Дали бы коней, повозок, которые нещадно ломаются на неидеальных дорогах Европы, конечно, лучше российских, но и они не лишены ухабов и колдобин. Да и провизию, которую сложно передвигать в обозах для оснащения тридцати тысяч на длительное время, союзники не спешат поставить. А рассылать фуражиров по окрестностям нельзя, а то вновь в варварстве обвинят.

А сколько нужно лошадей, чтобы перевезти пушку? Шестнадцать в одной упряжи и их необходимо кормить и не одной травой, чтобы не ослабли. Башмаков не хватает, быстро изнашиваются на длинных переходах, букли у солдат уже не оттираются от дорожной пыли.

Но, когда Репнин увидел авангард дивизии Румянцева, того самого обещанного подкрепления, которое так ждал командующий корпусом, генерал-фельдцейхмейстер и вместе с тем он же генерал-адъютант опешил. Пушки бодро тянули всего по четыре лошади. Да и нахождение орудий в авангарде необычно, если не сказать – преступно. Однако, делать выволочку подполковнику-юнцу Суворову, командующий не спешил. Нужно разобраться что это такое пожаловало на усиление, да еще и с правом самостоятельных действий, потешные полки, или все же боевые?

- Ваше превосходительство, подполковник Суворов с вверенным мне Первым Воронежским егерским полком прибыл, - отчитался Александр Васильевич.

Репнин мысленно зацепился за представление, в котором отсутствовала формулировка «в ваше распоряжение», но генерал вновь промолчал. Тут нужно дождаться генерал-поручика Румянцева. Но определенное мнение, основанное на возрасте этих офицеров, как командующего дивизией, так и полком, Репнин составил – все-таки потешные полки.

- Подполковник, а что за пушки у Вас и почему они идут в авангарде? – все же задал Репнин вопрос, который представлялся самым интересующим для любого профессионала в артиллерии.

- Демидовские пушки, изготовка к стрельбе составляет две-три минуты, способны стрелять навесом из-за возможности корректировки лафета, - доложил Суворов.

- Что ж располагайтесь, но на довольствие ставить не могу, сами ограничены в припасах, - сказал Репнин, решив позже подробнее узнать, может вечером за ужином, что это за такие егеря прибыли.

Василий Аникитич, являясь до отбытия с корпусом в Германию, одним из воспитателей наследника престола Петра Федоровича, видел, что тот увлекся формированием потешных полков, для чего ему и были отданы на откуп солдаты Воронежского пехотного полка. А тут, воно как – егеря! И форма у них мужицкая, что стыдно и на поле боя выводить, правда, ткань добротная, да обувь не стоптанная. Но, ни буклей, ни панталонов, а штаны темно-зеленого цвета, что в траве и не отличишь. И что еще важно – все солдаты, как успел заметить командующий имели новые фузеи, в то время, как в его полках попадались даже мушкеты петровских времен и более ранние. И очень много среди егерей штуцерников, о тактике применения которых Репнин не сильно-то и размышлял ранее. Они же в линии только мешаться будут. Перезарядка медленная – выстрелил и все, стой в роли мишени.

К вечеру подтянулись и остальные войска. Это было двенадцать тысяч солдат и еще пять тысяч иррегулярных частей казаков и калмыков. Василий Аникитич ожидал, что все они, уставшие после перехода, разобьют бивуаки и станут дразнить терпящих недостаток провизии солдат корпуса, но нет. Казаки сразу же растеклись по всем четырем сторонам, были и те, кто бегом в странных лохмотьях отправился в сторону, которую указали офицеры Репнина, там должен стоять противник в пятнадцати верстах.

- Генерал-поручика Румянцева ко мне пригласите, - приказал своему адъютанту Репнин.

Через двадцать минут в шатер командующего вошел молодой человек, вид которого никак не соответствовал генеральскому чину. Нет, выправка на высоте – лихой и статный, но очень молод. Тут без протекции, Репнин был уверен в этом, не обошлось. Но чего стоило Александру Ивановичу Румянцеву продвинуть своего сына на такой чин?

- Без чинов, Петр Александрович, - прервал доклад Румянцева командующий корпусом. – Я получил предписание дать вам волю в принятии решений, что никак не согласуется с единоначалием. Что скажите?

- Василий Аникитич, я подчиняюсь Вашему единоначалию, но волен выбрать тактику, чтобы выполнить поставленную задачу, - ответил Румянцев.

- Вот как… - Репнин задумался. – И с чем это связано?

- Тактика применения новых пушек, построений, - кратко ответил Румянцев.

- Ну, хорошо, - генерал-фельдцейхмейстер что-то для себя решил. – Давайте поужинаем, а после рассмотрим диспозицию, и до военного Совета Вы выскажите свои соображения.

После ужина Репнин услышал много новаторских идей, которые, по заверениям Румянцева уже были апробированы во время краткосрочной экспедиции дивизии на Южный Урал. Для увлеченного артиллерией Репнина было дикостью слышать, что пушки-гаубицы демидовской выделки могут бить навесом поверх голов наступающих колон и что такую тактику уже применяли. Непонятна была роль штуцерников, которые пребывали на поле боя в рассыпном строю и были призваны отстреливать офицеров врага. Безусловно, без скепсиса, Василий Аникитич был согласен только с тактикой создания усиленного натиска на отдельном направлении с помощью резервов. Вот только как эти резервы сохранять во время боя, если неприятеля вдвое больше, а англичане отговариваются от помощи, утверждая, что зализывают раны после последнего поражения.

- Сражение должно быть. Еще месяц назад, когда французы узнали об окончательном соглашении о союзе Австрии и России, Людовик склонялся к миру, но, видимо, решил показать России, что лезть в европейские дела ей еще рано. Мориц Саксонский готовится ударить в направлении Берген-оп-Зома, а после на Ганновер и взять австрийские владения в Голландии, видимо, для создания лучших условий для мирного соглашения. К тому же, если не принять бой, нас могут отрезать от моря и помощи англичан. А те худо-бедно, но провизию присылают, - резюмировал все сказанное на военном Совете Репнин.

Сегодня он опять спешит быстрее завершить все дела и прилечь. Уже несколько недель состояние его здоровья ухудшается. Кружится голова, теряется координация движений. Медикусы дают успокоительное, и он засыпает, тогда до вечера еще можно работать, однако, слабость и головная боль к ночи возвращаются.

Утром Румянцева разбудил его адъютант-порученец – Герасим – один из толковых казачков, что проходили обучения у казаков наследника.

- Ваше превосходительство! – сквозь сон расслышал генерал-поручик.

- Ну, что? Французы подошли? – присаживаясь на тюфяк, набитый соломой, спросил Румянцев.

- Так точно, французы выдвинулись с первыми петухами, Степан доложиться прибыл, - отвечал Герасим.

- Давай его, - отмахнулся Румянцев, раздосадованный побудкой, такая мамзель приснилась, а тут – солома и походный шатер.

Во временное жилище к командующему дивизией зашел в маскирующем халате сотник Степан Красный, который некогда спас самого наследника, от чего его родственники на Дону резко вошли в число богатейших казацких семей. Получив отмашку от умывавшегося Румянцева, Степан начал докладывать:

- Вчера до сумерек семь плутонгов вышли в сторону неприятеля при поддержке казаков. Выкрали ротмистра и допросили. Сегодня до полудня французы рассчитывали приблизиться на три-четыре версты к нашим позициям и начать оборудование фортификаций. Всего неприятель имеет семьдесят пять тысяч солдат при семи тысячах конных. Пушек пятьдесят четыре и они всегда располагаются на краях построений, стреляют перед конной атакой, по центру так же пушки, но их там обычно мало. Уже пушек у неприятеля на шесть-семь меньше, удалось подорвать и повредить. Подорвали пороховой склад, что был далеко от войска неприятеля в двадцати трех верстах. Там были и кони, частью побили животину. Погоню заманили на фугасы и штуцерников. Неприятель потерял до сотни солдат, - Степан замолчал, ожидая реакции генерал-поручика.

- Ваши потери? – спросил Румянцев.

- Двое тяжело пораненых в лазарет доставили. Медикусы говорят, что шансы жить есть, - ответил Степан.