В течение оставшейся части мая Морелль отмечал попытки вылечить Гитлера от проблемы с пищеварением.
Гитлер обсуждал с генералами планы операции "Цитадель", крупного контрнаступления под Курском на восточном фронте. Ссоры, возможно, способствовали возникновению у него эпигастрических болей. Подозревая другие причины, 30 мая Морелль отправил образцы кала в Ольмутц, где их передали профессору Ниссле и Лавесу для анализа. Лавес резюмировал: “Очевидно, имеет место небольшой дисбактериоз пищевого происхождения, вероятно, только временного характера”. 5 июня Ниссле упрекнул Морелля за негигиеничное приготовление пищи в штаб-квартире: “Необходимо уделять особое внимание тому, чтобы персонал тщательно мыл руки с мылом перед употреблением сырых продуктов, а также ополаскивал каждый отдельный лист салата и тому подобное в проточной воде. То же самое касается фруктов – яблоки и груши всегда следует сначала очищать от кожуры, поскольку наше исследование здесь показывает, что их кожура неизменно загрязнена бактериями”. Ниссле предложил погружать сырые продукты в кипящую воду, следуя китайской медицинской практике: “Они делают это главным образом из-за яиц глистов и дизентерии, которые там широко распространены”.
Министр иностранных дел Рейха фон Риббентроп пригласил Морелля на обед в Фушль 6 июня 1943 года. Морелля пригласили на 13:00, но Риббентроп, грубый и высокомерный человек, прибыл примерно в 14.30, после нескольких звонков от жены. Морелль был вне себя, как видно из его дневника.
6 июня 1943 года
После обеда он пригласил меня наверх, чтобы кое-что обсудить. Теперь понятно, почему он пригласил меня на обед – поговорить о здоровье фюрера и моём лечении.
Хорошо ли, спросил он, что фюреру делают так много уколов? (Армейский врач Риббентропа доктор Конрад на самом деле в первую очередь спортивный врач и, насколько мне говорили, враждебно относится ко всем инъекционным методам лечения). И получает ли он что-нибудь ещё, кроме глюкозы?
– Йод, – ответил я, – очень подходит для тех, кому за 50.
– Но не слишком ли много он, возможно, получает?
– Мне разрешено, – сказал я, – ввести за одну инъекцию столько йода, сколько я до сих пор вводил за 40 уколов (но не больше в течение одной или двух недель).
Даю ли я ему что-нибудь ещё?
Я ответил:
– Я даю ему то, что ему нужно.
Он сказал, что ему также дают глюкозу из–за слабости сердечной мышцы – он получает 40%-ный раствор глюкозы.
– Я считаю, что такие инъекции слишком сильны, – прокомментировал я, – из-за опасности тромбоза. Я сам никогда не использую растворы с содержанием более 20%.
Затем он продолжил о необходимости сильного массажа живота для фюрера (без сомнения, имея в виду своего Керстена[12], которого годами пытался познакомить с фюрером); и Вольф, и Гиммлер пытались заставить меня натравить Керстена на фюрера.
Этот человек однажды делал мне массаж в Житомире в 1942 году, и у меня потом две недели болело всё тело. Диагнозы (о которых он болтал при этом) полностью упускали из виду хронический нефрит и хроническое повреждение сердечной мышцы с кальцификацией коронарных артерий.
– Я отказываюсь, – сказал я, – подвергать фюрера этим жестоким массажам живота, но я бы не возражал против лёгкого массажа тела для стимуляции кровообращения.
– Вы имеете в виду из-за спазмов?
– Да, в целом я очень поддерживаю массаж, особенно с возрастом. В любом случае, я годами приставал к фюреру по этому поводу и даже заказал массажиста из Мюнхена, который сделал массаж целому ряду знакомых, таких как Гофман, министр Вагнер и т.д. Я также попросил его сделать мне массаж, чтобы я мог посмотреть, какой массаж он делал. Но на сегодняшний день фюрер категорически отказывается.
– Что ж, тогда почему бы не сказать, что в таком случае вы не можете взять на себя ответственность?
Затем он перешёл на тему дыхательных упражнений. Несомненно, это было сделано по наущению Хевеля, который в больнице под руководством профессора Коха из Берлина однажды подобрал хорошенькую “ассистентку по гимнастике”, которая обучала его и которую он действительно хотел после возвращения представить фюреру. Он несколько раз подходил ко мне с предложением, что фюреру действительно следует начать выполнять подобные упражнения с этой молодой леди.
Я указал, что фюрер, вероятно, не выделит для этого много времени. Я подумал, что было бы уместнее время от времени останавливаться во время прогулок и делать глубокие вдохи, держа трость поперек спины и под мышками, чтобы сохранять вертикальное положение.
Это подтолкнуло Риббентропа ко всей этой затее с прогулками.
– Фюрер, – сказал он, – должен гулять несколько часов в день.
(О, счастливый министр иностранных дел, что вы можете уделить так много времени!)
– Фюрер, – продолжал он, – должен взбираться на холмы и выполнять напряжённые упражнения для тренировки тела.
(Снова слышу спортивного доктора!)
– Я вынужден не согласиться, – парировал я, – поскольку это было бы совершенно неподходящим для фюрера. Ему следует много гулять, но по ровной местности и без перенапряжения.
– Ну, – сказал он, – у него ведь всё в порядке с сердцем, не так ли?
Или Вы думаете о спазмах и проблемах с кровообращением?
– Да, – ответил я. (Конечно, я не имею права обсуждать результаты кардиологического обследования с третьими лицами).
– Но фюреру не следует постоянно ездить в чайный дом и обратно.
Ему следовало бы, по крайней мере, проделывать обратный путь пешком по холмам.
– Скажите это фюреру, – ответил я.
– Во всем теле фюрера должны произойти тотальные изменения, чтобы он стал более жёстким. Его всегда мучили эти болезни желудка, некоторое время назад у него была постоянная диарея, а теперь в последние недели всё повторяется снова.
Я указал, что последний эпизод был не диареей, а запором и что болезнь возникла из-за подозрительной сырой пищи.
Он сказал, что знает это, но если бы фюрер был более решителен, бактерии не смогли бы закрепиться или только в небольшой степени. Он сказал, что хотел рассказать мне всё это и именно поэтому пригласил меня к себе. Я заметил, что во всём этом нет ничего нового, и я уже обращал на это внимание.
Спускаясь по ступенькам, Риббентроп начал всё сначала, после чего я указал, что он и так был достаточно трудным пациентом, но с фюрером ещё труднее, поскольку он с самого начала отказывался от большинства предложений. Когда мы прощались, он по-прежнему казался убеждённым, что сообщает мне что-то новое. Какими невежественными и наивными часто бывают непрофессионалы в своих медицинских мнениях!
28 июня Морелль поговорил о диете Гитлера с доктором Цабелем, директором природной клиники в Берхтесгадене. Цабель наотрез отказался указать, что должен есть Гитлер, не будучи проинформированным о состоянии здоровья Гитлера, аппетите, весе и других факторах. “Я особенно не хочу, чтобы у фюрера создалось впечатление, что, поскольку он обслуживается отдельно, всё это доводилось до моего сведения”, – писал Цабель Мореллю.