- Но если нам придется сражаться?
- Со мной мальчик в безопасности. - Лугос выпрямил спину и скрестил руки на груди. ‘ Это тебе решать.’ Римлянин прищурился, запрокинул голову и уставился на британца.
- Ты понесешь его? Четыре дня, по тридцать миль в день?’
- Я несу его.’
‘ Очень хорошо. Мы возьмем его с собой.’
Дубнус присоединился к разговору, пока Марк и Лугос обсуждали этот вопрос, и он стоял, уперев обе руки в бока, когда десятилетний мальчик с визгом восторга обвился вокруг ноги гигантского британца.
- Что? Ты серьезно планируешь взять ребенка на задание, которое, скорее всего, закончится тем, что мы и немцы выбьем друг из друга все дерьмо?’ Его друг кивнул, поджав губы, комментируя свое собственное решение.
- Я знаю, это похоже на безумие. Мне следовало бы просто оставить его здесь с Фелицией и Аннией, но. .’
- Но что? Марк пожал плечами.
"У меня есть идея, над которой я хочу еще немного поразмыслить, прежде чем выставлю ее на всеобщее посмешище’. Дубн насмешливо фыркнул.
- Любая идея, которая нуждается в услугах парня, у которого еще не опустились яйца, в ближайшее время не пройдет мимо Юлия. Я могу заверить вас, что первыми словами, слетевшими с его губ, будут “у первого копья не было бы...”’
- Я знаю. - Марк покачал головой. ‘ И на этот раз он будет прав. Секст Фронтиний оторвал бы мне новый только за то, что я подумал об этом. Я улажу это с Юлийом, как только мы тронемся в путь.’ Группа собралась перед рассветом в общей атмосфере недоверия, которая приглушила большинство потенциальных жалоб, хотя нескольким пожилым потникам все же удалось обрести дар речи, несмотря на смертельную усталость. Центурионы и избранные воины обходили ряды своих людей, чьи усталые серые лица были почти невидимы в бледном свете, считая и пересчитывая, чтобы убедиться, что каждый человек, которого сочли годным к маршу, стоит в строю. Испытывая такое же отвращение к ситуации, как и их подчиненные, они вымещали свое разочарование, игнорируя, а в некоторых случаях и жестоко наказывая, неизбежные вопросы своих подчиненных относительно разумности их приказов.
- Коцидий знает, что я не мстительный человек. Дубн проигнорировал недоверчивый взгляд, который тут же был устремлен на него полудюжиной людей Марка в пределах слышимости, каждый из которых испытал на себе как его гнев, так и его кулаки, когда он был избранником Юлия. ‘Но я клянусь, если еще у одного мужчины хватит наглости спросить меня, зачем мы отмораживаем себе сиськи, сворачивая лагерь посреди ночи, я последую примеру Ото’. Марк рассеянно кивнул.
- В таком случае вам лучше следить за этим достаточно внимательно, чтобы быть уверенным, что ни у кого из них не будет повода поссориться.’ Они уже были свидетелями того, как впечатляющий темперамент их избитого коллеги проявлялся не на одном из его людей, хотя даже в глубине своего гнева центурион-боксер проявлял дисциплину с помощью пощечин и пинков, а не с той степенью жестокости, к которой он был более склонен. Морбан пробормотал краешком рта краткий комментарий.
- В таком случае, просто хорошенько откопайте меня сейчас и избавьте себя от необходимости хоронить меня позже на обочине дороги.’ Оба мужчины проигнорировали его, наблюдая, как Скавр прошел мимо, кивнув, его лицо было суровым от решимости, когда он заговорил с ними.
‘ Через минуту мы тронемся в путь. Пришло время пойти и мотивировать своих людей.’ Дубн вздохнул и отвернулся, оставив Марка на милость недоверия своего знаменосца. Прежде чем пожилой мужчина смог собраться с духом и заговорить снова, римлянин покачал головой с таким видом, который предупреждал об опасности невыполнения его невысказанного приказа. Оглядев ряды усталых, поникших солдат, выстроившихся перед ним, он улыбнулся перед лицом их коллективного отвращения.
‘Ну, а теперь, солдаты, вот что жестоко делают с человеком’. Он подождал мгновение, пока до них дойдут слова, и увидел, как их лица вытянулись еще больше, когда до них дошло осознание того, что от них действительно ожидают выхода навстречу рассвету. - Вы маршировали и сражались, и снова маршировали, и снова сражались, под ветром, дождем и снегом. И вот вы снова здесь, сталкиваетесь с очередным маршем и, более чем вероятно, с очередным сражением в конце его. И ты сделаешь это, как делаешь всегда. И если вы хотите знать, почему?’ Солдаты смотрели на него в ответ с ничего не выражающими лицами, некоторые из них были на грани откровенной враждебности, которую, как он знал, следовало ожидать и которую он будет терпеть до тех пор, пока она не перерастет в действие.
- Вы сделаете это, потому что там обнажается имперский золотой рудник, хотя я сомневаюсь, что кого-то из вас это слишком волнует. Вы сделаете это, потому что несколько тысяч шахтеров работают насмерть, хотя, опять же, я не ожидаю, что это вас сильно обеспокоит, учитывая все это. Он поднял руки к холодному ночному воздуху, наблюдая, как вокруг него падает мелкая снежная пыль. - Но главным образом вы сделаете это, потому что это то, чем мы занимаемся, джентльмены. Мы выполняем приказы, мы маршируем и мы сражаемся. Любой, у кого есть проблемы с этим, может обсудить их со мной, после того как мы вернем шахту. Пришло время снова заработать свою кукурузу!’ Длинная колонна уходила в предрассветные сумерки, ведущая центурия сначала по приказу Юлия установила легкий темп, чтобы сохранить остатки энергии своих людей для предстоящего им долгого марша. При скудном свете бессолнечного неба угрюмые тунгрийцы молча вышли из Каменного форта и направились на юг, в долину Равенстоун. Тунгрийцы прервали свой первый дневной марш в штаб-квартире Пятого легиона в Напоке, совершив тяжелый дневной форсированный марш-бросок от начальной точки. Прибытие незнакомой пехотной когорты в гарнизонный город, где отсутствовали местные войска, обычно вызывало волнение и нервозность среди обитателей форта викус, но в этом редком случае ни то, ни другое не было бы оправдано. Публичные дома и питейные заведения маленького городка оказались несколько разочарованы отсутствием интереса тунгрийцев к их достопримечательностям, солдаты быстро погрузились в изнурительный сон, как только печи в пустых бараках были разогреты, а их пайки распределены и съедены, многие из них все еще были полностью одеты, чтобы облегчить боль от ран. ранний старт на следующий день.
- Ты можешь дать мне еще три дня в том же темпе, Первое копье?
Юлий кивнул без особого энтузиазма в ответ на вопрос своего трибуна.
‘ Да,господин. Но к концу этого они будут побежденными людьми, трибун, ни на что не годными, кроме как опираться на свои копья, чтобы удержаться на ногах. Какое облегчение, что нам не придется разбивать походные лагеря, иначе они, вероятно, даже не добрались бы до Вороньего камня.’ Скавр невольно нахмурился.
- Я знаю. И если бы я мог относиться к ним хоть немного проще, я бы так и сделал.’ Юлий некоторое время стоял молча, тщательно обдумывая свои следующие слова.
‘ Трибун, что мы собираемся делать, когда доберемся туда? Все это очень хорошо, когда сгорает то, что осталось от свечей этих людей, возвращающихся в шахту, но что происходит потом? Конечно, все, что мы можем сделать, это разбить лагерь у входной двери и отправить Сайласа наблюдать за очевидными путями отхода. И кроме того, как только Гервульф хотя бы пронюхает, что мы находимся в этом районе, я бы ожидал, что он быстро перейдет границу и отправится через равнины со всем золотом, которое смогут унести его люди. Эти парни будут не в состоянии остановить его, даже если он дождется, пока мы доберемся туда, прежде чем пуститься в бега.’ Трибун пожал плечами, устало уставившись в пол своего временного жилища.
- Что мы будем делать, когда окажемся перед земляной стеной долины? Боюсь, что эта работа еще продолжается. Все, о чем я могу думать в данный момент, - это доставить когорту в шахту и разобраться с этим оттуда. По правде говоря, Первое Копье, независимо от того, насколько сильно нам обоим может не нравиться эта идея, я доверяю удаче, которая даст нам какой-нибудь способ предотвратить побег Гервульфа.’ Юлий устало кивнул, отдал честь и оставил своего старшего офицера наедине с его размышлениями. В казармах, в которых тунгрийцев разместили на ночь, по большей части было тихо, и, быстро обойдя зевающих часовых, он направился в казарму Пятой центурии, чтобы возобновить свой предыдущий разговор с Марком. Его недоверие, когда он узнал, что Люпус сопровождал когорты в их отчаянной миссии, быстро сменилось гневом, и только желание избежать публичного спора перед солдатами сдерживало его темперамент. Но когда он протопал в офицерский квартал в дальнем конце казармы Пятого века, то обнаружил, что в комнате занято гораздо больше людей, чем он ожидал. Дубн и Сила стояли, прислонившись к стене, лицом к Марку, который сидел на кровати и что-то им объяснял. Сам Люпус сидел на корточках в углу рядом со своим дедом, вяло пытаясь почистить сапог Марка с выражением на лице, которое старший центурион с трудом мог истолковать с первого взгляда. Дубн шагнул вперед и с понимающим видом протянул Юлию руку.
