– Мнение товарища Жукова мы уже слышали, так что попрошу высказаться товарища Рокоссовского.

Зал затаил дыхание, когда со своего места поднялась стройная фигура генерала Рокоссовского. Константин Константинович, понимая свой груз ответственности, выдержал подобающую паузу и сказал одно лишь слово.

– Готов!

13

– Мужики, а вы чего уже такие пьяные?

Из открытой двери потаповской квартиры в нашем знаменитом доме командного состава РККА, ко мне с объятьями бросились Виктор и Михаил. Первый не только пытался сломать мне ребра одной рукой, но второй еще и умудрялся потрясать угрожающей по размеру и не совсем полной бутылью самогонки. А вот Михаил уже явно не очень твердо стоял на ногах.

– Фальстарт, дружище, извини, но пока ты укладывал своего Ваньку, мы не могли не выпить за успех сегодняшнего совещания!

Вырвавшись из не совсем трезвых объятий друзей, я прошел в квартиру и показал им большую кастрюлю с картошкой и жареной рыбой, которые Аня приготовила на закуску, пока я укладывал спать сына.

– Картошечка… – голосом Савелия Крамарова из «Джентльменов удачи» умилился Михаил.

– Закуска градус крадет! – возразил Абакумов, подтверждая его слова, на столе в кухне закуски было немного, кроме ополовиненной буханки хлеба стояли две банки тушенки и полкольца колбасы.

– Чтобы за тобой угнаться, нужно градус не красть, а грабить, – усмехнулся я, накладывая Михаилу в тарелку добрую горку картошки и два больших стейка рыбы.

– Штрафную опоздавшему! – Виктор встряхнул бутыль.

– Штрафную тому, кто виноват в опоздании.

– Это кому?

– Ваньке, конечно, кого я спать укладывал?!

Абакумов расхохотался.

– Это сколько же мне ждать, нужно, чтобы штрафную ему налить?

– Нет, Лёв, ты пожалей парня, сколько у него штрафных накопится, пока ему это станет можно, – с набитым ртом добавил Михаил.

Виктор разлил самогонку по стаканчикам.

– Ну, за отличную мысль, которая столь вовремя пришла Леве в голову! – объявил он под звон бокалов. – Все-таки, исход голосования был непредсказуем, а так, коль Константин Константинович готов выполнять наш план, то и голосовать смысла нет. Если же Западный фронт постигнет неудача, то Жуков может наступать мотомеханизированными корпусами.

– Все-таки, предупреждать надо, что вы меня решили в качестве «ультима ратер» использовать, – укорил я. – Я бы хоть подготовился.

– Экспромт получился лучше, – заявил Виктор, – кроме того, мы не рассчитывали на тебя, товарищ Сталин просто решил показать твою значимость, мол, без тебя нигде черти гороха не молотят.

– Серьезно? Знал бы я об этом раньше…

– И не придумал бы выигрышный вариант.

– Вполне возможно.

– М-да, товарищи чекисты, – отставив очищенную тарелку, проговорил Михаил, – все-таки, есть у вас какие-то тайны Мадридского двора.

– Ты о чем?

– Не о чем, а о ком, о тебе, Лева, необычный ты человек, недаром Георгий Константинович говорит, что ты – «темная лошадка».

– Да уж, с товарищем Жуковым мне сейчас в темном переулке лучше не встречаться, – попытался отшутиться я, но Виктор внезапно разоткровенничался.

– Миш, собственно говоря, разве для дружбы тебе мало, что Левка наш, советский человек, коммунист и настоящий друг?

– Конечно, не мало, но, все-таки, когда вы друг с дружкой обсуждаете свои секреты, я получаюсь какой-то третий лишний.

– Ладно, дружище, ты прав, как думаешь, откуда у нас такие точные данные о том, как будут действовать японцы, как устроена оборона у финнов и когда и как нападут фрицы?

– Ну, наверное, от агентурной разведки.

– Агентурная разведка назначала штук 20 сроков нападения гитлеровцев, ты это и сам знаешь. А мы, как видишь, прекрасно знали, как будет действовать враг. Знали, потому что это все уже было.

– Что значит, «было»?

– А вот то и значит, что Лева попал к нам из будущего, и в его варианте истории все это уже было.

– Из будущего?

– Из 2012 года.

– Но как?

– Миш, я бы сам хотел знать, как, единственно помню, как взорвался фонарь во время бури в Магадане в 2012, а очнулся в больнице в Магадане в 1937-ом.

– Магадан? Там же каторга, как ты оттуда выбрался?

– Нормально выбрался, каторга при царе была, а сейчас – перевоспитание.

– Помнишь Берзина? Ну, на пикнике, который Буденный устраивал еще в 36-ой дивизии, с женами и детьми, – опять взял ситуацию в свои руки Абакумов.

– Да, помню, мы еще тогда все на «ты» перешли, – улыбнулся Михаил.

– Вот Эдуард Петрович Леву в Москву ко мне и направил, у него проблемы были с Фриновским, если бы он или кто-то из его людей на материк выбрался, их бы арестовали, как маршала Блюхера.

– Блин, ну вы нашли, мужики, когда такие новости сообщать, я ведь завтра подумаю, что мне это по пьяни пригрезилось.

– Ладно, спросишь, мы тебе еще раз расскажем, да Лева еще покажет свои причиндалы, которые Берзину и мне показывал, чтобы мы поверили, просто сейчас записная книжка электрическая у товарища Сталина, а на телефоне Анька английский учит, только ты не болтай об этом пока.

– Ну, об этом мог бы и не предупреждать, – даже обиделся Михаил.

– Ну и чего ты решил с Мишей разоткровенничаться? – спросил я, когда тот закрыл за нами дверь квартиры.

– Давай я тебя провожу, а то точно Жуков в темном подъезде подкараулит, – спускаясь по лестнице, пошутил Виктор. – Он прав, не по-дружески получается друга в-темную использовать.

– Ну а про прогрессорство же не рассказал.

– Ну ты, Лева, чудак, хочешь, чтобы у Михаила тут же ум за разум зашел? – рассмеялся Абакумов. – Про прогрессорство можно будет говорить только, когда коммунизм построим, а вот твое попаданчество скоро станет секретом Полишинеля.

– Почему?

– Товарищ Сталин хочет использовать его, чтобы принудить немцев заключить мир.

– Для этого ноутбук взял?

– Да, Лаврентий Палыч говорит, мол, нельзя использовать технику, которой нет у туземцев. Но товарищ Сталин ему возразил, что это ведь не наша техника.

– А про использование техники из будущего нигде не сказано, – усмехаюсь я.

– Сечешь фишку, – хитро улыбается словечку из будущего Виктор, – да и своим раскрыть, почему ты такой продвинутый и всем необходимый, а то товарищи уже головы сломали, кто такой Лева Абалкин и чего с ним так все носятся.

– Думаешь, народ такое переварит?

– Ну, до народа, думаю, не дойдет, останется в верхах, но знать о тебе скоро будет гораздо больше людей, чем раньше, вот и решил Михаилу тоже рассказать… по-дружески.

– Понятно, когда там самолет-то на завод пойдет?

– Не терпится вернуться к своим зэкам? Или, может, какая симпатичная зэчка завелась?

– А я не такой, как у твоего отца дети.

– Ну и нечем тут гордиться. Думаю, недельку тут просидишь, там какие-то сложные детали вот-вот должны закончить, загрузим вместе с тобой. Так что обрадуй свою соломенную вдовушку.

На улице уже не морозно, в свете фонарей порхают еще несмелые снежинки. Пожав друг другу руки, мы разошлись по своим подъездам.

Осторожно, стараясь не звякнуть лишний раз ключом, открываю дверь, вслушиваюсь в темную тишину квартиры. Лампочка под потолком загорается особенно ярко после полного мрака. Снимаю шинель, вешаю ее на вешалку. Теперь отнести на кухню кастрюлю.

Прикрыв за собой дверь, открываю воду в раковине. М-да, брусок хозяйственного мыла и тряпка не особо хорошо заменяют губки и «фэйри». Сейчас-то уже привык, а по первости, мытье посуды просто бесило. Поставив вымытую кастрюлю на расстеленное полотенце, выключаю свет.

В спальне, в свете уличных фонарей, проникающем сквозь окна, не так темно, как в прихожей. Тикают ходики, оставшиеся от предыдущих хозяев квартиры, на комоде с зеркалом поблескивают какие-то склянки и баночки. Аня спит на своей половине кровати, рядом на подушке лежат наушники и телефон. Ей нужно учить английский, чтобы стенографировать международные встречи. Блин, ноут товарищ Сталин отжал, телефон жене оставить придется, а то научиться воспринимать английский на слух без практики очень сложно. Что я делать-то буду у себя в Сибири? Придется в лагерную библиотеку идти, вспомнить детство, когда читал бумажные книги.