Так что положение даже вольнонаемных работников завода мало чем отличалось от положения осужденных. Особенно с учетом того, что Эдуард Петрович и здесь по максимуму применял расконвоирование за хорошую работу и примерное поведение. Даже на отдых в Сочи работники завода с семьями выезжали в спецвагоне в закрытый и столь же хорошо охраняемый санаторий, для этого я выбрал уже знакомый мне «Красный штурм».

После того, как завод был запущен, Эдуард Петрович вернулся в Магадан, а начальником производства вместо него назначили меня. Как безапелляционно заявил Виктор Абакумов: «Хватит шарахаться по фронтам. Толку от тебя там уже ноль, а вот голову сложить можешь в два счета». Ну а в помощь мне мой здешний «крестный» оставил товарища Филиппова.

Поспевая вслед за широко шагающим по скрипучему снегу старовером и козыряя встречным чекистам и вохровцам, я на ходу спрашивал, не видал ли кто начальника лагеря. Один из них сообщил, что видел товарища Филиппова в новой котельной. Туда мы и направились по широкому проезду между двумя рядами заборов из колючей проволоки. С одной стороны сплошной стеной возвышались переходящие один в другой заводские цеха, в которых поточным методом, перевозя изделие от позиции к позиции на железнодорожном транспортере, собирали ракеты Р-1. По другую же сторону тянулись столь же унылые многоквартирные рубленые бараки для вольнонаемных, несколько частных домов для руководства, а дальше возвышались пулеметные вышки «зоны».

3

Еще на подходе к отчаянно дымящей из длинной трубы котельной, был слышен зычный голос Филиппова, который виртуозно материл кого-то. А, судя по звукам, пару раз был слышен и луськ здоровых затрещин.

– Здравствуйте, – отвлекся от кучки арестантов на подходящих начальник лагеря, его широкое крестьянское лицо с носом-картошкой быстро приняло радушное выражение.

– Чего, Иван Гаврилович, воюете со своими подопечными? – поинтересовался я, поздоровавшись с Филипповым за руку.

– Да, Лева, представляете, умудрились, заразы, ночью нажраться, как свиньи, чуть все цеха не разморозили!

– А где же они пойло-то взяли? – удивился я.

– Не поверите, – рассказывает чекист, – слили незамерзайку с водовозки, что вчера воду доливала.

– Так они же отравиться должны бы были!

– Не, живы-здоровы, только болеют с похмела. Они, паразиты, ночью, в самый мороз, выставили на улицу лом, и по нему слили жидкость в ведро.

– Ну-ка, Пряха, ты тут главный инженер у этих алкашей, поясни товарищу Абалкину, как вы спирт добыли.

– А чего рассказывать-то, – забубнил, размазывая кровь, шедшую ранее носом по чумазому лицу здоровенный детина в ватном комбезе, столь похожем на горнорлыжку, в которой я щеголял в Магадане во время своего попаданчества, и которая тогда еще приглянулась товарищу Филиппову. – Ну, там, ядовитая гадость, она тяжелая, к лому холодному прилипла, а спирт, он легкий, в ведро и слился.

– Во, видали, какие Менделеевы доморощенные у нас водятся, – развел руками Иван Гаврилович.

– Да, правду говорят, что голь на выдумки хитра, – подивился я, – но, все-таки, Иван Гаврилович, не дело бить осужденных.

– Да нет, товарищ начальник производства, вы что! – в голос воскликнула вся бригада кочегаров, – мы же понимаем, не маленькие, виноваты. Так лучше по морде, чем обратно под конвой.

Махнув рукой, я отошел, жестом приглашая Филиппова за собой. Тот, отпустил заключенных, погрозив им еще раз для острастки кулаком, тоже пошел за мною к деликатно остановившемуся поодаль Когтеву-старшему.

– Ну как тут по морде-то не дать, – оправдывался чекист, – коль у меня всего две бригады кочегаров обученных на две кочегарки и банно-прачечный комбинат, заменить-то некем, так что обратно на зону не отправишь, а так и авторитет власти не уронил и работников сохранил.

– Иван Гаврилович, – начал я, – смотрите, вот товарищу Когтеву нужно полторы-две сотни зэков, чтобы расчистить новые поля, продовольствие чтобы было с запасом. Можем выделить людей?

– Да выделить-то не проблема, – почесал короткий ежик под шапкой Филиппов, только вот как их там обустроить?

– А вы, Иван Гаврилович, не беспокойтесь, – вступил в разговор старовер, – мы и каторжанам вашим и охранникам теплые балаганы из лапника елового понастроим. Питанием обеспечим, а бежать отсюда все равно некуда. Выбраться можно только по чугунке или по воздуху.

– Да уж, в самолет не попасть, а давеча один попытался на платформе спрятаться, так только ледышка до Асино доехала, – согласился Иван Гаврилович. – Ладно, готовьте временные жилища, как будете готовы, маякните.

– И, да, – добавил энкаведэшник, – собачек своих, все-таки, нарядите на охрану, а то ведь кто-нибудь сдуру в тайгу рванет, да замерзнет или волки схарчат.

– Сделаем, – согласился старовер.

– Да, еще, чуть не забыл, – спохватился Филиппов, – товарищ Когтев, когда вы мне уже кандидатуру на участкового милиционера дадите? Уже два месяца прошу.

– Прохор Иванович, правда, сколько можно тянуть? – укорил я.

– Да к чему нам участковый тот? – развел руками Когтев. – Мы ведь живем своим укладом, только вот с вами взаимно выгодно сотрудничаем.

– Прохор Иванович, ну вам же еще товарищ Берзин говорил, что нельзя в советской стране «не иметь дел с государевыми людьми». Порядок и закон везде быть должны, нужен участковый уполномоченный, значит нужен. Ведь и чтобы с нами сотрудничать вашей общине сделали статус колхозной артели. А чтобы в ваши дела никто не лез, у вас и просят дать в участковые уполномоченные своего человека.

– Ладно… – сдался старовер, – все равно уже мой Фомка в ваших бесовских штучках замарался, берите его еще и государевым человеком, всем миром отмолим его непутевую душу как-нибудь.

4

У ворот, устроенных во внешнем ограждении, в пушистом снегу лежали запряженные в нарты собаки. Отдохнувшие, они встретили хозяина радостным лаем, виляя пушистыми баранками хвостов.

– Ну, балованные, кормить уже дома буду! – грозно осадил собак Прохор Иванович, сел на корточки перед вожаком, потрепал его ласково по холке, заглянул в глаза, что-то тихо приговаривая. В ответ пес лизнул хозяина в нос, и под его властным взглядом вся стая немедленно выстроилась в походный порядок, тихо повизгивая перед дорогой.

– Ждать! – строго приказал старовер вожаку сыновней упряжки и тронул потяг. – Ну, пошли, родимые, пошли, кхо-кхо-кхо!

Наблюдая, как в снежной пыли, поднятой десятками мохнатых лап, быстро исчезает высокая фигура стоящего на запятках нарт каюра, я подумал, что нашему заводу очень повезло с этой общиной. Еще геодезисты нашли неподалеку от облюбованного под завод места, разбросанные на большой площади небольшие, на несколько дворов починки общины староверов-беспоповцев. Летом сообщения между починками практически не было, только пеший мог с трудом пройти через тайгу и болота, в окружении облаков гнуса. Так что все короткое лето люди работали в своих хозяйствах и на пасеках, чтобы обеспечить себя на зиму продовольствием. Осенью, после уборки урожая, начинался сезон охоты, забивающий мясными тушами глубокие погреба, в которых даже летом не таял запасенный лед. И только с установлением холодов и выпадением снега, открывались зимние дороги, возвращались из тайги собаки, которые все лето отдыхали от зимних трудов на вольных хлебах, и люди начинали ездить друг к другу в гости, обмениваясь необходимыми продуктами, играя свадьбы и справляя церковные праздники.

Когда появились первые строители, староверы хотели было сняться с насиженных мест и уходить еще дальше на север. Однако, прибывший в числе первых Эдуард Петрович, оценил пользу, которую могла принести община, и уговорил стариков остаться на месте. Для легализации был создан колхоз, который всю свою продукцию сдавал и продавал на завод. А по-другому и не получилось бы: везти продукты еще куда-либо вышло бы слишком дорого. Паспорта, которых как огня боялись старообрядцы, называя дьявольским клеймом, колхозникам в то время не полагались, так что все устроилось ко всеобщему удовольствию. Староверов никто не трогал, дела с руководством завода вел только председатель колхоза – Прохор Иванович Когтев. Даже в армию, не смотря на войну, никого не призывали, потому что все мужское население общины имело бронь, обеспечивая работу стратегического оборонного предприятия.