Евреинов ей не ответил, так как на карете не было герба, а именно это средство передвижения не было засвечено у кого-либо из власть имущих. Но любопытство Великой княгини быстро было удовлетворено. Не дождавшись остановки кареты, ее дверца была резко открыта, а оттуда выглянул генерал Апраксин. Но главной фигурой, которая прибыла к Ораниенбауму, стал канцлер Алексей Петрович Бестужев-Рюмин. Почему именно он прибыл, было не ясно, тот имел опосредованное отношение к гвардии. Между тем логично, что для поддержки канцлер прихватил друга и одного из видных бойцов «партии Бестужева». Вот только Апраксин становился скорее бойцом на паркете политических интриг, чем с боевым генералом. Но стоило надеяться, что исполняющий обязанности Президента Военной коллегии остудит гвардию.

- Братцы! Я прибыл, дабы не допустить кровопролития. Я заставлю сдаться предателя Румянцева, и он ответит за обиды Петру Федоровичу, - распылялся Бестужев.

Однако, опытный политик и дипломат Бестужев сразу проникся тем, что гвардия накачана и не его словами, которые, не встречая отзыва, беспрепятственно летят прочь, они уже в подчинении другого лица. И он узрел ее, Екатерину Алексеевну, которую рассматривал в своих интригах значительно позже, нежели сейчас, может через лет десять. А девочка уже себя проявляет. Алексею Петровичу представилось, как ее, эту миловидную немку вносят на престол и признал, что не так уж и невероятно это выглядит, особенно, если она родит от Петра сына. Канцлер знал, что беременность Екатерины протекает болезненно, а сейчас еще эти выходки Великой княгини с поездкой на коне.

«Дура! Выкинешь дите, и на черта ты кому нужна будешь, если Петр Богу душу отдаст» - подумал Бестужев и решил не препятствовать группе гвардейцев и Екатерине отправляться к взбунтовавшимся егерям.

- Господа, прошу, за мной! – ни слова лишнего не говоря, лишь укоризненно, даже обидчиво посмотрев на Екатерину, Петр Румянцев пригласил парламентеров отправиться с ним сразу в лазарет. С командующим Первого Воронежского егерского полка были всего пять офицеров, одного из которых сильно выделял Петр Федорович – молодой Суворов, не доросший в чинах даже до капитана, но уже командующий ротой. Меньшим количеством своей свиты Румянцев демонстрировал и свою отвагу и то, что не имеет желания обострять и без того накаленную обстановку.

Только пять минут назад прискакал посыльный из военного городка, он рассказал новости, которые уже стали обрастать фантазиями и легендами, что формировали образ наследника престола на новой основе, стараясь не поминать былые глупости подростка, он так переменился после оспиной болезни. А что было до того, блажь и дурь немецкая, что вышла из внука Петра Великого.

Еще не полную картину случившегося удалось собрать из обрывочных данных и казаков, героически защищавших наследника, и оставшихся в живых нападавших. И сразу же начал обрастать небылицами сюжет, как Петр Федорович самолично порубал, пострелял, руками забил, заакрыз… Даже Румянцеву обрисовали уже искаженную картину произошедшего. Выходил эпос про богатыря-цесаревича.

Ораниенбаум, Петергоф, Петербург.

18 августа 1746 года-10 апреля 1746 г.

Пробуждение было резким, как будто только что тонул в мутной воде, и некая сила рывком выбросила меня не только из воды, но и подняла на пару метров над водной гладью, и вновь шмякнуло, но уже об бетон. Боль вдруг разлилась по всему телу, наиболее концентрируясь в районе правого плеча и на затылке.

- Доложите о потерях! – прохрипел я, выплескивая все свои мизерные силы.

- Хорунжий раненый, семеро казаков убиты, одиннадцать ранены, татей постреляли и посекли три дюжины, еще четыре дюжины взяты в плен, половина из них ранены, - отчитывался какой-то офицер, имени которого я не знал.

- Кто? – выдавил я лаконичный вопрос и обмяк. Нет, находился в сознании и даже сквозь вязкий туман сознания проступали некоторые слова «шведы», «переселенцы», «прусские штуцера». Вот только свести воедино обрывки фраз не получалось – голова болела и эта боль «стреляла» по разным местам организма.

После того, как в меня влили горькую настойку, я уснул.

Уже после сна немного полегчало, и я мог и слышать и воспринимать слова, может пока был не в состоянии анализировать, но, используя выводы говорящих, картину случившегося для себя прояснял.

- Вот, Петр Федорович, они – эти голштинцы, да со шведами, намеренно записались в наш полк. Мы же брали по умениям, а это были готовые богатыри, да и стрелки среди них оказались хорошие. От чего же не взять? Да и у каждого история была, что они гонимы на родине, что готовы верой и правдой стоять за Россию. Кто же знал, что на самом-то деле в головах у них, - говорил у моей кровати Суворов. Я узнал место, где был помещен – одна из спален в доме Румянцева в военном городке.

Пусть еще зудела голова, и мысли были не стройными, но картина для меня сложилась более-менее стройная, в особенности, когда вспомнил звериные глаза Брюммера. Вот она – ответочка за «продажу родины». Или скорее лишение обер-гофмаршала его положения? Найти горячих голов для исполнения акции по устранению предателя, не должно было составить труда. В таком хаосе, что, наверняка, творился в Голштинии при переходе ее под управление Дании, были и жертвы и лишенные имущества, да и двадцать пять лет внушения враждебности к датчанам – все это рождало «непримиримых».

Теперь же нужно подумать. А что же мне с этим делать? Какой профит можно извлечь от покушения? Первое – это вероятное улучшение отношений с Елизаветой. Она не может ни проникнуться ситуацией и испугаться за свое будущее, как и России. Проблема престолонаследия становится в полный рост, еще не известно, что там с беременностью моей жены. Жена!

- Что с Великой княгиней? – спросил я.

- Все хорошо, дворец в Ораниенбауме взят под охрану, медикус пользует Екатерину Алексеевну, - ответил Суворов.

Ох уж это выражение «пользует Екатерину» - сразу лезут в мою болезненную голову дурные мысли извращенца со стажем. Но это уже и признак того, что мне становится все лучше, раз я размышляю о семантике слова «пользует».

Через полтора часа начала приходить новая порция информации. Так, были отловлены еще шесть человек в лесу у дороги, в направлении шведского Гельсингфорса. С ними же было аж четыре штуцера, немало серебра и какие-то бумаги. Имеют ли они отношение к покушению на меня доподлинно не известно, но казачки-пластуны-диверсанты шерстили все дороги в сторону Швеции, как только поступили данные о том, что шведы каким-то образом замешаны в покушении. А тут скрывающаяся в подлеске у дороги группа, да еще и с диковинными для многих в русской армии штуцерами.

Ну и без конкретики, как я понял по наставлению медикуса, мне поведали про то, что Великая княгиня Екатерина Алексеевна как-то там разрулила ситуацию и сейчас в сопровождении гвардейских офицеров направляется посмотреть на меня и определить степень моей живучести. Может затем, чтобы как в 1762 году ударить по голове уже наверняка, чтобы без шансов… вновь последствия травмы сказываются, или нет…

Раньше Екатерины прибыл Андрей Иванович Ушаков, который и не думал ломиться в стену, кою создали егеря у Ораниенбаума, а залез в форточку, прибыв в военный городок егерей со стороны владений Голицыных.

Уже вроде бы и не глава Тайной канцелярии, но пока Александр Шувалов не берет все бразды руководства важнейшего органа-охранителя Елизаветы, продолжает делать то, чем занимался всю свою жизнь при всех императорах. Он самолично решил разузнать, почему полк, который был на хорошем счету и в большом фаворе наследника, решил своего благодетеля изничтожить. Многоопытный, несменный долгое время, глава Тайной розыскной канцелярии не верил в то, что находилось на поверхности, не верил в предательство егерей, да еще и целого полка. С ума они там сошли что ли? Да и семью Румянцевых Ушаков знал очень хорошо, чтобы даже подумать о них, как о предателях. Да, сын, Петр Александрович, был взбалмошным и продолжал чудить, за что был выпорот отцом. Но наряду с загульным образом жизни, парадоксально, но факт – младший Румянцев все больше становился стоящим командиром, требовательным и исполнительным. А женят, появится и еще одна опора для императрицы. Кровиночка румянцевская стала серьезной и возмужала. Вот и прибыл Андрей Иванович Ушаков с ротой ингерманландцев в становище тех, кого уже многие окрестили убийцами.