В том же письме он с явным удовлетворением докладывает руководителю Тропического института в Москве, что «в Старой Бухаре и Кагане малярия сошла на нет. Комаров нет, водоемы стерильны. Рядом в Богаутдине - всего в восьми верстах - повальная заболеваемость, личинки и комары царят».
Итак, победа одержана. Не по всей республике, для этого у врача пока нет возможностей, но зато в столице, где она особенно заметна и результативна. А главное, доказан новый принцип. В науке, как и в политике, это самое важное.
Что же Исаев? Почивает на лаврах? Берет после года напряженной работы положенный отпуск? Письма Леонида Михайловича своему научному начальству в Москву меньше всего говорят нам о желании командированного в Среднюю Азию ассистента отдыхать. Похоже на то, что Исаев вообще не придает большого значения добытому успеху. У него уже новые планы: «Сейчас, покончив с эпидемическим характером работы по малярии, перехожу к культуральным вопросам и собачьему лейшманиозу (пендинке. - М. П.). С риштой после покончим, набрал 92 случая». Малярия тоже не забыта. С августа он ведет курсы малярийных разведчиков для.Красной Армии. «Скоро выпущу 12 человек… Они умеют делать глазомерную съемку, искать и определять личинок и комаров». Но и этого ему мало. «С начала октября открываю курсы по малярии для военных врачей Туркестанского фронта» 1 [1 Письмо 22. IX. 1923 г. (подлинник)].
Прошло меньше года с тех пор, как военврача, осмелившегося заговорить об осушении болот, посадили под арест. Каким далеким кажется теперь это время! Полтора десятка медиков специально выведены из района боев, чтобы изучать с Исаевым тактику одоления этих самых болот. «Курсы для врачей в Бухаре мне дают чрезвычайно много в смысле осуществления «исследовательского метода» в преподавании… - сообщает Исаев Марциновскому. - Все постигается самими: ставлю задачи, которые курсанты решают практически…»2 [2 Там же]. Кстати сказать, этот гражданский доктор, в своем смешном пробковом шлеме, завел на курсах такой железный режим, что военврачи только вздыхают и с завистью вспоминают недавние фронтовые будни: «Работа идет с девяти до двух и с четырех до девяти. Зажал курсантов в жесткие перчатки учебы. Дело идет».
«Для меня стало ясно, что необходимо закрепить работы экспедиции созданием здесь (в Старой Бухаре) стационарного научного учреждения вроде Тропического института - филиал Московского Тропина, - пишет он Марциновскому в начале ноября 1923 года. - Я уже провожу этот план в жизнь… Думаю, что к моему отъезду в Москву здесь будет создан Тропический институт.
Что касается меня, то я буду считать свою задачу по Бухаре выполненной, проведя здесь сезон будущего года и передав институт в надежные руки… а затем снова пошлете меня создавать ячейки нашего института в других местах… Мы должны создать свою школу, со своими методиками и подходами» 3 [3 Письмо проф. Марциновскому 5. XI. 1923 г„ (подлинник).].
Желание создать в Бухаре Тропический институт полностью завладело Леонидом Михайловичем. Эту манеру безраздельно отдаваться каждой новой идее пронес он потом через всю жизнь. Но, кажется, никогда еще новая страсть не доходила в нем до такого накала, как осенью 1923 года. Исаев буквально бредил институтом. Писал о нем близким и знакомым, искал союзников в Арке и постпредстве РСФСР. Идея, которую он в бесчисленных вариантах преподносил назирам и их заместителям, представлялась ему предельно простой и убедительной. Научное оборудование покупать не придется: того, что привезено из Германии, вполне достаточно для целого института; штат набирать тоже не надо: ныне действующая Экспедиция по изучению паразитарных заболеваний может на первых порах стать штатом института; помещение, принадлежащее экспедиции, опять-таки может быть передано институту. Таким образом, дело за малым, нужны только деньги и официальное признание нового научного центра. Финансы, по мнению Исаева, тоже не проблема: ведь содержит же Бухарское правительство Московскую экспедицию. Эти деньги после роспуска экспедиции пойдут на институт…
Все вроде бы просто, но вырвать официальное благословение на этот раз почему-то не удается. Назиры отмалчиваются, нази-ры чем-то смущены. Да, конечно, поддерживать Московскую экспедицию им куда проще: русские ученые люди временные - поработают и уедут. А тут надо принять беспрецедентное решение - в городе, где все взрослые мужчины пять раз в день становятся на молитву, в стране, где более тысячи лет Коран считается вместилищем всех истин, они должны утвердить существование первого за историю Бухары государственного научно-исследовательского института. Может быть, лучше отложить пока этот вопрос? Все-таки в мире еще очень неспокойно, за стенами города идет война… Нет, никто не говорит об отказе, но куда торопиться?…
Исаев кипит. Исаев вступает в спор. Его докладная записка Бухарскому правительству одновременно и поэма и страстная проповедь. По всем правилам ораторского искусства он начинает с вопроса: «Нуждается ли республика в Тропическом институте?» Вопрос чисто риторический. Не давая читателю ни секунды передышки, опрокидывая любое возражение, автор вбивает в голову противника веру в свою правоту.
«Кто не знает, что малярия - злейший враг дехканина?
Кто не знает, что она вырывает кетмень из его рук, обрекая семью на голод, что она загоняет его в кибитку во время сбора урожая, который становится добычей птиц и ветра?
Кто не знает, что малярия лишает радости, детства и сил подрастающее поколение - резервы страны?
Бухарская научная экспедиция установила действительные размеры малярийного заболевания в различных местах республики, выяснила причины малярийности и доказала возможность противомалярийной борьбы.
… Кто будет продолжать изучение малярии в БНСР и руководить противомалярийной борьбой?
Кто займется изучением других местных паразитарных заболеваний - ришты, кожного лейшманиоза?
Кто сумеет при настоящих условиях целесообразно использовать богатейшее лабораторное имущество, приобретенное в Германии?
Такого учреждения в БНСР нет, таким учреждением должен стать Тропический институт, такое учреждение республика должна и может создать» '[1 Докладная записка об организации Бухарского тропического института. Копия. Архив Института им. проф. Л. М. Исаева (Самарканд).].
Боюсь, что жанр докладных записок не знает второго подобного произведения. То был выстрел, направленный точно в цель, удар, нанесенный наверняка. Исаев завершил свое послание 24 ноября. Ровно месяц спустя, 24 декабря 1923 года, президиум Совета народных назиров, очевидно сраженный исаевским красноречием (а может быть, дело было и по-другому, кто знает), постановил: «Организацию Тропического института признать желательным. Сметы и планы организации утвердить».
Исаев упоен успехом. Исаев торжествует. На шестой день после правительственного решения институт уже открыт. И в тот же день телеграмма в Москву: «31 декабря 1923 года. Москва 8. Тропин Марциновскому. В день своего рождения младший брат Бухарский Тропин шлет привет московскому старшему брату». Так-то. Учителю не придется жалеть, что он послал в Среднюю Азию именно его, Исаева… Об открытии в Бухаре научно-исследовательского института имени Файзуллы Ходжаева сообщила 3 января 1924 года «Правда», затем «Известия».
Но Исаева не удовлетворило и это. Телеграммы летят во все концы света: Тунис, Тропический институт, прославленному борцу с инфекциями Шарлю Николю; в Париж, Институт Пас-тера; в знаменитый Гамбургский институт корабельных и тропических болезней. Слушайте все! На краю света, в азиатской глуши родилось научное учреждение, каких и всего-то на свете не наберется полдюжины. «Мы готовы обмениваться научными трудами, зоологическим и бактериологическим материалом, консультацией…» Тщеславие? Не думаю. Скорее та искренняя гордость, которая охватывала советских людей на заре революции всякий раз, когда они прокладывали новую железную дорогу или открывали новый институт. Это было подтверждением реальности их бытия, реальности их идей. «Смотрите, завидуйте…»
