Далеко от дома Бастиан уйти не мог голод скоро возвращал его к фруктам мамы Айолы. Вечерами они подолгу беседовали. Он рассказывал ей о Граограмане, о Перелине, о Ксаиде, об Атрее, которого он ранил, а может, и убил.

— Я все делал неправильно, — сказал он. — Луниана так щедро наградила меня, а я распорядился ее дарами так, что принес несчастье и себе, и Фантазии.

Мама Айола долго смотрела на него.

— Нет, — сказала она, утешая. — Ты шел дорогой желаний, а этот путь не бывает прямым. Ты сделал большой крюк, но это был ТВОЙ путь. Ты из тех, кто возвращается, только если найдет источник Живой Воды. А это самое таинственное место Фантазии. Туда нет прямого пути. — И, помолчав, добавила: — Любой путь, который приводит туда, в конце концов оказывается верным.

Вдруг Бастиан заплакал. Он сам не знал почему. Как будто узелки в его сердце развязались и вышли слезами. Он всхлипывал и не мог успокоиться. Мама Айола взяла его на колени и стала нежно гладить, а он зарылся лицом в цветы на ее груди и наплакался вдоволь.

На следующий день Бастиан снова заговорил о вчерашнем:

— А ты знаешь, где источник Живой Воды?

— На границе Фантазии.

— Но ведь у Фантазии нет границ.

— Есть, они не снаружи, а внутри. Там, откуда Детская Королева черпает все свое могущество, но куда сама она попасть не может.

— И я должен разыскать это место? Еще не поздно? — спросил Бастиан.

— Тебя выведет туда только одно желание — последнее.

Бастиан испугался.

— Мама Айола, при каждом исполнении моего желания я что-нибудь забывал. И сейчас будет так же?

Она кивнула.

— Но я ничего не замечаю!

— То, что ты уже забыл, ты не можешь заметить как утрату.

— А что я забуду теперь?

— Я скажу, когда придет время. Иначе ты не сможешь забыть и желание твое не наберет силу.

— А вдруг это мое последнее воспоминание?

— Что делать. В мире ничто не утрачивается совсем, оно лишь преображается во что-нибудь другое. Твое воспоминание должно превратиться в желание.

— Но тогда, наверное, я должен поторопиться?

Она погладила его по волосам:

— Не беспокойся. Все длится, сколько нужно. Когда последнее желание появится, ты это сразу почувствуешь. И я тоже.

С этого дня действительно что-то стало меняться, хотя Бастиан ничего не замечал. Сказывалась преображающая сила Дома Перемен, хотя все происходило постепенно — так растут растения из земли.

Бастиан все еще наслаждался летом и заботами мамы Айолы, и фрукты ее все еще были ему по вкусу, хотя постепенно он начал наедаться. Она заметила это, но ничего не сказала. И лаской ее он уже насытился. Теперь в нем появилось новое, незнакомое желание: самому кого-нибудь полюбить.

С удивлением и грустью он обнаружил, что пока не любил никого. Но желание любить становилось все сильнее. И в один из вечеров он заговорил об этом с мамой Айолой. Она слушала, взгляд ее выражал то, чего Бастиан не понимал.

— Вот ты и нашел свое последнее желание, — сказала она. — Твоя истинная воля — любить.

— Но почему я не могу этого, мама Айола?

— Ты это сможешь только тогда, когда напьешься Живой Воды. И тебе захочется поделиться этой водой с кем-то еще. Это и будет любовь.

— А ты, — смущенно спросил Бастиан, — ты пила ее?

— Нет, — сказала мама Айола. — У меня все иначе. Мне необходимо кому-нибудь отдавать мой избыток.

— Но ведь это и есть любовь?

— Да, если хочешь, — сказала мама Айола, немного подумав.

— А кому в Фантазии доступна Живая Вода?

— Не знаю. В некоторых предсказаниях говорится, что наступит такое время, когда люди принесут в Фантазию любовь. Тогда два наши мира соединятся. Но я не знаю, что это значит.

— Мама Айола, — напомнил Бастиан. — Ты обещала, когда придет время, рассказать мне, что я забыл в обмен на мое истинное желание.

— Ты забыл отца и мать. Теперь у тебя больше ничего нет, кроме твоего имени.

— Отца и мать? — задумался Бастиан. Но эти слова больше ничего не значили для него. — Что мне делать теперь?

— Ты должен покинуть меня. Твое время в Доме Перемен истекло.

— И куда мне идти?

— Тебя поведет твое последнее желание. Не теряй его!

— Я должен идти сейчас же?

— Завтра утром. У тебя осталась последняя ночь в Доме Перемен.

Бастиан встал и подошел к ней, чтобы проститься на ночь. Только вблизи он заметил, что все ее цветы увяли.

— Не беспокойся. И завтра утром не оглядывайся, а иди своим путем!

Когда наутро он спустился из своей комнаты, мама Айола сидела на прежнем месте. Все листья, цветы и плоды опали с нее. Глаза ее были закрыты, и она походила на засохшее, умершее дерево. Бастиан долго стоял перед нею, потом открыл дверь и вышел наружу.

За ночь наступила зима. Снег лежал по колено, от цветущих роз остались только голые кусты. Было холодно и очень тихо.

Бастиан хотел вернуться в дом за плащом, но двери и окна исчезли. Весь дом зарос наглухо.

Бастиан поежился от холода и двинулся в путь.

Глава XXVI

РУДНИК СНОВИДЕНИЙ

жный ветер так же холоден, как и северный, если он дует в снежной долине, где живет слепой горняк Йор.

Однажды ранним утром горняк вышел из хижины, уловив среди полной тишины скрип шагов дальнего путника.

Йор был уже старик, но без бороды и без морщин, волосы у него посерели, как камень, и весь он казался высеченным из куска застывшей лавы. Только в глубине его слепых глаз иногда вспыхивал огонь.

Подойдя, Бастиан — а это именно его шаги заслышал издалека Йор — сказал:

— Здравствуй. Я заблудился. Я ищу источник Живой Воды. Не мог бы ты мне помочь?

— Ты не заблудился, — прошептал горняк. — Но говори тише, иначе ты разрушишь мои картины.

Он жестом пригласил Бастиана в хижину. Она состояла из одной комнаты, очень просто обставленной: стол, два стула, лежанка и полка для посуды и еды. В очаге пылало пламя, в котелке дымился суп.

Йор поставил две тарелки, налил в них супу и жестом пригласил гостя поесть. Завтрак прошел в молчании.

Потом горняк откинулся, глаза его смотрели сквозь Бастиана.

Он прошептал:

— Кто ты?

— Меня зовут Бастиан Балтазар Букс.

— А, значит, свое имя ты еще помнишь.

— Да. А ты кто?

— Я Йор, меня еще называют слепым горняком. Но я слеп только на свету. Под землёй в моем руднике в полной темноте я могу видеть.

— Что это за рудник?

— Он называется Минроуд. Это рудник сновидений.

— Рудник сновидений? — удивленно повторил Бастиан. — Про такое я не слыхал.

Йор, казалось, постоянно к чему-то прислушивался.

— Он существует специально для таких, как ты, — тихо сказал Йор. — Для людей, которые не могут найти дорогу к источнику Живой Воды.

— И что же это за сновидения?

Йор закрыл глаза, и Бастиан не знал, повторить ли ему вопрос.

— Ничто в мире не исчезает бесследно. Ты видел когда-нибудь сны, которые утром не мог вспомнить?

— Да, часто.

Йор задумался, кивнул, потом пригласил Бастиана следовать за ним.

— Только ни слова, ни звука, понятно? То, что ты сейчас увидишь — моя работа за многие годы. Любой шум может их разрушить. Поэтому молчи и ступай очень осторожно.

За хижиной находился деревянный шахтный копер, они прошли мимо него в огромную заснеженную долину. И тут Бастиан увидел картины, которые лежали на белом снегу, как драгоценности на белом шелке ювелирных коробочек.

Это были тонкие, как дуновение, прозрачные стекла разных форм и размеров, прямоугольные и круглые, мозаичные и гладкие, иные величиной с церковные витражи, другие — как миниатюры на вазочках. Они лежали рядами, группируясь по величине и форме, покрывая снежную равнину до горизонта. Тут были изображены какие-то фигуры в птичьем гнезде, часы, похожие на растекшийся расплавленный сыр, куклы на ярко освещенном пустом пространстве, головы и морды зверей и целые пейзажи, составленные из голов, морд и лиц. Но были и обыкновенные портреты, были мужчины, косившие пшеницу, женщины, сидящие на балконе, горные деревушки и морские виды, военные сцены и цирковые представления, улицы и комнаты, снова лица, старые и юные, мудрые и придурковатые, шуты и корали. Были страшные картины — казни, пляски смерти; были портреты молодых дам в седле, и был нос, разгуливающий сам по себе, принимая приветствия от встречных.