– Поскольку бедствие полностью ограничивается Соединенными Штатами, из высших источников было высказано предположение, что мы являемся жертвами нападения какой-то другой нации или наций – что, пользуясь каким-то новым открытием в науке или медицине, они намерены уничтожить нас. Это правда, что в материальном прогрессе мы обошли их гигантскими шагами, но можно ли представить себе, что, если бы они могли, они бы затеяли против нас такую дьявольскую интригу, как эта? Мы будем рады услышать мнение любого из присутствующих.
Доктор Жак Элдридж, знаменитый ученый, встал. Он был пожилым человеком, и я помню, что его ноги дрожали под ним, когда он вставал. Он говорил медленно, с большим достоинством и выражением:
– Я думаю, что большинство из вас, должно быть, читали в июньском номере журнала "Наука" мою статью под названием "О конечности электричества". Из опасения, что некоторые из вас этого не сделали, я скажу кратко: в ней излагалась теория, что электричество не является чем-то неисчерпаемым, что может генерироваться в неограниченном количестве, но ограничено, так же как ограничены вода и воздух, но что, в отличие от этих элементов, запасы электричества, доступные нам, являются общими для солнца и планет, образующих солнечную систему; и что оно отличается от воды и воздуха тем, что его количество не так сильно превышает наши потребности, как количество этих двух элементов.
– Я предположил, что если электричество ограничено и является общим для Земли и всех других планет нашей системы, то наше значительно возросшее его использование может нарушить энергоснабжение других планет. Если другие планеты необитаемы, это было бы несущественно; но, как известно всем присутствующим, за последние несколько лет ученые получили практически убедительное доказательство того, что по крайней мере одна из них – Марс – обитаема, и что был достигнут значительный прогресс в установлении связи с ней.
– Не кажется ли вам вполне возможным, что своим расточительным использованием электричества мы доводим марсиан до бедственного положения? Возможно, они годами чувствовали и терпеливо сносили наши вторжения. Наконец, может быть, они столкнулись с катаклизмом, и может быть, потребовалось какое-то отчаянное средство? Не может ли Синяя Смерть, пущенная по космосу колеблющимися волнами каким-то неизвестным нам способом, стать этим средством?
– Предположим, что вместо этого они послали световой сигнал? Смогли бы мы его увидеть? Если бы мы его увидели, смогли бы мы его интерпретировать? Если бы мы интерпретировали, мы бы прислушались?
– Джентльмены, я считаю, что мы получили первое сообщение с Марса!
– Если мои собратья не принимают мои взгляды, я считаю, что могу представить аргументы, которые заставят их это сделать. Я прошу провести конференцию, чтобы это правительство сделало заявление.
– Это заявление будет заключаться в том, что производство электроэнергии для любых целей должно быть прекращено на два дня. В конце этого периода мы должны будем узнать, верна ли моя теория.
– А что же в будущем? Если моя теория подтвердится, то по истечении двух дней генерация может быть снова начата в ограниченном объеме и постепенно увеличена. Я предполагаю, что когда будет достигнута определенная точка, нам безошибочно сообщат, что мы можем продолжать в том же духе и не более.
– Наша промышленность пострадает? Вы забываете, джентльмены, что мы беззащитны!
Доктор Элдридж сел, и его место занял доктор Адольф Лоример, известный врач.
– Я хотел бы задать доктору Элдриджу вопрос. Как он объясняет тот факт, что из всех стран Соединенные Штаты являются единственными пострадавшими? Этот факт, как мне кажется, делает его теорию несостоятельной.
– У меня есть теория, основанная на предположении, что "синяя смерть" – это новая страшная болезнь, и есть средство, которое я могу предложить, и я полагаю, что когда я закончу доклад, каждый из присутствующих согласится, что моя позиция гораздо больше соответствует здравому смыслу, чем позиция доктора Элдриджа, и…
Яростная профессиональная схватка была неизбежна, но она была прервана появлением посыльного, который объявил:
– Важные депеши для президента.
Он протянул президенту две бумаги, которые, как я увидел, были официальными телеграммами.
Президент бегло просмотрел их – очевидно, предполагая, что они не имеют большого значения по сравнению с текущим делом.
Но его глаза задержались на них после того, как он их прочел. Его лицо побледнело, и я увидел, что он прилагает огромные усилия для сохранения самообладания.
Наконец он пришел в себя и заговорил:
– Джентльмены, наша конференция должна закончиться немедленно. У меня ужасные новости. Россия, разгневанная нашими заявлениями по маньчжурскому вопросу и долгое время искавшая удобного случая напасть на нас, считает, что нашла его в нашем нынешнем деморализованном состоянии.
– Практически все ее военно-морские силы прибудут завтра в Нью-Йорк. Сообщение пришло из Англии, оно подлинное, и у меня есть подтверждение. Мы не можем мобилизовать военно-морские силы, составляющие лишь половину их. Наша береговая оборона недостаточна. О заключении соглашения с врагом не может быть и речи.
– Я боюсь, что разрушение Нью-Йорка невозможно предотвратить.
За время конференции наступила ночь, и никто не подумал зажечь свет в зале, где она проходила. Теперь из полутьмы смотрели белесые лица, и еще более ужасающая тьма черного отчаяния наполняла сердца всех присутствующих. Они выходили один за другим, не говоря ни слова.
III
Из Нью-Йорка не было исхода. Действительно, особого волнения не наблюдалось. Люди были настолько взбудоражены переживаниями, что, казалось, из них вырвали сам источник чувств. Они были охвачены тупой апатией.
Но в подготовке к обороне метрополии апатии не было. Военное министерство взяло под контроль магистральные железнодорожные линии и готовилось перебросить в Нью-Йорк огромные силы регулярных войск и спешно мобилизованных гвардейцев штатов. Однако сделать можно было не так уж много.
В гавани нельзя было ставить новые мины. На батареях нельзя было установить новые орудия.
Если бы это происходило в прежние времена, когда винты были сервоприводными! Но русские использовали новые турбинные двигатели, чтобы проскользнуть к нам, как убийца в ночи; и рано утром 11 августа один из наших крейсеров-разведчиков сообщил о скором приближении русского флота.
Я уже говорил, что исхода из Нью-Йорка не было. Зато произошло необычное явление. Прогулочные суда, переполненные до отказа, с развевающимися флагами и играющими оркестрами, выходили в гавань.
Это была еще одна фаза всепроникающего слабоумия.
Я пошел на батарею № 14. Это была новая батарея береговой обороны, на которой была установлена большая пушка, изобретение шведа Якобсона.
До появления русского флота напряжение людей на батарее было достойным воспоминания, когда корабли появились в пределах видимости, как пятнышки на голубом полумесяце океана, каждый со своим крошечным вымпелом черного дыма – артиллеристы стали подобны диким, тощим гончим, которых держали на поводке.
Я тоже, должно быть, сошел с ума.
Я не наблюдал за русскими кораблями. Я был очарован одним из артиллеристов – стройным человеком-тигром, который стоял рядом со своим огромным орудием смерти, его талия была полностью обнажена и сверкала в лучах раннего утреннего солнца. Я помню, что мог видеть, как вздымается его грудь, как сокращаются его могучие мышцы.
Но почему я отвернулся от этой мировой драмы? Я не знаю.
Из омута моего сознания я услышал, как человек с биноклем воскликнул:
– Они потеряли строй, двое остановились!
Может быть, их цель все-таки мирная?
С ближайшего русского корабля донесся крошечный белый всполох, а мгновение спустя раздался звук разрыва снаряда.
Это был единственный выстрел, произведенный русскими кораблями.