"Опять?!" — отчаянье промелькнуло в голове Торена-ворона. Но… Сон отличался от предыдущих: храма, маяка, как и всего остального, тут не оказалось. Он попытался осмотреться по сторонам, как вдруг услышал странный шум. Большое черное облако из глубины острова хаотично двигалось в его сторону. Оно подобно камню, сорвавшемуся с обрыва, стремительно летело вниз, а у самой земли резко вздымалось ввысь.
Торен затаился в густой листве дуба. Наконец, ему удалось разглядеть, что туча из себя представляла. Две стаи, летучих мышей и птиц, сцепились в смертельной схватке. Обезумев от крови, они разрывали плоть друг друга, а их предсмертные крики сотрясали ночную тишину на многие мили вокруг. "Только не сюда. В море. Летите в море!" — взмолил Торен.
Когда до его укрытия оставалось с десяток метров, произошло немыслимое. В одно мгновение крылатые стаи бросились вниз, даже не пытаясь избежать столкновения с землёй. Глухой удар поднял плотное облако пыли, которое тут же поглотило в себе непримиримых соперников. Стоило ветру разогнать смог, как взору пастыря предстали неподвижные тела двух людей, лежавших друг напротив друга. Магия? Будучи ребенком, Торен слышал разные истории о колдунах, но всегда считал их выдумками.
Первым поднялся тот, кто был по правую сторону. Он с легкостью оттолкнулся от земли и сразу очутился на ногах. Не удостоив вниманием своего оппонента, он кинулся к самому краю обрыва. Его целью был небольшой тряпичный сверток, подобный тем, в которые пеленают младенцев. Взяв его в руки, человек начал его укачивать, словно пытаясь успокоить.
Вдруг позади раздался грубый и сильный голос. Незнакомец медленно и аккуратно опустил дитя на землю, затем обернулся на окрик.
Торен впервые слышал странный диалект, на котором разговаривали соперники. Понять их было невозможно.
Тот, который держал в руках ребёнка, был на голову выше своего оппонента. Пепельные волосы спадали на плечи. Одет во всё чёрное. Рубаха заправлена в кожаные штаны. На ногах сапоги с высоким голенищем. Лицо, полностью лишённое эмоций, под стать голосу и глазам.
Второй же, напротив — сама ярость, нашедшая своё воплощение в образе человека. Массивный торс покрывали многочисленные шрамы. Гладкая голова и бешенные, переполненные гневом глаза. Обезумевшая от злобы улыбка так и кричала о желании вцепиться и разорвать глотку врагу. В правой руке он сжимал длинный меч, направив острие на своего противника. Лезвие полыхало белым светом, разгоняя вечернюю тьму вокруг.
Яростный воин неспешно двинулся на своего противника. Расстояние неуклонно сокращалось, но пепельноволосый был неподвижен. Отдав инициативу своему сопернику, он явно выжидал и готовился отразить выпад.
Не дойдя до своей жертвы и десяти метров, агрессор в миг оказался подле соперника. Яркое свечение от пламени на лезвии описало изящную дугу. Удар был нанесен мгновенно со скоростью, неподвластной человеческому взору. Но меч встретил не плоть врага, а черное лезвие соперника.
Разум Торена с трудом улавливал бешеный ритм борьбы. Звон металла от соприкосновений мечей, буквально, накладывался друг на друга, превратившись в одну сплошную мелодию, где не было места тишине. Пастырь, словно завороженный, не в силах отвести свой взор, наблюдал за танцем жизни и смерти, пытаясь понять, кто же одержит верх в этой битве.
Человек со шрамами уступал своему врагу в скорости, но брал силой и напористостью, заставляя оппонента постоянно защищаться и лишь изредка контратаковать. Порой удары достигали цели. Оба воина словно не замечали их. Порезы от стали тут же затягивались, но кровь от ран успевала окрасить землю под ногами сцепившихся.
На горизонте показались первые лучи солнца, знаменуя собой новый день. Именно в этот момент и произошла развязка затянувшегося противостояния. Рука с тёмным клинком смогла нащупать слабое место. Меч вонзился в плоть противника, прямо в сердце.
Воин замер, уставившись на торчавший в своей груди меч. После, переведя взгляд на пепельноволосого, с диким рёвом вогнал своё орудие в брюхо обидчику. Удар был такой силы, что лезвие, пройдя через брюшную полость, вышло со спины врага.
Пламя на клинке засияло ещё ярче. Белоголовый, сраженный ответным ударом, пал на землю, извлекая лезвие меча из тела соперника. Оставшись стоять на ногах, Ярость молча наблюдал как из его раны хлынула кровь, заливая оголенный торс, придав ещё более жуткий вид. Спустя мгновение рана, хоть и медленно, но стала затягиваться, а кровотечение становилось всё меньше, пока полностью не прекратилось. Победитель склонился на колени перед поверженным. Ярость в его глазах угасала также, как и силы врага. Меч будто бы вытягивал жизнь из проигравшего. Именно этим Торен смог объяснить себе исход битвы.
Сильными руками воин приподнял голову умирающего, дабы всмотреться в ещё живое лицо. Пастырь видел, как губы белоголового едва шевелились. Его убийца всеми силами старался разобрать последние слова умирающего. Свет от меча погас.
Ещё недавно обезумевший от гнева воин был спокоен и даже опустошен. Победа над противником не принесла ему радости. Вытащив меч из тела убитого, он приобнял ещё неостывшее тело и заплакал.
Внезапный крик прервал окутавшую всё вокруг тишину. Держа на коленях безжизненное тело, победитель отсылал свой крик в небеса, а его тело вдруг охватило пламя. Миг и всё вокруг запылало огнем, обращая остров в прах.
Вскрикнув от жгучей боли, Торен проснулся.
Нет, это была его комната: всё те же мрачные стены, старый испачканный стол и узкая деревянная кровать. Его сознание медленно возвращалось в реальность. Но боль от пламени, проглотившая его, продолжала преследовать свою жертву. Окинув себя взглядом, он убедился, что ожогов нет. "Это сон, всего лишь сон”.
— Они сведут меня с ума, — бормотал себе под нос Торен.
Мысль о потере рассудка болью отозвалась в его душе. Перед глазами предстал Мирас, не друживший со своей головой. По крайней мере, такой образ прежнего настоятеля сложился в сознании из услышанных рассказов. Но насколько они были правдивы? Жаль, что старик ушёл раньше времени. Он многое бы поведал своему ученику.
"Мирас же вёл дневник!" — подобно холодному душу, эта мысль заставила пробудиться разум Торена.
Вскочив с кровати, он зажёг огарок свечи. Тусклый свет разогнал тьму по уголкам небольшой комнатушки.
— Он должен быть где-то здесь, — роясь в куче старых и потрёпанных книг, Торен пытался отыскать ранее откинутое им за ненадобностью.
Нашел! Почувствовав облегчение, пастырь выдвинул стул и тут же уселся за чтение. Старинный переплёт уже поистрепался. То ли от времени, а может, и по умыслу своего хозяина некоторые листы дневника были отделены и вложены обратно. Общая последовательность повествования была нарушена. Глаза Торена быстро забегали по страницам. Судя по размеренному почерку, писавший эти строки явно был в ладах со своими мыслями:
Уже более тридцати лет я остаюсь бессменным смотрителем прихода "Последней надежды". Новый день практически неотличим от предыдущего. Меняются лишь времена года. Каждое утро всегда начинается одинаково: кружка горького кофе, сваренного на костре, и несколько яиц с чёрствым хлебом. Я был бы рад отведать запечённого с овощами поросёнка, но Понтифики, вероятно, считают, что мне достаточно и этого. Поэтому довольствуюсь тем, что заслужил.
Далее я в гордом одиночестве зачитываю Книгу Двух и до обеда провожу всё время в молитвах о душах усопших.
Как только солнце после зенита начинает свой путь в сторону заката, я отправляюсь на кладбище и до первых сумерек провожу на нём всё своё время.
Раньше, когда я был моложе, мне было куда проще поддерживать порядок на нём. Но с годами сил на это остаётся всё меньше и меньше. Я слишком стар и немощен в своих возможностях. Мне нужен помощник. Сегодня снова напишу в Совет. Пусть мне пришлют молодого послушника.
Чтение длилось не долго. Странный шум с улицы прервал его занятие. Меньше всего Торен хотел вновь встретить бандитов из шахт.