– О великие духи природы! Примите наше почтение. Мы чтим ваши традиции. Ночных охотников не видно. Лугару больше не посещают. Хамаки-вождь наш. Услышь и помоги нам, явись нам и мы поймем, что должны сделать за племя, за тех, кто положил свои головы из-за охотников… О наш отец.

– Мне кажется, если честно, не в обиду, но это просто какой-то бред! Ты еще деревню не видела, такое чувство, что они не знают, что такое цивилизация, я многое узнал об их культуре. Знаешь, Лора, они, оказывается, потомки племени вождяХамаки. Я сам был в шоке.

– Да ладно?! – я удивилась.

– Если честно, от этих разговоров я есть захотел. Может, вернемся в лагерь?

– А ребята?

–Ну, я думаю не нужно их отвлекать. Я запомнил дорогу.

Но тут один из наших местных друзей встал и злобно посмотрел на меня. От его взгляда мне стало не по себе, ноги подкосились, такое чувство, что он за что-то меня жутко ненавидел. Но что я ему сделала? Я с ним даже не разговаривала, потом он толкнул своего друга и начал что-то громко ему доказывать. Он кричал, размахивал руками, тыкал на меня пальцем и смотрел на нас с таким прискорбным видом.

Я опустила голову и поняла, что Генри смотрит на мою забинтованную руку. Ну все, мало того, что гиды меня ненавидят, хотя я не знала причины их ненависти, то теперь и от Генри не отвертеться, что ему сказать? Правду? Нет, он не поймет, не поверит. Генри верит только тому, что доказано, что имеет научное объяснение и что можно потрогать руками.

А огромный волк, моя рана и ужасная пронизывающая боль – не самое ощутимое, что можно назвать реальностью. Он подумает, что я просто хочу ему отомстить за то, что он не поверил в историю, что он считает меня легковерной и наивной. Я должна была, что-то придумать, соврать. Если вы были бы на моем месте, вы, наверное, сделали бы что-то подобное. Взяв мою руку, он начал ее разматывать, но я резко вырвала ее и убрала за спину.

– Что это? – удивленно и немного серьезно спросил Генри.

– Рука, —я немного улыбнулась, но знала, что он настроен серьезно.

– Я вижу, что рука. Что с ней? Куда ты опять залезла?

– Генри, я просто…—не успела я договорить, как увидела, что моя рука уже у него, и он разматывает ее.

– Лора, что это? – показывает на мою опухшую руку и рану.

– Это просто порез, ничего страшного, – смущенно убрала глаза, чтобы не смотреть на него, ведь я сама не любила врать, но с этой поездкой я стала просто спец по вранью.

– Просто порез? А опухоль? Немедленно нужно к врачу, – тут он на мгновение задумался и сказал:– Я и забыл, что мы не в городе, здесь нет врача. А к местным «шаманам» я тебя не поведу. Хорошо, возвращаемся в лагерь, а завтра летим в Нью-Йорк. И это не обсуждается!

– Но Генри?

– Это не обсуждается!

– Как скажешь,—я вздохнула.

А что я могла возразить? Рука и впрямь была размером с кабачок. Что это моглобыть я не знала, но она жутко болела. Вечером, когда мы возвратились в лагерь, нас встретилКарл. Он подлетел так бесшумно, что мы опять с ним оказались лицом к лицу. Затем он отошел и радостно сказал:

– Ну вот. Жива! Как я рад. Где ты нашел ее, Генри?

– В лесу. Можно так сказать. Взгляни на руку. Завтра утром мы поедем обратно в город, – Генри, уставшим шагом, потирая пот со лба, пошел к реке, сбросив рюкзак.

– Что с рукой? Это укус? —он был ошарашен, увидев мою опухшую и слегка посиневшую руку.

– Нет, ты что! Я просто поранилась о камни, когда нашла эти сооружения от какого-то старинного храма, вроде оно начала ХIХ века, наши гиды остались там, вроде оно для них священное.

– Лора, ты прям ходячая катастрофа! —он усмехнулся. – Нужно приложить лед, пойдем, я видел его в машине.

Карл взял меня за талию и аккуратно, придерживая своей теплой рукой, повел к реке.

Пока мы шли, я обратила внимание, что он хромает на правую ногу, но вида боли он явно не показывал. Его лицо, такое спокойное, слегка желтоватого оттенка, было прекрасным. Я не хотела уезжать. Я знала, что из-за меня Генри лишается шанса, который вряд ли он уже сможет повторить. Но он сказал, что построение, которое я нашла, поможет ему в мире истории.

Конечно, я видела, что он не хотел уезжать, но он был решительно настроен, ведь это моя ошибка и вина. Если бы я только чуть подождала их в лагере. Но нет, мне надо было уйтикому-то назло. Во мне было столько противоречий. Пока мы шли, моя голова просто разрывалась от мыслей и чувств, ранее почти, а то и никогда мне не знакомых.

– Карл, а что у тебя с ногой? – мне вдруг стало немного не по себе.

– Да так. Неудачно спрыгнул с джипа, —он быстро спустился к ручью и аккуратно потянул меня к себе.

Я последовало за ним, конечно, я сделала вид, что поверила ему. Но подумайте сами, какой джип. На миг мне показалась чточто-то в нем изменилось, он стал более привлекателен. Не знаю почему, но я задумалась о том, что завтра мы уедем, и больше я его не увижу. Почему так жесток мир, может быть, в нем было то, чего я не видела в городских парнях.

Страсть к приключениям, спокойствие, которым он просто заражал, его более европейский вид. Можно сказать, та самая изюминка, загадка, которую я так и не смогла разгадать. Мы промыли рану проточной водой. Карл снял повязку, и я зажала рот рукой. Боль пронзила все тело. Темно-синяя с красными пятнами и кровью моя рука выглядела очень страшно.

«Боже, разве это возможно? Нет, я, наверное, сплю. Как бы я хотела, чтобы это было сном». Промыв руку, он оторвал кусок ткани от своей футболки и аккуратно перебинтовал ее. Затем мы направились обратно в лагерь. Мне стало грустно, но моя рука напоминала мне об адской боли и о том, что завтра мне все равно придется лететь домой.

Ночью поднялся ветер. Мою палатку качало, было еле слышно храп моих храбрых мужчин. Снаружи палатки было царство: наверное, от маленьких жуков до наших странных гидов сон просто лился рекой. Вот только я не могла уснуть и часу. К вечеру моя рука принялась за старое. Она ныла и болела, хотя это мало сказано.

От такой боли я не могла сомкнуть глаз. Сон подступал, но тут же его прогонял жуткий жар моего тела. Постепенно от руки этот жар распространился все дальше, и мне стало по-настоящему плохо. Вдруг на какое-то мгновение я прикрыла глаза, и снова в нос ударил этот до боли знакомый запах мокрой травы. Я встала, резко открыла глаза и увидела перед собой огромного мужчину, он куда-то показывал рукой, не говоря ни слова. Мне вдруг стало страшно. Он был в черном длинном балахоне, очень бледный и холодный.

Еще несколько мужчин и женщин окружили меня, они показывали на меня, они все молчали. Я не могла понять, что всем этим людям от меня нужно. Они стали сжимать круг подходя все ближе и ближе ко мне, и вот, когда они уже были от меня на расстоянии вытянутой руки, я закричала.

Я резко открыла глаза от крика, вскочила, и поняла, что кричала я. Тут я прижала рот рукой и стала вслушиваться в тишину: «Неужели я разбудила своим криком всех? Сколько время?».

На часах было пять утра.

Голова гудела, как обычно бывает после жуткого похмелья, или когда ты всю ночь танцуешь, а поспать тебе потом не придется.

Вроде спокойно, да что это со мной? После такого мне точно понадобится помочь психолога. Тут я вспомнила про то, что сегодня мы возвращаемся домой. Нет, я не хотела уезжать, но переубедить Генри не в силах даже мне.

Он всегда был таким – упрямый мальчишка, который считает себя взрослым и способным на принятие важных решений. Я села, поджав ноги к груди, думая, что же со мной происходит и почему наша поездка стала каким-то страшным кошмаром.

Тут я услышала какой-то голос, он был мне не знаком. Но я отчетливо слышала его, как будто кто-то разговаривал прямо у моей палатки. Я осторожно расстегнула край палатки и выглянула, но там никого не было.

Странно! Я могла поклясться, что слышала голоса! Но это было не столь важно, мой мозг снова выдал такую жуткую боль, что я снова чуть не закричала.