— Отойди! — крикнул Торен и судорожно принялся ощупывать землю вокруг в надежде найти, чем защититься.

В руке оказалась деревянная доска. Он махнул ей, пытаясь отогнать своего противника. Торен не хотел причинять ему боль, но и быть съеденным грязным, бродячим псом тоже не хотелось. Пёс, увернувшись от удара, отпрыгнул назад и бросился на Торена. Целью было горло молодого настоятеля. Торен свободной рукой, с удивительной даже для себя силой, оттолкнул налетевшего на него пса, быстро поднялся и замахнулся доской второй раз. Более удачно. Доска, достигнув цели, сломалась о спину твари. Визг наполнил воздух. Пёс, поджав хвост, устремился прочь.

Небо уже наполнилось звёздами. Сколько он проспал, Торен понять не мог. Необходимо было торопиться. Ночью оставаться в открытом поле, как он успел понять, не следовало. Мало ли ещё какие "сюрпризы" поджидают его в кустах. В Храме Иония Торен не раз слышал о растерзаных в полях беднягах, опрометчиво уснувших после работы. Их жёны приходили, плакали и не знали, что делать, оставшись без кормильца. Дети, лишённые отца, рыдали вместе с ними. Но вспомнил он об этом только сейчас.

Обшарив телегу, Торен не нашел ничего, кроме пустых холщовых мешков. Торен достал из сумки флакон с церковным маслом, вылил в кружку и погрузил в него кусок мешковины. Затем, обмотав им ветку, принялся разжигать. За долгие месяцы он овладел мастерством разведения огня, поэтому с задачей справился в считанные минуты. Пламя, вспыхнув, разогнало окутавшую его тьму.

В ночи маяк казался намного ближе, хоть и горел уже не так ярко. Оставшуюся часть пути Торен преодолел довольно быстро.

Дорога довела его до невысокого покосившегося забора, за которым начиналась территория храма. Огромное кладбище с множеством хаотично расположенных могил отделяло его от конечной точки путешествия. По пути, не спеша, Торен рассматривал не самое приятное зрелище, представшее перед ним. Бесформенные могильные камни не говорили ничего, кроме имени и даты смерти человека. На вершине холма возвышался маяк с деревянной пристройкой. Было тихо. Лишь редкое карканье ворона и шум бьющихся о скалы волн нарушали эту тишину.

Всё было знакомо ему. Торен видел это. Недавно. Во сне.

Ржавые металлические петли издали скрип, режущий слух. Массивные врата нехотя распахнулись. Воздух, тёплой волной вырвавшийся изнутри, обдал Торена тошнотворным смрадом. Тёмный зал предстал перед его взором. Деревянные скамьи, покрытые толстым слоем пыли, беспорядочными рядами стояли перед трибуной. Плиточная мозаика местами была сколота, а трещины гигантской паутиной растянулись по полу. Под сводами, где некогда находились окна с выложенным из разноцветного стекла ликом Творца, сейчас остались заколоченные досками дыры. Подсвечники, расположенные по всему залу, давно не ощущали тепла горящих свечей — лишь застывший воск своими слезами напоминал, что в них когда-то нуждались.

Торен застыл в дверном проёме, как статуя, и отказывался верить своим глазам. Разочарование, с ехидной усмешкой победителя, который выиграл нечестным способом, первым встретило его на пороге. Злость, оттолкнув подругу, схватила его в свои крепкие объятия и начала сильно сжимать, лишая возможности дышать. Когда сосуд не выдержал давления и лопнул, расплескав по стенам сердитые брызги, к Торену пришла Ярость. Вся объятая огнём она стремительно бросилась ему навстречу. Прыгнув ему на шею, как влюблённые прыгают друг к другу после долгой разлуки, горячими поцелуями покрыла его лицо. Танцевала вокруг, раскидывая огненные искры, обжигала, прикасаясь своим пылающим платьем, дразнила, кричала на него, кричала вместе с ним. Через миг, слившись с ним в одно целое, став его кожей, наполнив все органы внутри пламенем, начала выжигать все остальные эмоции, что мешали ей стать полноправной и единственной хозяйкой. “Нет! — кричали Торен и Ярость. — За что? Почему?”

Как он — лучший выпускник семинарии, с отличием закончивший обучение, которому наставники пророчили великолепное будущее, наконец добившийся так желаемого им назначения, — как он мог оказаться здесь?

Покинув Храм Великого Иония, за пятнадцать лет ставший для него родным домом, Торен, преисполненный надеждами и мечтами о собственном приходе, отправился в путь. С каждым днём, с каждым шагом, земли вокруг становились беднее и беднее. Люди, вынужденные не жить, а выживать, цепляясь всеми силами за своё существование, всё отчетливей проявляли низость своих желаний и нравов. Учение, проповеди, призывы к духовной жизни волновали их не больше, чем возня навозных жуков в коровьей куче. Но он, не обращая внимания на все знаки и предостережения о том, что его мечта не становится ближе, а только отдаляется, продолжал идти. И вот, после долгих месяцев пути он оказался здесь — у разбитого сарая на краю пропасти. И это теперь его обитель?

Ярость утихла, оставив лишь угли и пепел, как это бывает после пожара. Ей на смену пришли Уныние и Опустошение. Они стояли рядом, окутав Торена своими невесомыми черными шелками, недвижимые и немые. Ему захотелось бежать, бежать куда угодно, лишь бы подальше, но сил ни физических, ни моральных на это уже не осталось.

Подняв факел выше, чтобы его свет лучше наполнил храм, он неспешно ступил вглубь. Этот шаг показался ему шагом на виселицу, которая ждёт своих гостей за совершённые ими преступления. Но обратного пути уже нет. Судьи приняли решение. Приговор должен быть выполнен! Петля на шее! Палач готов!

Дорожка между скамьями вела от входа к трибуне, находившейся на невысоком — в полметра — возвышении над остальным залом. С обеих сторон трибуны были по три ступени — символ трёх этапов Очищения. Подниматься сюда разрешалось лишь служителям Церкви. Ни один прихожанин не мог нарушить это правило. В центре стояла тумба для чтения, на которой всегда должна лежать Книга Двух. Торен осторожно, с тревожным чувством внутри, приблизился к трибуне. На ступенях, покрытых пылью, были следы, оставленные не так давно.

Первая ступень — отказ от греха.

Вторая — смирение.

Третья — чистая вера.

Трибуна, в отличии от остального зала, была довольно чистой. Тут постоянно проходят службы. Книга Двух была открыта на середине. За многие года Торен выучил её почти наизусть и знал, что в этой части рассказывается о… сейчас он никак не мог вспомнить.

Смрад усилился.

— Эй! Есть тут кто-нибудь? — спросил Торен. Звук его хриплого голоса, отразившись эхом от стен, затих. Ответом ему был лишь писк, бросившихся врассыпную крыс. Этих тварей Торен не боялся. — Пошли вон! — крикнул он.

Крысы разбежались в стороны, словно ребятишки, которых застукали во время подглядывания за взрослыми.

В дальнем углу была дверь, по всей видимости ведущая к маяку. Если пламя горело, значит кто-то его зажёг, подумал Торен. Он дёрнул за ручку. Ещё раз. С третьей попытки дверь отворилась. Вонь в комнатке была невыносимой. Повсюду с противным жужжанием сновали мухи, сверкая своими блестящими зеленовато-синими тельцами. У правой стены стоял стол с книгами и бумагами, прижатыми чернильницей. Чернила маленькими каплями были разбрызганы по всей столешнице. Рядом лежало перо. Единственная свеча уже полностью сгорела, образовав вокруг застывшую восковую лужицу. Очистить будет довольно проблематично. Массивный деревянный стул, казавшийся слишком громоздким, был аккуратно задвинут под стол. Два следа на каменном полу, свидетельствовали о том, что его часто двигали. Слева от входа стояли сундук и кровать, размеры которой явно не подходили для взрослого человека. Шикарные апартаменты! В каменной стене напротив входа — арка. За ней винтовая лестница, ведущая на вершину маяка.

Торен застыл в проходе. Предчувствие подсказывало, что должно произойти нечто необратимое. Через миг его глаза увидели тело, лежавшее в неестественной позе на ступенях. От неожиданности Торен отпрыгнул к стене. Поверхность была шершавая и влажная. Даже через робу можно было почувствовать её прохладу. Почему-то в этот момент мысли были лишь об этом. Некоторое время Торен стоял в оцепенении. Когда способность здраво рассуждать вернулась, он медленно приблизился к бедняге, чтобы осмотреть его. На ступенях лежал седой старик: низкий, худой, словно скелет обтянутый бледной, морщинистой кожей. Одежда изношена, так же сильно как и тело. Ноги сломаны в нескольких местах. Недвижимая рука с крючковатыми пальцами тянется в мольбе, но помощи ждать было не от кого. На металлической цепочке, украшающей шею, знак Церкви.