Федора Александровича я заметила сразу. Одинокий пожилой человек на лавочке у одной из палат. Кажется, он уснул, поэтому мне пришлось притронуться к его плечу, чтобы разбудить.

— Может, отложим это на завтра? — предлагаю я, смотря на время. — Уже десятый час, Кирилл скорее всего давно спит.

— Нет, он только что поругался с медсестрой, которая не хотела одалживать ему свой телефон.

— Ладно, тогда я зайду первая. Проверю обстановку, а потом позову вас. И лучше подготовьте хорошее объяснение своему детскому поступку, потому что зная характер Кира, завтра же первым рейсом он укатит куда-то в Африку, — говорю строгим голосом и дрожащей рукой тянусь к ручке на двери.

Стоит мне переступить порог палаты, как в мою сторону летит взволнованный взгляд мужчины.

— Люба, слава богу ты в порядке, — подскакивает он с кровати и заключает меня в объятия. Я хочу расслабиться, но не могу. Понимаю, что после сегодняшнего разговора скорее всего сбудется моя мечта и я больше никогда не увижу его. только почему от этого не легче? — Эти долбанные доктора не давали мне телефон и не могли сказать все ли с тобой в порядке. Я уже готовил план побега. Черт, никогда так не был рад тебя видеть!

Его губы прикасаются к моим и я застываю, а потом разрешаю насладится себе этим поцелуем. Именно сейчас, когда понимаю как хрупко равновесие между нами, до меня доходит что я не хочу терять его. Что я была огромной дурой, когда каждый раз отталкивала этого мужчину и даже не пыталась сделать его своим. Не пыталась затмить всех тех женщин, которые попадались у него на пути, а у меня определенно могло бы получится. Нужно было лишь немного постараться.

— Кир, подожди, нам нужно поговорить, — отстраняюсь от него и делаю глубокий вдох, собираясь с силами чтобы сказать, что последние три месяца вместе с его дедом водила его за нос. Уже открываю рот, чтобы произнести первые слова, но дверь позади нас открывается и из-за нее появляется Федор Александрович.

— Дедушка? — пораженно произносит Кирилл, смотря мне за спину и я прикрываю глаза, ожидая неминуемого скандала.

Глава 31

Люба

Взгляд Кирилла прикован к Федору Александровичу, который виновато улыбается ему. Царев делает несколько шагов назад и на его лице отображается целый ураган эмоций.

— Что… что все это значит? — пораженно спрашивает он, потирая глаза.

— Кирилл, мальчик мой, как же я рад тебя видеть! Медсестра сказала что с тобой все в порядке и завтра утром тебя выпишут. Я так волновался!

Я закатываю глаза, речь мужчины настолько наиграна, что уловить фальшь невозможно. Федор Александрович все так же топчется у двери, не решаясь пройти дальше.

— Ну, я, наверное, пойду, вам стоит поговорить наедине, — неловко произношу я, чувствуя как обстановка в палате накаляется.

— Стоять, — рычит Кир и переводит на меня разъяренный взгляд. — Сели вдвоем на кровать и рассказали что здесь происходит. Сейчас же, — приказывает он и указывает рукой на больничную койку.

Мы переглядываемся с Федором Александровичем и делаем как велит Кир. Мне не хочется присутствовать при этом разговоре, потому что я чувствую свою вину. Перед обеими мужчинами.

— А сейчас по очереди рассказали мне правду. Кратко и по делу, я сейчас не в том настроении, чтобы слушать очередную чушь. О том, что у деда есть брат-близнец, например, — строгим голосом отчитывает нас Кир, словно мы провинившиеся школьники.

— У меня нет братьев, ты ведь знаешь: я единственный ребенок в семье, — вздыхает его дедушка.

— Не начинай ломать комедию. Что произошло? Почему Люба сказала что ты умер, а ты оказался жив?

— А ты хотел чтобы я и в самом деле был мертвым?

— Дедушка!

— Ладно. Успокойся, Кирилл. У меня и в самом деле случился инфаркт. Я был на грани, мог умереть, если бы скорая не приехала вовремя и меня не прооперировали, я бы не сидел здесь перед тобой.

— Но я видел твою могилу, дед! Да я даже поминал тебя! Знаешь, что я пережил, когда узнал что тебя не стало? Ты был мне как отец и мать! Вырастил меня! Единственный дорогой мне человек! Что вообще в ваших головах творится? Может, ты объяснишь мне, Люба? — он переводит разъяренный взгляд в мою сторону и я ежусь от того холода, который пылает в его глазах. — Чья это была идея?

— Моя, — отзывается Федор Александрович. — Я понял, что если меня не станет, то дело всей моей жизни уйдет в могилу вместе со мной. Я хотел подготовить тебя, оценить слабые стороны, сделать тебя сильнее. Я ведь не вечный, Кирилл.

— У тебя есть Люба, вот ей можешь со спокойной душой передать бразды правления. Поверь, лучше нее никто не справится.

Федор Александрович нахмурился.

— Не впутывай ее сюда и не надо на нее злиться, это я приказал ей ввести тебя в заблуждение. Люба очень ответственная и исполнительная, я полностью ей доверяю, но мой внук ты. И я хочу чтобы ты продолжил дело всей моей жизни. Мне больно от того как ты прожигаешь свою жизнь. Вечно на своих этих гулянках, без разбору тащишь в дом девушек, я не мог спокойно смотреть как ты гробишь свою жизнь.

— Дед, мне еще тридцатки даже нет! Да и я вовсе не горю желанием до конца своей жизни просидеть в кресле генерального директора и пялиться на железяки, которые мы изготовляем. Раз Люба такая ответственная и исполнительная девушка, как ты говоришь, и готова во всем потакать тебе, даже соврать мне о твоей смерти, так перепиши на нее компанию и все имущество, потому что мне на хрен не сдалось это все! У меня есть сеть ресторанов в Италии и этого достаточно!

— Кирилл, — начинаю я, но затыкаюсь от его предостерегающего взгляда.

— Что Кирилл, Люба, а? Нравилось тебе водить меня за нос? Насмехаться? Наверное, смешно было за мной наблюдать? Посмеялась от души, а?

Его слова острыми лезвиями впиваются мне в сердце и я не могу произнести ни слова. В висках пульсирует, голова кружится и мне становится плохо от того, какая ненависть исходит от мужчины в мою сторону. Я хочу сказать, что ничего такого не было, но слова застревают в груди.

— Люба не имеет к этому никакого отношения. К тому же, я что-то не заметил, чтобы ты был против вашего тесного общения. Я все слышал, между прочим, не давали бедному старику уснуть. Пришлось заткнуть уши наушниками.

Мое лицо пылает от стыда и глаза расширяются от ужаса. Господи, надеюсь, Федор Александрович ничего лишнего не увидел.

— Мне, знаешь ли, интересно было проверить так же хороша твоя помощница в постели как и в работе, — зло усмехается Царев и я вздрагиваю от его слов как от пощечины. — Что ж, должен признать, Любовь Дмитриевна, эти три месяца были незабываемы. И в офисе, и в моем доме, и в твоей квартире.

— Прекрати, — отзываюсь я.

— А то что? В этот раз сама прикинешься мертвой? Тогда должен тебя разочаровать: мне все-равно! Абсолютно! Насрать и на тебя, — тычет в меня пальцем, — и на тебя! — в Федора Александровича.

— Кир, я…

— Молчи. Не хочу слышать от тебя ни слова.

Он резкими движениями берет со стула ремень, пиджак и выходит из палаты, с силой захлопнув дверь.

— Ну, все не так плохо как я ожидал, — вздыхает Федор Александрович, а я чувствую как из-за волнения и пережитого сегодня на меня медленно накатывают волны беспамятства.

— Что-то мне плохо, — упираюсь ладонью в жесткую кровать. — Позовите кого-то, пожалуйста.

— Любочка? Сейчас, подожди, говорил ведь, давай и ты поедешь в больницу, мало ли чем ты там надышалась?

Мужчина выскакивает из палаты, а я ложусь на больничную койку, делая глубокие вдохи и несколько коротких выдохов. Из глаз медленно скатываются капельки слез. Теперь Кирилл точно даже не посмотрит в мою сторону. Это именно то чего я так хотела, так почему же вместо радости и удовлетворения меня одолевает чувство горечи.

В палату забегают медики и суетятся вокруг меня, давая понюхать нашатырный спирт.

— Сейчас сделаем вам укол и…

— Нет-нет-нет, — с трудом отталкиваю руку медсестры. — Никаких уколов и лекарств, мне нельзя, — слабым голосом умоляю я. — Я беременная, пожалуйста, не надо уколов.