Стараясь не делать резких движений, она мягко взяла книжку из рук Юрия. Сильная, очень сильная, даже пальцы колет. За такую вещь держатель кассы вернет склянку не задумываясь, если только гахэ и впрямь не обманывают гахэ.

— Можно мне? — потянулся к книжке Славик. — Подсниму поближе.

— Нет, нельзя. Она из тех вещей, что залезают к вам в головы.

Перевернув еще одну страницу, Матильда на мгновение замешкалась. Взгляд ее скользнул по номеру, выведенному подтекающей шариковой ручкой, и вернулся на предыдущую строчку. Надпись расплылась неопределенной дрожащей кляксой, словно пытаясь подстроиться под нужные буквы, но не смогла и вернулась в прежнюю форму. Не то имя, не та фамилия. Разница всего в несколько букв.

Это был не Хозяин.

— Где вы ее взяли? — выждав, пока утихнет досадная дрожь где-то под грудиной кадавра, спросила Матильда.

— У соседей выменял. — Юрий махнул рукой в сторону окна.

Славик перевел камеру на все тот же маячивший за пыльным стеклом пустырь.

— А где ваши соседи? Я ничего не вижу.

— Они не любят чужих.

— Хотите, мы ее заберем? — Матильда закрыла книжку. — Навсегда, абсолютно безвозмездно. И больше никто не будет вам звонить. Ничего не придется записывать.

Юрий, уставившись на нее, застыл с полуоткрытым ртом. Его красные, закисшие глаза увлажнились, он хрипло вздохнул — и тут же выхватил книжку у Матильды.

— Нет! Кто примет предупреждение? Как мы узнаем о конце света?! Вы от них, да?! — Юрий воздел кверху трясущийся палец. — Ну конечно, прислали наводчиков! Чтобы все замять, чтобы… чтобы меня под ковер!

— А если мы заплатим?

— Жу-у-улики… — надвинувшись на Матильду, угрожающе загудел сетевой пророк. — Ворю-ю-юги! Вон! Вон!

Матильда смерила тезку Гагарина оценивающим взглядом — тот казался хоть и изможденным, но все еще весьма крепким мужчиной. А кадавр пока не восстановился полностью, рука по-прежнему плохо слушалась, некоторые движения давались с трудом… Славик, помнивший, что именно с таким выражением лица Матильда обычно кидается на людей, потянул ее за рукав:

— Идем, идем…

— Идем, — с сожалением в голосе согласилась Матильда.

— Не дождетесь! — кричал им в спины негодующий Юрий. — Все всё поймут! Все всё узнают! Абсолютно! Конец света — общенародное достояние!

***

Выйдя из бытовки, Матильда забросила в рюкзак потихоньку прихваченный по пути миниатюрный радиотелефон — какая-никакая, а все-таки вещь не в себе, не с пустыми же руками возвращаться. Славик, спеша за ней, на ходу решил проверить отснятое видео. Нарезка из интервью сетевого пророка Юрия, секретаря мертвецов и стража апокалипсиса, обещала быть гвоздем будущего ролика с миллионными просмотрами. Уверенный, что запись получилась отличная, Славик нажал на play — и вместо человеческого голоса из динамика «кильки» послышался громкий, все перекрывающий скрежет. Словно разговор велся не в тихом помещении, а в заводском цеху или на стройплощадке, где именно в момент съемок решили приступить к работе с болгаркой. Огорошенный Славик хотел перемотать запись вперед, но тут к нему подскочила Матильда и отобрала смартфон. Поднеся динамик к уху и выкрутив громкость на полную, она несколько мгновений внимательно слушала непрекращающийся скрежет, а потом схватила Славика за плечи, встряхнула:

— Молодец! Крум, ты молодец! Стой здесь! — И, путаясь ногами в бурьяне, зашагала куда-то по пустырю.

***

У Славиковой бабушки был недолгий период духовных поисков, во время которого маленький Славик заодно с ней ознакомился с несколькими эзотерическими учениями и побывал на собрании то ли баптистов, то ли анонимных алкоголиков — он так до конца и не понял, кем были те счастливо улыбающиеся люди в тщательно выглаженной одежде. Тогда же он узнал про лозоходцев, и именно такого искателя с волшебным прутиком напоминала сейчас Матильда, только в руках у нее ничего не было. Она исследовала пустырь метр за метром, к чему-то прислушиваясь и постоянно оглядываясь. Наконец она остановилась.

— Ну что? — неопределенно поинтересовался Славик.

— Не упади! — крикнула Матильда.

В то же мгновение Славика, который стоял на краю пустыря и почесывался от укусов комаров, вдруг непреодолимо потянуло в сон. Тьма накрыла пойму речки Синички, погас свет в бытовке неистового пророка Юрия. Цветные геометрические фигуры сгустились в потемневшем воздухе, заплясали перед глазами, а потом Славик не из писклявого динамика, а уже взаправду услышал скрежет — оглушительный, почти невыносимый, словно где-то рядом рвали на куски кровельное железо. Славик беззвучно заорал и упал на одно колено, зажмурившись и прижав ладони к ушам. Голова кружилась, и на несколько секунд он, кажется, все-таки отключился.

А когда Славик снова открыл глаза, посреди пустыря стояла многоэтажка. Самая обыкновенная одноподъездная многоэтажка с разноцветными балконами и мелкими, напоминающими бойницы окошками. Вот только невозможно было понять, сколько изначально в ней насчитывалось этажей, потому что в районе шестого сейчас зияла огромная дыра, от одного взгляда на которую Славика начало мутить. В дыре что-то светилось и кружилось на бешеной скорости, а в воздухе вокруг нее пульсировали зеленоватые всполохи, похожие на северное сияние. Многоэтажка была затянута туманом, который клубами стелился по пустырю. Дыра сияла в нем словно тошнотворный, не людьми и не для людей возведенный маяк.

Славик дрожащей рукой навел смартфон на неведомым образом явленную миру многоэтажку — и сам зашагал к ней.

***

Туман оказался холодным. Да и сама многоэтажка вблизи выглядела так, словно ее принесло на пустырь прямиком из морозного января: с карнизов свисали сосульки, на стеклах расползлись бельма изморози. Пальцы Матильды примерзли к ручке подъездной двери, и когда она отпустила ее, на металле осталась тончайшая пленка папиллярных узоров. Матильда остановилась на пороге, и Славик догадался, что она по своей странноватой привычке, в которой ему все время чудилось некое кокетство, ждет приглашения войти. Он протер запотевший глазок камеры и, стуча зубами, сказал:

— З-заходи, п-пожалуйста. А я н-не пойд-ду.

— Как знаешь, — пожала плечами Матильда, и дверь начала закрываться. Славик еле успел придержать ее локтем, и даже сквозь ткань куртки его обожгло холодом. Настороженно водя перед собой смартфоном, словно пистолетом, он все-таки вошел в подъезд.

Там царила ледяная гулкая полутьма. Некоторые лампы все еще горели, но плафоны подернулись изморозью. На заиндевевших дверях лифта было размашисто выведено: «Вова лох», и эта простая человеческая надпись немного подбодрила Славика. Застегнув тонкую куртку до самого подбородка, он вслед за Матильдой поднялся по ступенькам на площадку первого этажа.

Дверь одной из квартир была распахнута настежь. Из-под драного дерматина торчали желтые клочья минеральной ваты, дверную обивку словно рвали когтями. Матильда остановилась на пороге, и Славик на всякий случай шепнул:

— Входи. Везде входи, где хочешь… — И хотел добавить, что вот туда он точно не пойдет, но Матильда уже скрылась в темной прихожей.

Интересно, чувствует ли она холод, размышлял Славик, тщательно фиксируя на видео стены с полуободранными обоями, вешалку, на которой смерзлась в единый ком одежда, вздыбленные половицы и тусклое овальное зеркало. Заглянув в одну из комнат, Матильда выдохнула вместе с облачком пара что-то ругательно-восхищенное.

Комната была завалена вещами. Посуда, детские игрушки, книги, одежда, разнокалиберные безделушки, флаконы, украшения, туфли — чего здесь только не было. Зов гигантского портала заглушал все, но Матильда уже не чутьем, а разумом понимала, что все это — вещи не в себе. Иначе и быть не могло, никто и ничто не может сохранить себя в подобном месте. Натянув рукава на пальцы, Матильда принялась сгребать в рюкзак все подряд, стараясь не касаться предметов голыми руками. Она думала не о чувственных проявлениях и прочих неприятностях, которые таились в этих куклах и чашках, а о том, как вывалит свою добычу перед держателем кассы, и тот, протянув удивленно свое вечное «А-а», без лишних слов вернет ей склянку.