– У Фатиха ибн Ахмута третья жена русская. Можно сказать, наша, советская. Из Тюмени она. Ваши песни с детства любит.

– Ну это бывает, бывает. – Поправил воротничок белой рубашки Сомов и как бы случайно посмотрел на себя в зеркало. Остался увиденным доволен. – А чего же она так тянула с приглашением? Почему только вчера прислали?

Кашель в трубке.

– Закапризничала тётка: хочу и всё. У них, у фараонов, легко сложные вопросы решаются – большими деньгами. А Ахмут всех своих жён искренне любит.

Стройная бровь артиста заинтересованно поползла вверх:

– А у него их сколько?

– Официальных три.

Рука толкнула дверь, Сомов вышел на порог:

– А неофициальных?

– С десяток.

Леон Николаевич был впечатлён.

– А ты, Сашенька, со мной точно не можешь полететь?.. Меня это сильно расстраивает.

– Простите, не могу из Москвы так резко сорваться. Да и здоровье что-то совсем расшаталось, голову от подушки не оторвать. Но ни о чём не беспокойтесь, я обо всём со всеми договорился. До самолёта вас проводит Данила – наш водитель, а в аэропорту Каира встретят люди Ахмута. Обещали предоставить двух охранников и одну сопровождающую.

– Сопровождающая симпатичная?

– Я просил симпатичную.

– Хорошо!

– Спускайтесь к машине, Леон Николаевич, вас ожидают.

Дверь закрылась, каблуки застучали по ступенькам:

– Ох, опять люди, люди, будут узнавать, узнавать…

– Прикройтесь шарфом.

Сомов громко рассмеялся и эхо зашумело по парадной:

– Дорогой друг! Мою известность невозможно спрятать за кусочком ткани! Ха-ха!

В трубке тоже посмеялись.

…Дверь в машину была уже открыта, водитель стоял рядом, придерживая её.

– Привет, Данила. Всё, я сел. До встречи в Москве, Сашенька. Поехали.

– Быстрее, Петя! Быстрее! Дениска, не отставай. Чего ты там копаешься, Петя? Опять шнурок?

– Да, у меня шнурок развязался.

– Хвостеев, не беси меня, плюнь на свой шнурок! Мы опаздываем! Держи ребёнка за руку! – Её воздушные кроссовки выскрипывали по чистому кафелю аэропорта раздражённую мелодию. – Если, Петя, ты опять испортишь мне отпуск, обещаю, я с тобой разведусь.

– Лида, не злись. Ты не услышала будильник, потому и…

– Я не услышала будильник?! А ты его услышал?.. Только и умеешь, что искать кругом виноватых. Да сквозь твой храп вообще ничего невозможно услышать!

– Лида, не кричи при ребёнке.

– Я не кричу. Дениска, скорее!

Прошли пункт досмотра, побежали к стойке регистрации…

– Здравствуйте, девушка, мы на 10:05! – Лида заметно вспотела. – Петя, давай сюда свой паспорт. Свидетельство о рождении у меня. Скорее, Петя… не заставляй эту симпатичную девушку ждать, – с усилием улыбнулась.

Почти двухметровый Петя Хвостеев растерянно посмотрел на свою жену-красавицу сверху вниз:

– Так… мой паспорт у тебя, Лида.

Она пронзительно скрипнула кроссовком:

– Чего?.. С какого это перепугу он у меня?.. Пётр, ты сегодня затеял какую-то непонятную мне игру. Ждёшь моего инфаркта, да? Хочешь оставить свою мать-кулинарку без рукожопой невестки?! Ты этого хочешь, Петя?!

– Лида… – он растерянно пожал высокими плечами. – Ты же сама сказала, пока мы одевались: «паспорт взяла». Я был уверен, что ты взяла оба!

Вена вспыхнула на её лбу, словно звезда отважного будённовца:

– Идиот! Я сказала: «паспорт взяла»! Свой паспорт, бестолочь!

– Ой… не кричи при ребёнке. Прости, я тебя не понял.

– Не понял ты?!

Несколько любопытных обернулись в сторону ссорящихся супругов. Гнев Лиды трансформировался во всхлипывание:

– Ну почему ты всегда всё портишь, Хвостеев, почему?.. Зачем ты так со мной? Что я тебе плохого сделала?

– Прости…

Она не обратила внимания на сказанное слово:

– То мы путаем время отправления поезда, то такси заказываем не на тот адрес, то пятое, то десятое… И как ты только до своих двадцати пяти лет умудрился дожить, Петя, не понимаю, раз ты такой рассеянный?.. А, Петь, как ты умудрился?..

Чтобы заглянуть мужу в глаза, ей пришлось сильно запрокинуть крашеную каштановую головку.

– А ребёнка ты как смог сделать, Петя?.. Сыну твоему уже три года, а ты до сих пор жить так и не научился.

– Я думал, что ты взяла мой паспорт. Ты сказала…

Она закрыла лицо руками:

– Ты опять умудрился всё испортить. Как у тебя это получается, не понимаю.

Он попробовал что-то возразить…

– Заткнись, – произнесла холодно и протянула девушке свои документы и свидетельство о рождении сына. – Я с тобой разведусь, Петя, серьёзно. Я больше так не могу.

Он удивлённо округлил глаза:

– Лида… вы полетите без меня?..

– А ты хочешь, чтобы мы с Дениской страдали из-за твоей рассеянности? Ты же не хочешь, чтобы мы страдали?

– Я не хочу, чтобы вы страдали.

– Тогда не беси меня.

Настойчивый голос оператора ворвался в Жизни ожидающих:

«Внимание! Объявляется посадка на рейс номер 2127, оправляющийся в 10 часов пять минут из Москвы в Каир! Просьба, пассажиров…»

– Всё, Петя, мы побежали. Желаем тебе приятного отпуска в нашей уютной однокомнатной квартире. Да, сынок? Желаем мы папе приятного отпуска? – Дениска радостно закивал. – Желаем, ага. Мой ты любимый, – поцеловала сына в голову. Дальше – мужу. – Я пришлю тебе фотографии нашей гостиницы.

– Но… – его брови нахмурились, мозг попытался сформулировать претензию и не смог. «Но» так и осталось единственным, что он смог сказать на прощание. Хотя допускается вариант, что Петя Хвостеев своим «но» хотел не поспорить, а поддержать свою молодую супругу, словно задорную лошадку. «Но!» – то есть «вперёд», «смелей».

Истинное значение двух букв пусть останется в тайнике Петиной Души.

Лида поцеловала или, скорее, коснулась губами щеки мужа и, гордо держа маленького Дениску за руку, ускрипела в направлении солнечного отпуска.

Петя остался стоять на месте.

Ему казалось, что он убит.

Ему казалось…

Петя Хвостеев – двадцатипятилетний создатель интернет-сайтов ещё не знал, что, расставшись с женой, выиграл счастливый билет.

Ровно сто сорок биографий, ровно сто сорок разных личных историй, предвкушений, страхов, фантазий, надежд, сомнений отделились от безымянной массы ожидавших свои рейсы пассажиров и выдвинулись к комнате досмотра. Дальше два шипящих автобуса, короткое путешествие до самолёта и, собственно, сам тяжеловесный «страус», как называл своё воздушное судно капитан Кротов.

Холодный августовский ветер ударил по невыспавшимся лицам, пытаясь, кажется, замедлить процессию, но настойчивый в своих неуверенных желаниях, местами неразговорчивый, местами даже унылый поток пассажиров всё же выдвинулся по ступенькам вверх. Трап был подан, у входа в салон гостей поджидала красавица бортпроводница.

– С добрым утром, – поприветствовала красавица пожилую даму в очках и лёгком пальто.

Та кивнула:

– Здрасьте, милочка. У меня к вам будет маленькая просьба: пересадите меня, пожалуйста, к иллюминатору. Я, знаете ли, люблю во время полёта смотреть в окошко, а на регистрации мне выдали не тот билет. Я не сразу заметила, а когда заметила, менять билет почему-то отказались, – причмокнула. – Хочу сказать, пускай мне это и неприятно, но у вас в кампании работают весьма хамоватые люди. Да-да, милочка, горький, но факт. Та наглая девица на регистрации меня буквально осадила своим «Прекратите выражаться!» А я и не выражалась, я просто не понимала, почему меня нельзя услышать?..

Бортпроводница улыбнулась:

– Я понимаю вас, но правилами нашей кампании запрещено меняться пассажирам местами.

– Не поняла, – Любовь Константиновна Больцер нахмурилась. – Что за идиотское правило? Немедленно поменяйте. А если я люблю сидеть у окошка?..

За ее спиной послышался настойчивый кашель.

– Не надо меня поторапливать, я уже прохожу. А вы, милочка, – обратилась к бортпроводнице, – разберитесь с вашими правилами.