мне минимальный гардероб для барышни 1870-х годов. Под ласковый щебет и комплименты услужливых приказчиков я облачилась в новое голубое платье, идеально сидящее по фигуре, и короткое приталенное пальто серовато-желтого цвета, отороченное енотовым мехом.

На голове моей теперь красовалась круглая шляпка с ненужной вуалькой, а пуховый платок пришлось спрятать в кожаном саквояже, который любезно держал в руках Сергей Петрович.

Еще несколько картонок и пакетов с нарядами, обувью и бельем будет доставлено в дом Ляпуновой, не таскать же покупки по городу.

Желая вознаградить спутника за терпение, я приобрела для него небольшой подарок – брутальное портмоне из телячьей кожи за три рубля, сразу же разложила по кармашкам пачку денежных купюр и серебряную мелочь под замочек.

– Думаю, так нам будет удобно. В ресторане должен расплачиваться мужчина.

– Благодарю вас, Алена Дмитриевна, мне, право, неловко…

– А знаете что, Сергей Петрович? Я устала от блеска и шика, давайте поедем в заведение попроще. Например, какой-то хороший трактир.

– Вижу, вы поклонница русской кухни, Алена Дмитриевна! Тогда наведаемся к Тестову, что в доме Патрикеева на углу Воскресенской. Такой знатной селянки и расстегаев больше в Москве не сыщешь. А в ресторанах все больше французские блюда подают – ростбиф и фрикасе, консоме Марго и стерлядь брезе о шампань…

В добрых глазах Сергея Петровича появился мечтательный (или просто голодный) блеск. Очаровательный мужчина! Так бы и чмокнула в причесанную бородку.

Но сначала надо накормить.

О московских трактирах конца двадцатого века, глотая слюнки, читала я когда-то у Бунина в таинственном рассказе «Чистый понедельник». И вот нежданно-негаданно выпала возможность посетить. Так, не скупись же, Алена Дмитриевна!

На первом этаже заведения у Тестова показалось мне людно и шумно. Народ сидел в верхней одежде, воздух спертый, накуренный, перила лестницы, обтянутые бардовым сукном, нечисты.

Брезгливо поводя тонкими усиками, Перекатов повел меня на второй этаж, где была предусмотрена раздевалка. Дальше мы прошли в большую, высокую залу, заставленную диванчикам и столиками. В глубине залы стоял музыкальный шкафчик, напомнивший мне орган, позже я узнала, что он называется – орекстрион, поскольку имитирует звуки целого оркестра.

Вероятно, проигрывателей с граммофонными пластинками еще не изобрели или до Москвы новшество не дошло. Всему свое время. Я спросила Перекатова о таких личностях, как Федор Шаляпин и Александр Вертинский, но получила отрицательный ответ. Даже если знаменитые исполнители уже родились, известности еще не получили.

Что же касается трактира Тестова – убранство показалось мне совсем простым, на что Перекатов с лукавой усмешкой парировал, дескать «Красна изба не углами, а пирогами». И подозвал полового, то есть расторопного парня-официанта.

Но это в ресторане он бы звался официант и ходил во фраке, а здесь – просто половой. Все атрибуты на месте – белая рубаха с пуговицами на высоком вороте, повязанная красным кушаком, и взбитый на бок завитой чубчик плюс задорные усики и бритый до синевы подбородок.

– Проводите-ка нас, любезный, в отдельную комнату с фортепьяно! – распорядился Сергей Петрович.

«Приятно командовать, имея портмоне, набитое деньгами».

Нам предоставили отдельный кабинет, посредине стол, накрытый скатертью с кистями.

– Рекомендую начать с селяночки, – сладко улыбнулся Перекатов, и я милостиво кивнула.