- Гарантии? Они прописаны в договоре, но вы рискуете только деньгами и то моими, - сказал я.
- А последний звонок некоторому известному человеку – это не гарантия? – удивился Шамес.
- Может быть, может быть, - пробормотал я, потом добавил. – Когда?
- Две с половиной недели. Самолет в Находку, там переход. Сейчас Вас начнут готовить, - ответил Шамес.
*……….. * ……….*
Мой организм как будто только ждал именно этих двух с половиной недель, так как в день перелета в Находку начались такие боли, что мне, заядлому ЗОЖнику уже захотелось наркоты, лишь бы прервать эти муки. Может, еще год назад я бы терпел боль, и не помышлял о сильнейших обезболивающих, вызывающих привыкание, но год постоянных сражений со старухой с косой подтачивали мой характер. Теперь же две недели, три дня, восемь часов и уже семнадцать минут я просто мучительно умираю.
Я пребывал в полузабытье, потерявшись в пространстве, но чувствуя импульсы метронома, отсчитывающего последние минуты жизни. Меня на что-то уложили, что и каталкой и кровать не назовешь, нечто футуристичное ложе, натыкали мое бренное тело множеством датчиков, погрузили в сон… как же это божественно – не чувствовать боли!
*……….. * ……….*
Екатеринбург
Полночь, 17 июля 1918 г.
Что это? Мне сниться? Такой реалистичный сон, я чувствую то, что чувствует… Кто? Император Николай II? Я думаю, как он, но эти мысли мне не подчинены, а другое мое «я» так же живет своей жизнью, стараясь слиться с сознанием последнего царя. Шизофрения! Но какая же реалистичная! Может, такая у всех сошедших с ума?
Что это? Униженность? Нет – страх! Не за себя, за детей, жену, за Отечество. Что я не так сделал? Нужно было устроить террор и тогда… Не о том мысли, не о том. Что там кузен, почему Англия не вытащит нашу семью из этого ада? Семьдесят два дня геенны огненной. А я-то думал, что ад был еще в Тобольске! Нет – то было чистилище, а сейчас мы в аду. Ну ладно я, Боже, – нагрешил, так накажи! Это расплата за Ходынское поле, может за Цусимский позор, или за то, что спасал Париж бессмысленными и неподготовленными атаками на германцев? Но причем тут семья? Боткин причем? Почему мы все должны спать на сыром полу, есть объедки тремя ложками на всех и строго по времени?
Я не хотел такой участи России, я видел ее великой страной и делал такой по мере своих сил!
- Эй, гражданин Романов, бяры свое семейство и лакеев и айда за мной! – пробасил рослый солдат без знаков различий в черной кожаной куртке.
- Куда нас? – спросил с опаской я.
- Дак енто… фотокарточку сказали сделать усего семейства, - произнес солдат, будто проговаривал заученный текст.
Я ничего не заподозрил, несмотря на то, что Я другой Я знал, что ведут на расстрел. Раздвоение личности есть, но не могу заставить себя не идти, понимая, путь лежит на Голгофу. А другое мое «Я» говорит: «Ну, слава Богу, хоть какие-то подвижки, может Мама через датчан что-то смогла решить. Сейчас сфотографируют и отправят в Лондон или Копенгаген».
- Алеша! Девочки! Все идем за этим солдатом, - выкрикнул Николай – бывший самодержец – во двор дома, где была семья и единственные… нет, не верноподданные, а истинные друзья. Сегодня спать нам не разрешали, вот в полночь и дышали свежим воздухом.
«Вот как так не понять?» - кричал я сам себе, но слов не слышал. – «Нас всех ведут в подвал, сейчас расстреляют!»
Усталые, апатичные ко всему происходящему, люди, еще только пару лет назад бывшие вершителями судеб в самой большой в мире стране, понуро шли вниз по лестнице. Подростка Алексея поддерживал доктор Боткин, чтобы бывший цесаревич не споткнулся – последнее кровотечение остановили только чудом, как будто Распутин на том свете помолился за отрока.
«Нет, не верь! Стулья стоят не для фотографий, они лишь бутафория» - кричал я сам себе, когда у меня, моего второго «Я» немного отлегло от сердца при виде мебели при ярком освещении в подвале. Можно было действительно подумать, что это фотоателье, ну не во дворе же фотографироваться, да еще и ночью.
- Алеша, присядь ты, Аликс и ты, я постою! – сказал я и стал между сыном и женой.
В небольшое помещение, сразу после того, как бывшая царская семья с друзьями собралась фотографироваться, вошли десять человек, а дверь, ведущая наверх, закрылась.
- Постановлением Президиума Уральского областного Совета…- начал зачитывать текст по бумажке комендант Юрковский, который буквально с неделю назад сменил старого начальника «тюрьмы»…- В виду бунта чехословаков…
Я слушал и еще где-то надеялся, что это не конец, пусть не я, но эти молодые девушки, еще не целованные, не познавшие любви, мои дочери, Алеша, больной, но любимый, эти верные спутники, единственные из сонма некогда клявшихся в верности людей, идущие с монархом до конца. Но и я же понимал, что это все…
- Суки, тут же дети! – прокричал я истошно, когда два моих «я» слились воедино.
Вокруг все опешили, такой лексики от императора, путь и бывшего, никто не ожидал. Я встал и, раскинув руки, стал приближаться к расстрельной команде. Метр, еще один, осталось всего четыре метра до палачей, потом навяжу борьбу, прикроюсь комендантом, без сопротивления не сдамся…
Выстрел!
- Дети, Аликс, Отечество! Простите! – сказал я и… умер, не успев осознать и увидеть смерти своих близких.
*……….. * ……….*
4 сентября 2023 г.
- Есть пульс! – услышал я на затворках сознания.
Значит это выверты мозга и сейчас врачи борются за мою жизнь, может что-то из этого и получится. Очень много бумажек с мертвыми президентами стоила эта авантюра, должно получиться. Но…
*……….. * ……….*
Санкт-Петербург
14 часов 23 минуты
1 марта 1881 г.
Облучок кареты и папироса в дрожащих руках. Не решаясь закурить, крошу табак на подтаявший снег.
- За что? Я же дал народу больше, чем кто-либо из Романовых. Я освободил людей, дал состязательный суд присяжных, что даже убийц отпускают. Земства, отмена рекрутского набора, освободил болгар. За что? – сокрушался я практически в гордом одиночестве, сидя на облучке кареты, пока казаки оказывали помощь раненным и распрягали лошадей.
Другое мое «Я» уже не пыталось подсказать императору Александру II, что такое замешательство после взрыва первой бомбы приведет его к смерти. Где-то рядом стоит бомбист Гриневицкий и решается на свое действие, понимая, что может и сам погибнуть, даже, скорее всего.
Как можно так работать? Охраняемое лицо не увезено в безопасное место, не взят под усиленную охрану периметр, не оцеплено место преступления, не уроненные «мордой в пол» все зеваки. Да хотя бы своими телами прикрывали императора, но нет.
- Вот он! Не дай бросить! – выкрикнул я, мои сознание сплелись на слове «бросить» и стоящий в метрах трех с боку казак посмотрел с сочувствием на императора, он то знает, что бросать курить не так то и легко, а ему скоро в станицу возвращаться и придется отвыкать от курева.
Бомба уже летела, и ничего сделать было невозможно. Да, я попытался привстать, попробовал даже нырнуть под карету, но взрыв был столь мощным, но шансов не осталось.
«Я хотел сделать людям жизнь лучше! Я даже хотел дать им Конституци!» - прозвучали в голове последние мои мысли в теле и в сознании императора Александра II, прозванного «Освободителем».
*……….. * ……….*
4 сентября 2023 г.
- Пульс есть, но наблюдается резкое отмирание клеток, прежде всего, головного мозга. Процесс вряд ли обратим! – кричал доктор.
- Он должен жить! Или умрем мы и все наши родные и близкие! Ты слышишь? – отвечал другой человек, представившись… без разницы, как он себя сейчас называл, это был Виктор Семенович Шамес, тот самый распорядитель, который и организовывал мое «выздоровление».
