ОКСАНА. Он отдал мне пакет с деньгами. А я вернула ему его двенадцать штук. Все, мы в расчете. Больше никогда.

АНДРЕЙ. Я посадил ее на автобус и когда вышел со станции, увидел двух старших парней, которые шли мне навстречу. Я развернулся и побежал. Они побежали за мной. Я убегал по улице, потом свернул во двор двухэтажного дома, хотел схватить полено из поленницы, чтобы отбиваться, понял, что не успею. Вбежал в дом, дернул дверь квартиры – она была заперта. Начал стучать и кричать «Помогите! Убивают!» Тут они догнали меня, схватили и потащили на улицу. Они так запыхались, что даже не стали меня бить. Поставили на свет и стали обыскивать. «Где деньги?» – спросил один. «Уехали» – сказал я. «Куда?» – удивился он. «Девушка увезла». Второй говорит – «Я же тебе говорю, на фиг нам это надо». Второй сунул мне кулаком в зубы и говорит: «Врешь, где деньги». Второй его оттаскивает: «Пошли, чего не видишь, нет у него ничего». Первый такой: «Тогда почисти мне ботинки». Второй его обнял за плечи и говорит мне «Уходи отсюда». И я ушел. Потом понял, что у меня же были деньги, двенадцать штук, простоя про них забыл и они их не нашли. Иду и смеюсь. И даже напеваю что-то.

Вернулся на станцию, купил билет спокойно и поехал в город. По дороге я думал о том, что даже если я никого не убил на самом деле, я это сделал в своих мыслях и значит, мне уже никогда не будет прощения. Потому что я уже тогда, когда решил убить, знал про то, что это грех и что я в нем потом буду раскаиваться. Бог же не лох, он все понимает. Только если так думать, то тогда вообще никто никогда не спасается. В раю пустовато малость. Потому что в мыслях все грешат. Даже монах какой-нибудь сидит в своей келье и думает – вот, всю жизнь я терплю лишения, молюсь, а после смерти Иисус Христос посадит меня рядом с собой, и все будут говорить – «У, какой крутой монах, с самим Христом сидит». Гордыня. Чего, не грех, скажете? И все главное ради чего? Вообще впустую все. Только с Оксаной познакомился. Вот если бы все ради любви? А может, я ее люблю? Конечно, люблю. Я же из-за нее все. Или из-за себя? Секу боялся? Я и сейчас его боюсь. Как Тугаринова. Зря. Вон, Тугаринов в могиле, а я жив и даже никого не убил. А вот бы и с Секой что-нибудь случилось. Тоже бы повесился. Или отравился некачественной водкой.

Сейчас приеду, пойду к Секе сразу, заберу ее, и будет жить у меня в комнате. Мне даже хочется просто смотреть, как она улыбается. Каждый день. Черт, долго еще ехать? Я за эти два дня наверное километров двести проехал. Все еду, еду в далекие края.

АНДРЕЙ. Я вошел в общежитие и увидел Никипелова, который сидел на скамейке напротив двери. Он сказал мне, что сегодня ночью Секу выбросили из окна седьмого этажа. Пришли играть местные мужики, он их обыграл. Не надо было их обыгрывать, но он сразу сказал – я хочу мотоцикл купить, поэтому я сейчас вас обыграю. И обыграл. Они естественно решили, что он сжульничал. Последнее, что он сказал – про какую-то музыку, которую он слышит. Менты приходили, никого не нашли, никто ничего не сказал, дураков нет с местными связываться. Я спросил, где Оксанка? Никипелов как-то странно посмотрел на меня и сказал, что она уехала домой. Типа, ей же теперь негде жить. Я спросил – давно уехала? Никипелов пожал плечами. Минут двадцать назад.

Я распахнул ногой железную дверь, спрыгнул с крыльца, напрямую побежал через поле, через железную дорогу, потом сарайчики, гаражи, потом школьный двор, потом площадь с памятником революционеру Бабушкину, потом дорога. К остановке как раз подходила «пятерка». Я прыгнул в заднюю дверь. Только бы успеть, только бы успеть. Пока она приехала на вокзал, пока купила билет. Может, там не так часто автобусы ходят. Я же даже не знаю, откуда она. Где мне ее искать? У какого автобуса? Если она уехала, то все.

Троллейбус медленно ехал через мост и я смотрел на купола Софийского собора, рядом с которыми садилось солнце и молился, чтобы она не успела уехать. Господи, ты помог мне столько раз, ты убил Тугаринова, ты убил Секу, ты спас меня от убийства, помоги мне еще раз, сделай так, чтобы я успел! Тебе же это просто! Или это и будет расплатой за все? Ты мне сначала помогал, а потом – раз и отнимешь у меня ее. А может, она сама не захочет?

Троллейбус медленно въехал на вокзальную площадь. Но двери не открылись, только маленькие, рядом с водителем. В них вошла толстая тетка и сказала: «Готовим билетики». Девушка рядом со мной быстро пробила билет. «У вас еще есть?» – спросил я. «Не пробиваем билетики после остановки» – прикрикнула кондукторша. Я пошел к ней и начал что-то говорить, что я тороплюсь, что забыл купить билет. Она расцвела и сказала, что придется пройти и заплатить штраф. Я совсем забыл, что у меня куча денег в кармане. Смотрел на ее круглое лицо. Двое детей наверняка, читает им сказки на ночь. И я врезал ей изо всех сил по этому лицу. Она упала спиной вперед на сиденья и заорала. Я выпрыгнул из троллейбуса и побежал через площадь.

Нужно было смешаться с толпой. Я был один на площади, как вражеский бомбардировщик в чистом небе под прицелом зениток. Я искал толпу, чтобы затеряться. Я повернул за угол и попал в толпу. Люди выходили из вокзала, ждали автобуса, курили, трепались, читали газеты, пили пиво, ходили туда-сюда. Я проталкивался через них, крутил головой и искал взглядом Оксану. Ее не было. Я искал, а ее не было.

Тогда я остановился, закрыл глаза и сказал – пусть я ее увижу. И я открыл глаза и увидел, что она входит в автобус с красной сумкой в руках. Я кинулся к ней. Она обернулась, увидела меня и, кажется, немного испугалась. Я бежал к ней, сбивая всех. Я запрыгнул на ступеньку, схватил ее и начал целовать. Рядом кто-то сказал: «Молодые люди, вы не обнаглели?» Я целовал ее прокуренные губы, и это было так сладко и горько, как будто лижешь серебряную пепельницу. Она отвечала на мой поцелуй. Тогда кто-то сказал: «Вы всех задерживаете – или пройдите в автобус или выходите». И мы вышли из автобуса.

КОНЕЦ.

Действующие лица:

Он

Она

Гостиничный номер. Он и она входят в номер. Он толкает перед собой две большие сумки на колесиках. У нее в руке карточка и конверт, которые она кладет на стол.

ОН. И, наконец, в-четвертых, в России такой писатель как Фолкнер, был бы просто невозможен.

Она начинают распаковывать сумки и раскладывать вещи. Он ходит по номеру взад и вперед.

ОН. Спроси меня почему?

ОНА. Мне плевать

ОН. Я объясню тебе, почему. Фолкнер почти всю жизнь прожил в захолустном городке с населением что-то около десяти тысяч человек. Это чуть больше, чем мой родной поселок. Знаешь, что было бы со мной, если бы я прожил бы всю жизнь в родном поселке?

ОНА. Я бы тебя не встретила, и ты бы сейчас не выносил бы мне мозг? Номер, кстати, так себе.

ОН. Зато самый центр. Центрее некуда. Посмотри в окно.

Она выглядывает в окно

ОНА. Отлично. Автостоянка прямо под окном

ОН. Красота в глазах смотрящего. Кто-то видит автостоянку, а кто-то – собор… этого… ихнего… основного этого ихнего чувака.

ОНА. Вацлава?

ОН. Почему Вацлава?

ОНА. Основной чувак у них тут Вацлав.

ОН. Нет, другого какого-то. Блин, вчера же смотрел в Википедии, забыл.

Он заглядывает в душ

ОН. Ванны нет

ОНА. Нигде не было. С чего бы ей тут быть.

ОН. Я ополоснусь.

ОНА. Сначала инет мне сделай

ОН. Хочешь поскорее припасть к фейсбуку?

ОНА. Хочу с мамой поговорить!

Он достает из сумки ноутбук, ставит его на стол, включает. Садится.