Скавр устало опустился в свое походное кресло и взял чашу с вином, которую протягивал ему Юлий.

‘Кажется, сегодня меня окружают прагматики’. Он поднял кубок в знак приветствия, мягко улыбнувшись озадаченному взгляду Юлия. - Я имею в виду реалистов, Первое копье. А теперь перейдем к реализму. Поскольку, похоже, у меня нет особого выбора в этом вопросе, я сейчас выкину это из головы. Теперь, когда я думаю об этом, я, кажется, припоминаю, что Легат Альбинус, или Децим, как мне велено называть его теперь, когда я сыграл ключевую роль как в повышении его карьеры, так и в том, чтобы сделать его немного богаче, никогда не мог надежно спрятать свою колбасу под туникой, когда рядом был мелко нарезанный подвернутая лодыжка на виду. И, говоря о неконтролируемых мужских желаниях, я так понимаю, все эти слухи, которые я слышу о том, что ваша женщина ждет ребенка, правдивы?’

Первое копье кивнул, и глупая улыбка расползлась по его лицу.

‘ Это действительно так, трибун.

- И вы последуете примеру своей коллеги в том, чтобы сделать из леди честную женщину? Юлий посмотрел на Скавра поверх края своей чашки, наблюдая, как противоречивые эмоции играют на его лице.

‘ Не в данный момент, трибун. Мы не считаем, что в этом есть необходимость, и поскольку это все еще запрещено законом, ребенку, по-видимому, от этого мало пользы.’ Трибун сделал еще глоток.

- Очень мудро, Первое копье. Разумное решение, учитывая, как тяжело некоторым женщинам дается беременность. .’

- Его решение? Фелиция громко рассмеялась, и Марк быстро решил, что ему не помешало бы услышать побольше этого звука. - Насколько я слышал, она сказала ему, что, учитывая, что у них больше никогда не будет интимных отношений, пока она жива, брак был бы излишним и пустой тратой денег.’ Марк приподнял бровь, глядя на свою жену, чья повозка прибыла в лагерь Альбурнус Майор всего час назад.

- Значит, она не очень хорошо переносит беременность? Фелиция улыбнулась ему, счастливая видеть, как Аппиус вцепился в ворот отцовской туники и энергично теребит деснами тяжелый золотой кулон, висевший на шее ее мужа.

‘Рвота каждое утро, желчь до конца дня, и необъяснимое желание съесть сырой лук. И если через три месяца она будет такой же, то жизнь вашей коллеги, безусловно, будет интересной в течение следующих шести месяцев. Что это ребенок жует?’ Марк посмотрел вниз.

‘ Он принадлежал Кариусу Сигилису. Я снял его с его тела на озере, после той битвы на льду. Я пообещал трибуну Скавру, что верну его отцу, если мне когда-нибудь представится такая возможность.’ Фелиция забрала у него ребенка, осторожно вынув кулон из его пасти.

- Полагаю, ему нравится ощущать холодный металл на деснах. Кстати, осторожно, у него еще нет зубов, но он все еще может куснуть достаточно сильно, чтобы остался синяк.’ Она посмотрела на своего мужа, слегка приподняв бровь. ‘ Еще один мертвый друг, Марк? Как ты спишь?’ Его ответ был невозмутимым, несмотря на обескураживающую точность ее вопроса.

- Достаточно хорошо, любовь моя. За исключением часа перед рассветом, когда отец все еще преследовал его требованиями возмездия, в последнее время часто сопровождаемый призраком Луция Кариуса Сигилиса. В то время как сенатор просто ругал своего сына, чтобы отомстить, призрак трибуна был в то же время молчалив и в то же время ужасно настойчив в своих требованиях, просто нацарапывая одни и те же слова на любой поверхности, которая попадалась под руку в контексте сна, писал пальцами кровью, которая текла из его ран. Фелиция взяла его за руку и притянула к себе так, что ребенок оказался зажат между ними.

- Ты действительно кажешься счастливее. Возможно, вам просто нужно было провести несколько хороших боев, чтобы выбросить из головы то, что вас беспокоило?’

Он улыбнулся ей в ответ, размышляя о том хаосе, который он намеревался посеять, если у него когда-нибудь появится возможность вернуться в город, где он родился. Префект претории Переннис и четверо мужчин, известных ему только как "Ножи императора", на данный момент были достаточным списком, хотя он был уверен, что другие имена всплывут на свет, как только он начнет разбираться с первыми пятью. Его рука напряглась на кинжале у пояса, покрытая шрамами кожа на костяшках пальцев натянулась, пока отметины не исчезли под белой плотью.

- Да, любовь моя. Возможно, я так и сделал.’