Тишина оглушает, и я остаюсь, чувствуя себя более одинокой, чем когда-либо прежде. Я не знаю, как долго ещё я смогу продолжать в том же духе. Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь найти выход из поглотившей меня тьмы.

Но даже когда я чувствую, что всё глубже погружаюсь в отчаяние, успокоение, не спеша, находит меня. Может быть, Бог услышал мои молитвы. Может быть, он работает за облаками, готовый поддержать меня и провести через это трудное время.

Я цепляюсь за эту мысль, молясь изо всех сил, чтобы она не оказалась ложной. Потому что, если это так, я не знаю, как долго ещё смогу продолжать.

Эта боль просто невыносима.

Затем я, извиняюсь перед Богом и принимаю факт того, что грешу и направляюсь в ванну.

Унять боль можно лишь болью сильнее.

В шкафчике, где находятся разные средствами для гигиены у меня лежала новая, нетронутая пачка с лезвиями для бритья. Но её трогать я не решилась. Уж слишком плохо мне было для этого.

Расположившись на полу, я взяла свечку, спички и шабер из маникюрного набора.

Два года назад, когда я перестала справлять с собой, я решила порезаться — проведя лезвием по своему бедру, я почувствовала момент освобождения. Это было отвратительное чувство, но это был единственный способ вообще что-либо почувствовать.

Я думала, что наконец нашла выход. Небольшое облегчение. Но это было ошибочное мышление.

— Габриэль, что ты делаешь? — спросил мистер Рамирез, глядя на порезы на моих бедрах.

Я попыталась найти слова, но на ум ничего не приходило. Он схватил меня за руку и притянул ближе к себе. — Ты и так достаточно уродлива, тебе не нужно делать себя еще уродливее, — сказал он с усмешкой.

Его слова ранили глубже, чем когда-либо мог ранить любой клинок.

— Если тебе нравится делать себе больно, попроси меня об этом, — сказал мистер Рамирез перед тем, как избить меня.

Мне оставалось лишь приготовиться к боли. Он сильно ударил меня по лицу, костяшки его пальцев соприкоснулись с моей скулой с тошнотворным стуком. Я почувствовала, как острая, стреляющая боль пронзила мою голову. Он засмеялся болезненным, искаженным звуком и снова ударил меня, на этот раз в живот. Я согнулась пополам, хватая ртом воздух, когда он сильно пнул меня в рёбра.

Он поднял руку, и я приготовилась к новому удару. Но вместо того, чтобы ударить меня, он впился пальцами в свежий порез на моем бедре. Я закричала, моё тело сотрясалось в конвульсиях от боли. Он вывернул руку, разрывая рану. Кровь потекла по моей ноге, и у меня закружилась голова от всей этой агонии.

Он наслаждался каждым моментом.

— Тебе это нравится, да? — сказал он. — Ты такая же, как все другие соплячки, всегда вам не угодить. Поэтому прав вам тоже не надо давать. Что ж, я дам тебе кое-что, чтобы ты чувствовала себя хорошо.

Он продолжал мучить меня, используя моё тело для своего ублажения. Я потеряла всякое чувство времени и пространства, затерявшись в водовороте боли и отчаяния.

Когда он наконец закончил со мной, то бросил меня на землю, разбитую. Мистер Рамирез снова рассмеялся, прежде чем повернуться и выйти за дверь, оставив меня одну страдать в тишине.

Он выбрал идеальное время — отец улетал в этот же день. Мистер Рамирез позвонил ему и сказал, что я должна закончить работу, поэтому приеду после того, как он уедет. Целую неделю ко мне приходила его медсестра, чтобы убрать все следы, пока не приехал папа.

Сейчас мне было всё равно. Он может бить меня сколько хочет — хуже не сделает.

Подвернув шорты, я взяла шабер и провела её острой стороной по коже внутреннего бедра. Не ощутив результата, я сделала ещё несколько быстрых движений. Когда кровь стала набухать и просачиваться наружу, я остановилась. Никакого ощущения кроме азарта и волнения не было. Комната сразу заполнилась ароматом ванили, когда я зажгла свечку. Ждать долго не пришлось и воск стал быстро расплавляться. Я перевернула свечу, и горячая жидкость потекла на порез.

Вот оно! Это было чувство облегчения, освобождения, счастья.

Я почувствовала, как на меня нахлынуло чувство спокойствия, как будто всё будет хорошо. Боль была временной, но счастье будет длиться вечно.

В тот момент это было единственное, что заставляло меня чувствовать себя живой. Единственное, что принесло мне счастье.

В конце концов, я убрала за собой, хотя так не хотела. Сейчас я испытывала чувство умиротворения, и это всё, что имеет значение.

Мой будильник зазвенел, напоминая, что мне пора готовиться в школу. Я перепроверила время, удивляясь как же оно быстро прошло. Были бы во мне силы, я искренне расстроилась, что так и не успела подготовиться к тесту.

Мне было сложно спускаться вниз и встречаться лицом к лицу с отцом. Он не заслуживал такого отношения с моей стороны. Он всегда был рядом, даже когда мне было хуже всего. У него были свои проблемы и причины для беспокойства, а ещё я так поступила.

Я услышала, что он говорил по телефону и хотела тихо выйти из дома, но меня остановил его диалог. Его голос был тихим, но настойчивым, и по тону я поняла, что это было что-то важное. Я наклонилась ближе, пытаясь разобрать слова.

Он расхаживал взад-вперёд по комнате, прижимая телефон к уху. Я не могла разобрать то, что говорили на другом конце, но по поведению отца я могла сказать, что это было что-то важное.

—…Я был терпелив с ним слишком долго. Он взял у меня больше, чем должен был, и ему пришло время заплатить, — сказал отец.

Моё сердце стало бешено колотиться, когда я напряглась, чтобы расслышать каждое слово, при этом пытаясь не выдать себя.

Интересно кто же это?

— Да, именно. Он думает, что ему это сойдёт с рук, но он ошибается. У меня есть план, и он надёжен. Он даже не узнает, что его ударило.

Папочка бросил трубку и набрал сразу другой номер.

Я знала, что подслушивать нехорошо, но теперь я была слишком заинтересована, чтобы отбросить это.

— Привет… Нет, оставь пока отчеты, у меня для тебя срочное дело. Я хочу, чтобы вы собрали все материалы дела, над которыми мистер Рамирез работал за последние десять лет. Я хочу, чтобы вы проверили их на предмет любых несоответствий, любых признаков правонарушений или мошенничества, — он хищно ухмыльнулся. — Поверь, найдёте вы там не мало.

В его голосе была холодность, которая заставила меня вздрогнуть. Отец продолжал говорить, его голос становился всё более напряженным.

Услышав имя мистера Рамиреза я потеряла дар речи.

Получается он ещё и подставлял отца?

— О, у меня полно идей. Я начну с утечки информации в СМИ, чтобы убедиться, что все знают, что за человек Рамирез на самом деле. После придём за его активами, заберём всё, что он накопил за эти годы. И, наконец, когда он останется ни с чем, я позабочусь о том, чтобы он точно знал, кто это с ним сделал… Мы заберем всё, что у него есть. Его репутация будет разрушена… Да, напишите мне, как всё будет готово.

Я встала, чтобы уйти, но меня остановил голос папы:

— А ты куда ещё?

— Я? Я… Я в школу, — вопрос застал меня врасплох.

— Ты никуда не идёшь. И не будешь ходить, пока мы не поговорим. Джанет приходить тоже нельзя.

— Но как? У меня важные экзамены и уроки!

— От двух-трёх дней ничего не будет. Дома позанимаешься.

Я собиралась возникнуть, но он меня перебил:

— Я всё сказал! У меня сейчас и так много дел, когда я приду, мы поговорим, — сказал папа и ушёл.

Я осталась сидеть на кухне и размышлять.

Если отец пошёл против мистера Рамиреза, значит я смогу наконец-то освободиться? C моего сердца снимается тяжесть даже при одной мысли. Неужели у меня будет жизнь без страха?

Время проходило мучительно медленно. Ни читать, ни смотреть фильмы, ничего не получилось. Я всё время отвлекалась и не могла сконцентрироваться, проверяя время, хотя мне не хотелось и думать, что настанет момент, когда мне придётся открыто поговорить об этом с отцом.

Было шесть часов вечера. Он должен был вот-вот прийти. Мой разум лихорадочно работал, пока я пыталась придумать выход из этого положения.