М. Н. Тухачевский, в статье, посвящённой новому Полевому уставу РККА 1934г. (ПУ-34), критиковал тех, кто утверждал, что «танки имеют значение лишь как средство НПП». Он обоснованно отмечал, что «средства наступательные или средства подавления, к которым относятся танки, авиация, химия, требуют большого искусства в организации их взаимодействия». Он призывал к тому, чтобы отрабатывалось «кропотливое, тщательное взаимодействие между пехотой, танками и артиллерией», понимая, что такое взаимодействие – это труднодостижимая, требующая высокой военной культуры и постоянных тренировок. После того как Тухачевский был репрессирован в 1937 г. мало кто из командиров обращал внимание на это требование. Он подчёркивал, что задача танков ДД – прорваться в тыл главных сил обороны, разгромить резервы и штабы, уничтожить основную группировку артиллерии и отрезать главным силам противника пути отхода.

Концепция глубокого боя получила признание в первую очередь в академических кругах. Уже с на чала 1930 г. Военная академия им. М. В. Фрунзе решала тактические задачи на местности и на картах на основах глубокого боя и сыграла большую роль в их распространении в армии. Установлением основ глубокого боя было сделано только полдела. Тактические прорывы удавались в 1-ю мировую войну и с помощью старых приёмов боя. Суть проблемы состояла в том, как довершить тактический успех оперативным развитием прорыва и прорвавшись через взломанную брешь фронта на маневренный простор, уничтожить живую силу противника в оперативном масштабе. После гибели Триандафиллова и Калиновского в авиакатастрофе в 1931г., Тухачевский продолжал усиленно работать над глубокими формами борьбы. В 1932г. он закончил первую часть работы «Новые вопросы войны», в которой исследовал влияние современных технических средств борьбы на изменение форм и способов ведения боя и операции. В 1936 г. Он значительно переработал первую часть этого труда, учтя возрождение в Германии большой агрессивной армии. К сожалению, эта рукопись пропала.

Изменения в тактике должны отразиться и на оперативном искусстве. Всеми сознавалась необходимость решительного шага по пути создания новой теории ведения операции. Указывая на важность этой задачи, Тухачевский писал, что «реконструированная армия вызовет и новые формы оперативного искусства». Первое зерно истины созрело для этого в концепции глубокого боя; новая оперативная мысль вслед за ним уже пробивалась в сознание. Наша армия достигла такой ступени развития, которая выдвигала требования нового применения сил и средств в крупных, решающих операциях на земле и воздухе. Полной аналогии с тактическим решением вопроса тут быть не могло, потому что бой (тактика) и операция (оперативное искусство) имели свои качественные различия, определяемые масштабом пространства и времени и отличием оперативного построения войск от их тактического боевого порядка.

Принципиальную схему глубокого боя необходимо было перенести в оперативные масштабы. Для этого требовались, во-первых, мотомехсоединения, способные по своей организации и вооружению к решению самостоятельных оперативных задач. Во-вторых, вопрос заключается в том, как вы нести усилия этих соединений в оперативную глубину противника. Таким образом, главный вопрос организации глубокой операции сводился к решению проблемы: как тактический прорыв превратить в оперативный, как через взломанную брешь тактической обороны ввести в прорыв самостоятельные мотомехсоединения. Таковы исходные положения теории глубокой операции. Но эти, пока только общие рассуждения, требовали глубокого исследования, нуждались в теоретическом обосновании и конкретном оформлении.

Большая работа, начатая в этом направлении в 1931–1932 гг., связана с созданием оперативного факультета Военной академии им. М.В. Фрунзе, сыгравшего большую роль в развитии оперативно го искусства и в подготовке оперативных кадров для высших штабов. Военная академия готовила общевойсковых командиров тактического профиля. Теперь лишь оперативный факультет готовил командные кадры с широким оперативным кругозором, знающие основы операций, вождение крупных соединений. Факультет положил начало пересмотру основ оперативного искусства и раз вернул научно-исследовательскую работу, решая ряд новых проблем. Руководящей идеей стали глубокие оперативные формы борьбы. Теперь они начали получать теоретическое обоснование и конкретное оформление. В 1932г. Г.С. Иссерсон из числа преподавателей был выдвинут начальник ом оперативного факультета академии, который возглавил и научно-исследовательскую работу. Благоприятные условия для работы оперативного факультета были созданы начальником академии Р.П. Эйдеманом, который ценил и уважал молодые, творческие кадры, умел оберегать их и помогать им. Большое значение для направления работы оперативного факультета имели указания М.Н. Тухачевского и А.И. Седякина (начальника Управления боевой подготовки РККА). Широта оперативного мышления Тухачевского и пытливый ум Седякина находили ответы на многие вопросы и указывали пути их решения. Передовых взглядов на характер современных операций придерживался также А. И. Егоров (начальник Штаба РККА). Он поддерживал всякую новую мысль. В конце 1932 г., после Эйдемана, главой академии был назначен Б. М. Шапошников.

По свидетельству Иссерсона, его назначение было ударом для понятия «новые формы борьбы» и триумфом «военного мировоззрения, основанного исключительно на опыте 1-й мировой войны» и, следовательно, неспособным понять изменений, происшедших с тех пор. Шапошников почти не оказывал поддержки факультету и «всё, что было сделано на оперативном факультете после Эйдемана, было сделано вопреки новому руководству академии» и если бы не А. И. Егоров, «развитие военной теории в академии, вероятно, значительно бы отстало». Косвенно подтверждает эти слова и И. Х. Баграмян. В его воспоминаниях указывается, что у командования академии «до оперативно го факультета руки не доходили, и последний… варился в собственном соку» и «…факультет по существу прозябал».

Со стороны Тухачевского, Седякина и Егорова, занимавших руководящие посты в армии, оперативный факультет встречал самую широкую поддержку. Даже известный военный теоретик А. А. Свечин в конечном итоге согласился с неизбежностью перехода к новым формам борьбы и поддержал концепцию глубокой операции, рассматривая её однако в рамках стратегии измора. Концепция глубокой операции, которая более соответствовала революционным идеалам советского государства, одержала верх. По иронии судьбы, хотя концепция Тухачевского и его соратников и победил а, их тоже поглотил в 1937 г. пожар чисток. «В результате Советский Союз в 1941 г. подошёл к войне, не вооружённый стратегическим видением ни Свечина, ни Тухачевского. И последующий за этим стратегический вакуум возьмёт страшную дань с вооружённых сил и государства» (военный историк США Д.Гланц).

В 1932 году в Воениздате вышла книга Г.С.Иссерсона «Эволюция оперативного искусства», посвящённая научному обоснованию новой теории глубокой операции ведения современных революционно-классовых войн. Суть теории заключается в нанесении мощного удара по всей глубине эшелонированной обороны противника, взлом её и введение в прорыв крупных мотомеханизированных соединений для развития тактического прорыва в оперативный успех.

В связи с тем, что в интернете ознакомление с этой книгой затруднено из-за отсутствия свободного доступ, который возможен в случае её приобретения, для чего требуется некоторое время или перевод с английского, то кратко изложим содержание отдельных глав книги, учитывая важность вопроса и чтобы иметь представление об этой теории.

Размышляя о характере будущей войны, Иссерсон пишет: «на новых путях эволюции нашего оперативного искусства необходимо прежде всего исходить из характера нашей будущей войны как войны революционно-классовой. Являясь высшим проявлением классовых противоречий двух исключающих социальных систем, эта война будет иметь характер решающего столкновения все мирно-исторического значения. В истории борьбы… классов напряжение этой войны по радикальности её целей достигнет высшего предела».