Танк я сдал без вопросов и вот моя небольшая группа, получив документы и направление на пароход отправилась в порт для отправки на Остров. Ротный выделил нам грузовик, чтобы мы добрались до железнодорожной станции без приключений и труда. Добрались мы на грузовике недалеко. Хорошо хоть личное оружие у нас было с собой. С десяток гранат я увез контрабандой. Отъехали мы недалеко, и я сразу почувствовал неладное. Телефонный кабель, который связывал наше расположение со штабом висел неправильно. Сначала мне царапнуло глаз очевидная неправильность со связью и затем уже на полном рефлексе я скомандовал с машины бегом и застучал по крыше водительской кабины командуя экстренную остановку. Водитель успел затормозить, но не успел покинуть кабину и лег головой на руль. Нас уже обстреливали со всех сторон. Занимать позицию было некогда и трое залезли под грузовик, остальные спрыгнули в кювет у дороги. Стрельба не прекращалась и осторожно подняв голову я увидел, что нас атакуют. Стрелять из револьверов по движущиеся цели не очень-то и результативно. Потому в дело пошли гранаты. Выглядели они примерно так как наши «лимонки», и я смог справиться и кинуть в сторону нападавших три гранаты. Эти гранатные разрывы затормозили атакующих и теперь засада перешла к огневому поражению. У немецкой диверсионной группы были винтовки и маузеры.

Вот такой парадокс и винтовки системы «маузер», и пистолеты системы «маузер» нас зажали и огонь из винтовок и пистолетов не давал поднять голову над укрытием и выстрелить в ответ. От грузовика снова кричали — что немцы бегут к нам. Я лег на спину и подготовив еще несколько гранат выбросил наугад в сторону атакующих. Гранатные разрывы снова охладили пыл атакующих нас диверсантов. Грузовик загорелся и стал окутываться дымом и те, кто спрятался под грузовиком перебрались в кювет к нам. Теперь наблюдение за полем и дорогой полностью отсутствовало. Голову было не поднять весь участок дороги находился под прицелом. Тогда я послал одного из помощников водителя в сторону от нас и на расстоянии метров ста он должен поднять голову и аккуратно наблюдать за полем и своевременно предупредить о атаке. Посланный мной помощник водителя сидел справа от вала и наблюдал за механизмами. Его основной обязанностью было прием горючего и контроль за уровнем горючего в баках. Парень был из фермеров и был исполнительным и добросовестным. И сейчас он поступил так же добросовестно, как и всегда отполз по кювету и стал вести наблюдение. Немцы нервничали — время уходило, а они так и не уничтожили наш экипаж.

Среди всей этой кутерьмы я наконец понял, что привлекло мое внимание. Линия связи состояла из телефонного кабеля, который был подвешен на шестах и натяжение телефонного кабеля было обычно к земле. Я же увидел, что на одном участке телефонный кабель отклоняется в сторону и раздваивается. Так могло быть только если к телефонному кабелю подключена ещё одна линия. Никаких других линий на этом участке к кабелю не было подключено, значит эта линия устроена диверсантами для прослушивания связи нашей роты с штабом. Как-то так. Пока у меня в голове прокручивались эти мысли наш наблюдатель криком сообщил снова нас атакуют. И снова в ход пошли гранаты, но на этот раз уцелевшие враги добежали до нашего укрытия и кинулись в рукопашную. Но рукопашная не состоялась. У нас были револьверы и по шесть патронов в каждом. До нашего укрытия добежало шесть человек и, собственно, нам хватило боекомплекта положить всех, кто спрыгнул в кювет. Добив каждого из диверсантов, добежавших до нашего укрытия, мы стали лихорадочно перезаряжать револьверы. Не самая простая операция. Пистолет гораздо удобнее, но у танкистов личное оружие револьвер. Сейчас в британской армии с пистолетами напряженка — основное личное оружие это револьверы. Так будет и во время второй мировой войны. Перезарядили револьверы и стали ждать. Гранаты у меня кончились и теперь отбиваться придётся только личным оружием. От фермы послышался гул моторов грузовика и нескольких мотоциклов. Это была подмога. Наконец то. Немцы не решились устраивать сражение и отошли. Раненного диверсанта они унесли с собой. На поел боя осталось девять тел врагов. Не так и много, но нам бы хватило и меньшего количества диверсантов в засаде, если бы не моя чуйка. Преследование диверсантов не организовали. Почему не преследовали отходящих диверсантов. В танковой роте людей обученных для преследования диверсантов нет. В штабе тоже таких специально обученных людей нет. Потому и преследования нет. Немцы в очередной раз показали, что они в военном деле занимают лидирующие позиции. До железнодорожной станции нас подбросили, но приключения на атаке диверсантов не закончились. Авиация в 1916 году была не такой уж и продвинутой. Бомбить могли только маленькими бомбами и брали те бомбардировщики немного бомб, но нам и того мизера хватило. Станцию бомбили немецкие самолеты на каждом из них было по десятку мелких бомб, но дел они наделали немало. Разбили паровоз и несколько вагонов и повредили стрелку на выезде со станции. Здание станции уже было разбито раньше. Немцы улетели и теперь французы восстанавливали движение. Процесс ремонта железнодорожных путей не занял много времени, паровоз пригнали другой и состав с уцелевшими вагонами тронулся в путь. Наша дорога лежала мимо Парижа к берегу Ла-Манша. Там в порту нас ждал пароход и переправа на Остров. Сначала Дувр, затем снова Сибирь и тренировочный лагерь. Я там был рядовым и даже не подозревал, что буду первым танкистом. Сейчас я возвращаюсь туда в Сибирь офицером и командиром взвода. Впереди новый этап моей новой жизни. Вот как-то так. Вагоны были пассажирские для поездок сидя. Были только лавки, на которых нельзя было лечь, так много было пассажиров. Кроме нас ехали отпускники и легкораненые. Сидели тесно, но никто не ругался. Все были рады небольшой передышке от войны. Легкораненые предвкушали свой отпуск и свое появление дома в семье и встречу с родными. Командированные радовались передышке от участия в атаках и отсутствию опасности газовых атак, на которые немцы были большие мастера. Потому у всех в вагоне и было приподнятое настроение и благодушное отношение к бытовым неудобствам. Моя небольшая команда захватила скамейку между стеной вагона и теперь мы могли расположиться с удобствами. С одной стороны у нас стенка вагона с другой пространство ограничивает наша лавка. И нам удалось устроить спальные места. Потому мы успели поспать в дороге и к пристани вышли уже отдохнувшие и бодрые. Причал был построен уже во время войны и был временным. Но пароход, на который мы грузились был ещё более хлипкий. Судя по всему, до войны эта посудина возила туристов и отдыхающих больно легкомысленно выглядела надстройка над палубой. На пароход надо было загрузить пару пушек. Пушки были немецкие трофейные и к ним даже были снаряды. Зачем военному министерству эти пушки на Острове это была известно только военному министерству. Но пушки я заставил надежно закрепить на палубе и теперь они могли стрелять по разным бортам. Моя инициатива с закреплением пушек и подготовка к стрельбе, не добавила мне популярности. Команда смотрела на меня волком. Только плевать я хотел на эти взгляды. Пароход безоружен и эти пушки хоть и имеют по десять снарядов на ствол наше единственное оружие. И хотя идти до Дувра несколько часов, без оружия я чувствовал себя голым.

Уже на погрузке я пару раз нарвался на скандал с капитаном. Попытка меня арестовать силами пары матросов не получилась. Два матроса и капитан это маловато против восьми человек моего экипажа. После провала попытки ареста капитан пообещал написать рапорт и меня будут судить военным судом за неповиновение старшему по званию. Ну посмотрим на эти военные суды, хотя могут и расстрелять. Если бы арестовали, то суд скорее бы решил, как капитан просит. И вот наконец корабль оторвался от причала, и мы развернулись на курс на меловые скалы Дувра. Идти здесь совсем всего ничего пара часов, и мы в Британии. Странно я родился не в Британии, а даже совсем наоборот в России. Но в этом теле чувствую, что пароход шлепает домой на Родину. Ветер поднял небольшую волну и корабль красиво режет волну не хватает дельфинов, играющих по борту и полное впечатление войны нет. Вот так всегда только расслабились и опять проблемы. В полумиле от нас показывается рубка подводной лодки и все взгляды прикованы на эту рубку и на немецких моряков, которые приводят орудие в боевую готовность. Команда с капитанского мостика и все с удивлением смотрят как британский флаг сползает с флагштока. Капитан решил сдаться, корабль не имеет штатного вооружения и против двух орудий подводной лодки беззащитен. Но это если не считать двух трофейных немецких пушек и, хотя к ним только двадцать снарядов, но сдаваться без боя это неправильно совсем. В моем экипаже четыре человека могут развернуть, прицелиться и произвести выстрел капитан, что забыл об этом факте. Четверых отправляю к орудию, сам вместе с тремя бойцами прорываюсь сквозь толпу на палубе на капитанский мостик. На мостике странная картина — капитан и старший помощник готовят секретные морские карты и судовой журнал не к уничтожению, они собирают документы для передачи немцам. Слегка опешив от того с какой спокойной обстоятельностью, собирают секретные документы для сдачи противнику я оглядел обстановку на капитанском мостике. У штурвала лежал матрос, на его форменке расплывалось кровавое пятно. В углу стоял, подняв руки второй матрос. Решение надо принимать очень быстро — капитан разворачивается в мою сторону и поднимает руку с револьвером. Решение надо принимать очень быстро, и я начинаю сразу стрелять сначала в капитана и затем и в старшего помощника. Отдаю приказ матросу — к штурвалу. Курс — на Дувр. Сам шагаю к машинному телеграфу и ставлю — полный вперед. Затем отправляю своих к флагштоку, чтобы подняли флаг и охраняли его от других любителей немецкого плена. Машины наконец дали ход и пароход задрожал, набирая скорость. Беру рупор и подхожу к обвесу на капитанском мостике и сообщаю всем, кто находиться на верхней палубе. Мы принимаем бой — капитан и старший помощник расстреляны за измену- теперь капитан этого парохода я и в случае неповиновения все виновные будут расстреляны на месте. Пассажиры с палубы. Команда к машинам и по местам по-боевому расписания. Быстро вперед. Конечно, команды были поданы не совсем правильно. Но меня поняли, и палуба опустела. На подводной лодке привели орудия в боевое положение и произвели выстрел. Снаряд лег впереди по курсу. На лодке подняли флажный сигнал — застопорит машины. Сдавайтесь. Наконец от нашего орудия сообщили что готовы открыть огонь и получили команду — произвести выстрел. И мы попали наш снаряд лег прямо в цель — одно из орудий на подводной лодке было разбито. Первый же снаряд лег удачно, и я дал команду — беглым огнем пять снарядов и орудие стало быстро стрелять по немцам. Мы успели попасть по немцам ещё три раза. Один раз попали в рубку и два раза по корпусу. Затем немцы пристрелялись и немецкие снаряды стали рваться в надстройках и на палубе у орудия. Одним из снарядов орудие нам разбили. Пароход лег в циркуляцию и стал описывать окружность. Немцы прекратили стрелять, видя наше беспомощное состояние и снова предложили сдаваться. Я оставил на мостике у штурвала матроса с приказом — как только восстановим управление направить пароход на подводную лодку и таранить лодку безо всякой жалости. Пароход горел в нескольких местах был перебит трос ведущий от штурвала к перу руля и в первую очередь надо было потушить пожары и восстановить управление кораблем. Команда оказалась боевой, странно, что капитан хотел сдаться. Команда парохода без моих указаний уже тушила пожары и механик смог восстановить управление кораблем. Матрос, стоящий на штурвале, безукоризненно выполнил мой приказ и развернув пароход направил его на таран подводной лодки. Они снова стали стрелять в нас, но теперь слишком нервничали и стали мазать, позорно мазать стреляя в упор. Скорость нашего корабля была небольшой, и я успел собрать абордажную команду из добровольцев. Вооружения у нас было самое простое багры и пожарные топоры и несколько винтовок у добровольцев из пехоты. У меня собралось полтора десятка добровольцев и когда наш пароход с небольшой скоростью врезался в борт подводной лодки тоя прыгнул на верхнюю палубу лодки и за мной с криками посыпались остальные. Немцы развернули орудие и хотели выстрелить в нашу сторону и не успели. Наш залп снес орудийный расчет за борт. И вот мы бегом рванули к рубке. От рубки в нас стреляли, но как-то неуверенно. Ситуация сложилась странная. По правилам мы должны были сдаться, мы же атаковали подводную лодку из пехотного орудия и затем пошли на таран и абордаж. Так на море сейчас не воевали. Так воевали во времена Нельсона, и немцы не ожидали такого от нашего экипажа. Они стали сдаваться. Флаг германского флота я забрал себе и на подводной лодке мы подняли британский флаг. Затем механик нашего парохода полез в лодку и смог запустить двигатель, и наша компания из прогулочного пароходика и современной немецкой подводной лодки двинулась к причалу в Дувр. Встречали нас корабли охранения порта и увидев, что на явно немецкой подводной лодке поднят британский флаг салютовали нам. Я решил, что рубка подводной лодки самое удобное место для победителя командовал лодкой при заходе в порт и швартовке. Ну, как командовал, давал команды и немецкие пленные матросы подводники выполняли маневры по входу и швартовке. Такого ещё не было на этой войне. Взять немецкую подводную лодку на абордаж и захватить, и привести в британский порт. И командовал этим абордажем армейский офицер флотский же офицер был расстрелян за измену и попытку сдачи парохода. Одновременно скандал и сенсация. Газеты промолчали о измене и расстрелах, и публика узнала усеченную версию событий. Ордена были выданы всем причастным. Крест Виктории мне и тому матросу, который вел наш пароходик на таран и всем участникам абордажа вышли ордена Британской Империи. И теперь в моем экипаже не было рядовых, только сержанты. И как клубничка на торте вышли нам призовые деньги. Рядовым вышло по пятьсот фунтов, мне же как офицеру и командиру всего этого мероприятия вышло три тысячи фунтов.