— Спину держи! Руку так не вытягивай, отрубят к демонам! Не заваливайся вперёд! Ноги! Ноги у тебя где?

Не знаю, сколько он надо мной издевался, но к концу занятия, когда воин надо мной сжалился, болело всё. Руки и ноги дрожали, и мне казалось, что я тяжелее чашки ничего не подниму.

И хотя Шут о моих «успехах» даже словом не обмолвился, но я вдруг подумала, как нелепо выгляжу: с мечом, да ещё и в одной рубахе! — и поняла совершенно очевидную вещь.

— Надо мной же смеяться будут! Где это видано, чтобы ведьма с мечом ходила, как наёмник какой!

Признаться, я не сомневалась, что он скажет: «Наконец-то ты поняла, ведьма», и на этом моё обучение ремеслу наёмника закончится.

Но Джастер только хмыкнул, подошёл к своим вещам и поднял не замеченный мной широкий кожаный пояс с узким кинжалом на нём.

— Такое оружие женщине больше подходит, — выдал он в ответ на мой удивлённый взгляд. — С мечом по городу гулять тебе, конечно, не стоит, а вот с ним — вполне можно.

С этими словами он подошёл и обернул мою талию неожиданным подарком.

Руки воина прилаживали на меня оружие привычными движениями, но я чувствовала какую-то едва уловимую заботу. Было что-то такое в том, как он затягивал ремень и проверял, чтобы всё было как нужно.

Рядом с кинжалом обживался мой меч в ножнах.

— Тяжело, и он мне мешается, — пожаловалась я, пройдясь по луговине. Меч путался в подоле рубахи и ощутимо бил по бедру. От кинжала таких неудобств не было.

— Потерпишь, пока учишься. — Джастер не собирался меня щадить. — Доставай кинжал.

Что?! Прямо сейчас?! Да я ещё от меча отдохнуть не успе…

— Я жду, ведьма.

Шут нахмурился, и мне ничего не оставалось, как дрожащей рукой достать оружие и безмолвно взмолиться богам, чтобы мои мучения поскорее закончились.

С кинжалом всё оказалось ещё хуже.

— Ведьма, ты что, ножа в руках не держала? Что ты делаешь вообще? Я разве так объяснял?

— Это не нож! Это… Это!.. Я вообще не понимаю, что с ним делать!

— Врагов убивать, а не бабочек разгонять. И не бойся ты оружия, оно не кусается.

Насмотревшись на мои мучения, Джастер встал позади меня и начал руководить, обхватив мои запястья и показывая правильные движения.

— Теперь сама, — он отпустил мои руки, но остался стоять за спиной. Несколько раз повторив упражнение и услышав под конец одобрительное хмыканье, я радостно развернулась к воину, довольная своими успехами.

— Твою ж мать… — резко выдохнул Шут. Его лицо стремительно бледнело, глаза широко распахнулись, а зрачки сжались в точку. — Ведь…

Не договорив, он закрыл глаза и начал падать лицом вниз.

— Джастер?! Ты чего? Джастер! — Ничего не понимающая и испуганная, я попыталась удержать тяжёлое тело и только теперь увидела собственный кинжал, вошедший в бок воина по самую гарду.

А Живой меч закричал.

Серый клинок на поясе лежавшего Шута вспыхнул ослепительным голубым пламенем, а воздухе разливался пронзительный, ни на что не похожий звук на таких нотах, что захотелось бросить всё, и зажать уши, и бежать, бежать как можно дальше!

Я отшатнулась, зажав уши ладонями и сопротивляясь этому желанию, потому что Джастер умирал.

И умирал по моей вине!

Звук нарастал, заставив меня упасть на колени и пригнуть голову к земле. С ив посыпались веточки и листья, вода в реке шла такой рябью, словно дрожала сама земля.

Птицы, насекомые, и, наверное, даже звери, если они бродили неподалёку, ринулись прочь от нашего лагеря.

Живой меч прогонял всех, кто мог причинить хоть какой-то вред его обожаемому хозяину.

Но я не могла бросить Шута!

— Джастер!

Он умирал, а я ничего не могла сделать. Слёзы застилали глаза, а крик меча изменился: стал ниже и глубже, но звучал по-прежнему на одной ноте и будил в душе настоящий ужас…

Бежать, бежать, бежать, пока не случилось нечто жуткое!

Но ведь тогда Джастер…

— Не кричи на меня! — захлёбываясь слезами и страхом, я сама закричала в ответ. — Я хочу помочь!

Звук стал тише, и голубое сияние изменилось. Пламя зазмеилось, обвивая тело воина кольцом, и на меня уставились два горящих чернотой глаза с жёлтыми вертикалями зрачков на змеиной морде, размером с волчью голову.

И клыки у Живого меча оказались ничуть не хуже, а язык длинный и раздвоенный.

Чешуя змея походила по форме на наконечники стрел, а кончик длинного хвоста — на мой кинжал.

— Не кричи! Пожалуйста! — поспешно выставила я руку ладонью вперёд, стараясь не думать: сможет он её откусить или нет. — Я хочу помочь!

Змей из голубого пламени прикрыл пасть и приподнялся над телом Шута, опираясь на две короткие когтистые лапы, словно разрешая мне подойти к воину. Звук и в самом деле стал тише, но я слышала, как мелко дрожит сама земля подо мной от утробного грозного рычания.

В любой момент Живой меч мог снова закричать, и тогда я бы уже не выдержала и сбежала.

Преодолевая страх, я подползла к воину, обхватила ладонями почти посеревшее лицо. Кожа остывала прямо под моими руками. Я прижалась ухом к груди Шута. Каждый следующий удар сердца раздавался реже и слабее. На лице вместо маски боли появилось выражение безмерной усталости и какого-то облегчения. Пшеничные волосы становились тусклыми и приобретали тот же мертвенный пепельный оттенок, что и кожа.

Он уходил с каждым вздохом и явно не желал сопротивляться смерти.

— Джастер! Ты мне нужен! Не смей умирать, слышишь?! А ты не кричи уже! Как ему помочь?!

Змей из голубого пламени оглянулся на меня, убавил голос и ответил. Я очень чётко увидела, что от меня требуется.

Мысли и чувства словно погасли. Я бездумно освободила Живой меч с пояса Джастера и вложила рукоять воину в руку. Вытащила кинжал из тела и с отвращением отбросила в сторону. Крови из раны не было, значит вся внутри. С усилием перевернула тяжёлое тело мужчины набок, чтобы Живой меч оказался под раной, и вздрогнула, когда алая кровь щедро плеснула на зелёную траву и серый клинок.

Едва я закончила, голубое пламя снова полыхнуло, отгоняя меня.

Призрачный змей полностью обвил тело воина, утвердился на его груди лапами, положил голову на висок Шута и закрыл чёрные глаза. Синее пламя растеклось, окутывая Джастера целиком, звук исчез, а небесная голубизна огня вокруг раны стала наливаться ночной синевой, которую сменяла настоящая тьма.

Новый звук пришёл на смену утробному рыку. Я не слышала его, но чувствовала как неуловимую дрожь и тоску, которая достигает самых костей…

Живой меч звал своего хозяина.

Я сорвала с себя пояс с пустыми ножнами и мечом, бросила в сторону, опустилась на траву и беззвучно заревела.

Джастер… что же я наделала…

Не знаю, сколько я так сидела. Голубое пламя погасло, солнце успело скрыться за лесом, и лежащего Шута накрыла тень. Вдруг подумав, что Джастеру, наверное, сейчас холодно, я взяла чёрный плащ и подошла укрыть его, не желая думать, что может быть всё напрасно.

Потому что биения жизни я почти не чувствовала.

Он словно завис на тонкой границе жизни и смерти, и только огненно-голубая ниточка не позволяла ему сделать последний шаг во тьму…

— Джастер… — я осторожно коснулась его плеча. Чёрная ткань нагрелась на солнце, но я тешила себя надеждой, что это тепло его тела. Живой меч потемнел в огромной луже вытекшей и запёкшейся крови и при этом странно нагрелся. Я хотела вытащить клинок, но пальцы воина еле дрогнули в попытке сжать рукоять крепче.

Жив! Он жив!

От счастья и радости я снова разревелась, торопливо укрыв Джастера плащом и подложив ему под голову подушечку из шатра, чтобы было мягче. Лицо воина по-прежнему выглядело безжизненным, но мне показалось, что пепельный оттенок стал чуточку слабее.

— Прости меня, — я осторожно провела пальцами по руке воина. — Прости…

Голубой огонь недовольно полыхнул, и я почувствовала, как меня отталкивает от Шута.