– Можете быть уверены, – чеканит Витмер. – Компания и два магазина полностью покрыли и стоимость товаров, выплат, и даже арендованного “Буревестника”.

– Это же будет подтверждено? – с нажимом произношу, окидывая недоверчивым взглядом погрустневшие должностные лица.

Еще не хватало, чтоб ко мне кто-то заявился с требованием денег.

– А как же, – возмущенно краснеет Роваль. – Вот документ подписанный и заверенный. Вы чисты перед законом и банком.

Скрупулезно изучаю бумаги, пока эти двое прохаживаются по кабинету, рассматривая обстановку. Может, я и не много смыслю в этом деле, но просто так поверить на слово было бы несусветней глупостью.

И именно в этот момент, когда последние строчки развеивают мои сомнения в нечестности приставов и судебной системы, меня словно что-то толкает в солнечное сплетение. Я вскидываю голову и невольно утыкаюсь взглядом в окно, за которым по-прежнему маячит злополучная карета. Парень в ней сидит, как статуя, даже не шевелится, будто все это время неутомимо буравил меня взглядом, сверкая темными глазами.

– Кто это? – киваю подбородком на окно.

Господин Витмер поджимает губы. Зато господин Роволь сразу же выдает всю информацию.

Оказывается, бедного парня нашли в трюме одного из торговых суден – пытался зайцем пересечь море. Денег у него с собой не было, кто он и откуда говорить отказывался. Вот капитан по прибытии в порт и передал его властям. Придется теперь бедолаге, дабы оплатить проезд и штраф, поработать на благо города.

– Сколько он должен? – внезапно спрашиваю.

– Тридцать девять шиллингов, три пенса, – скороговоркой произносит Роволь.

Не моргнув и глазом, лезу в ридикюль и высыпаю на стол монеты. Спроси меня кто-то, зачем, я б не смогла ответить. Только чувствую, что поступаю правильно. И тепло, разливающееся в груди, словно маленькое солнышко, подтверждает мои догадки.

Приставы переглядываются, но от денег не отказываются. И Витмер быстренько сгребает монеты в кулак. Боится, видимо, что передумаю…

Нет, не передумаю. Хотя здравый смысл до сих пор не верит происходящему и не понимает причины моей благотворительности.

Из конторы выхожу со смешанными чувствами облегчения и глубокого затаенного ужаса – что теперь делать? Ладонь сжимает небольшой металлический ключ от склада. Его мне вручили вместе с копиями документов. На этих самых копиях настояла именно я. Ушлые приставы вначале даже и не думали отдавать второй экземпляр.

В окне конторы маячит печальный Эфлейф. Отчего-то меня не покидает убеждение, что хотя бы косвенно, а младший помощник причастен к случившемуся. Господа Роволь и Витмер следуют за мной.

– Приятно было познакомиться, леди Кассия, – целует руку Роволь.

Витмер криво усмехается.

– Вы кое о чем забыли, – хмурюсь в ответ и многозначительно смотрю на прикипевшего к окну кареты безбилетника.

– Нет-нет, что вы, – округляет глаза Роволь и едва заметно кивает застывшему на козлах кучеру. Он, поняв все без слов, тут же спрыгивает со своего насеста и идет к двери экипажа. – Сейчас вашего молодого человека приведут.

Тихо хмыкаю. Говорит так, будто я раба себе на рынке купила.

Стараюсь особо не рассматривать парня, лишь только молча указываю ему, чтоб забирался внутрь нашей кареты. Он, одетый в легкую полотняную рубаху и штаны, дрожит на зыбком весеннем ветру, как осиновый лист. Пускай в тепле немного согреется, пока я вежливо раскланиваюсь с приставами.

И лишь когда экипаж мужчин трогается с места, позволяю себе нырнуть в теплое нутро собственной кареты. И там уже натыкаюсь на вопросительный и немного воинственный взгляд своего гостя.

– Как тебя зовут? – мягко спрашиваю, устраивая ноги на нагретом у горелки кирпиче. Пальцы в ботинках буквально одеревенели от холода.

– Кадир… Кадир Саадат, – медленно произносит.

Склоняю голову набок, пристально рассматривая собеседника. Ну вот, а говорили, ничего не помнит.

– Я заплатила за тебя штраф, Кадир Саадат, – спокойно произношу. – Кому я могу сообщить о тебе?

– Сообщить? Обо мне? – удивленно вскидывает брови. – Ты меня не себе забрала?

От возбуждения его речь становится быстрее, но и непонятнее. К ней примешивается странный, незнакомый акцент.

От удивления закашливаюсь.

– В каком смысле себе?

Парень опускает взгляд и принимается рассматривать руки. На сбитых костяшках засохшая кровь.

– Ты думал, я тебя как раба купила? – уточняю.

Нога, дрогнув, соскальзывает с теплого кирпича. Пол экипажа ледяной, и по коже тут же пробегают мурашки.

Кадир молчит. Возвращаю родную конечность обратно в тепло.

– Нет, мне раб не нужен. Нет у нас рабов? Люди не могут владеть другими людьми, – начинаю возбужденно объяснять. – Я просто заплатила за твой билет. Решила помочь… Так куда тебя везти?

– Не знаю, – едва слышно шепчет Кадир. – Я ничего не помню

– Но имя ты свое мне назвал.

– Я его придумал. Кадир это первое, что пришло в голову. А Саадат на древнем языке Инохилдис означает «тот, что потерял дом», – признается мой собеседник.

Тихо вздыхаю. Вот как теперь быть? Моя бабуля в таких случаях любила приговаривать: “Нэ мала баба клопоту – купыла порося”. Вот так я себя сейчас приблизительно и чувствую…

– Муго, – стучу в стену кареты.

– Да, леди, – тут же откликается кучер.

– Сворачивай к складам. Мне нужно шестьдесят восьмой найти.

Решаю вопрос с парнем отложить на время, а пока проверить, чем же мне все-таки осталось владеть.

– Как скажете, леди, – ворчит старик.

Карета резко трогается и сворачивает налево, к пристани.

Понемногу улочки становятся менее чистыми и ухоженными, а здания более низкими, пока не превращаются в череду деревянных сарайчиков без окон. А спустя несколько минут карета останавливается.

– Сиди тут, – говорю Кадиру, хотя он и так не особо высказывает желания куда-либо выходить. Пригревшись у горелки, парень, кажется, и вовсе начал клевать носом.

Выпрыгиваю из экипажа и устремляюсь к дверям склада. Они огромные, двухстворчатые, из грубых тяжелых бревен, и занимают почти весь главный фасад. На огромном чуть проржавевшем засове висит замок.

Скрещиваю пальцы на левой руке на удачу и с трудом просовываю в замочную скважину ключ. Но сил, чтоб его провернуть мне не хватает. Как я ни пыхчу, а он ни в какую не желает двигаться, ни в одну из сторон. Но внезапно упрямый кусочек металла перехватывают чьи-то гибкие длинные смуглые пальцы, мягко отстраняя мою руку. Секунда дела – и дверь, скрипнув, слегка приоткрывается. Но мне и не нужно много, хватит и такого прохода.

– Спасибо, – слегка улыбаюсь, и проскальзываю в образовавшуюся щель.

В старом, заброшенном складе давно никого не было. Нетронутый слой пыли покрывает пол и замотанные в серое полотно тюки, сваленные кучей у стен. Сразу же направляюсь к ним и принимаюсь освобождать от упаковки. Я отчаянно надеюсь, что они скрывают то, что поможет нам хотя бы на первых порах выжить. И когда вижу мотки обычной разноцветной пряжи, не могу сдержать разочарованного вздоха. Это конечно лучше, чем ничего, но шерсть в Маренай стоит дешево, и не пользуется особым спросом. Теплый южный климат делает зиму короткой и мягкой.

Но даже это лучше, чем ничего. Можно сдать кому-то на реализацию. Своих-то магазинов у меня больше нет.

Прихватив несколько клубков разного цвета, чтобы рассмотреть их дома получше, закрываю склад, и мы садимся назад в экипаж.

А ведь по приезду в особняк мне предстоит еще одно испытание – объявить домочадцам, что мне нечем платить, и уволить.

Глава 30

Эта картина уже до боли знакомая. Отдав Кадира на попечение Титмиры, снова грустно смотрю на вереницу верных слуг. Как же хорошо, что я не успела дать объявление в газету и набрать новых людей.

– Вот такие обстоятельства, – развожу руками, поведав домочадцам о несчастье, которое постигло компанию отца. – Я не смогу платить вам жалование. Знаю, вы верно служили семейству Отгриф не одно поколение, и преодолевали все трудности вместе с нами. Но просить остаться не имею права. Расчетные каждый из вас получит, обещаю, как и рекомендательные письма. Желаю вам найти работу по душе и благодарю от всей своей семьи за то, что вы были рядом.