К вечеру образцов в машине набирается столько, что членам экспедиции уже негде сидеть. Приходится из ближайшего почтового отделения отправлять часть материалов посылками. Николай Иванович ворчит: отправлять собранные семена по почте (если экспедиция не зарубежная) он не любит. У него на этот счет строгие принципы. Все дорожное имущество начальник экспедиции умещает в портфеле. Зато чемодан до отказа набит «самыми ценными» образцами пшеницы. Так и следует, по его мнению, распределять экспедиционный груз. Многие растительные находки уникальны, потерять их - преступление. Тем же, кто предпочитает отправлять семена посылками, а домой в чемодане привозить личные вещи, директор института выговаривает: «Посылайте по почте туалеты и галстуки, а научные сборы извольте везти с собой!» Но здесь, в Грузии и Армении, приходится отказаться от заведенного правила: очень уж обильным оказался горный край для искателей пшениц!
…Тридцать восемь лет прошло, более трети века. С каждым годом труднее восстанавливать минувшие события. Умер в Америке Герман Мёллер. Нет в живых ни Дончо Костова, ни Туманяна, ни Оффермана. Только один участник той давней экспедиции, ровесник Николая Ивановича, профессор Декапрелевич продолжает здравствовать, обосновавшись на Кавказе. Не горы ли одарили его долголетием? Нет уже и ближайшего помощника Вавилова Николая Васильевича Ковалева. Он умер в 1970-м. Остался, однако, его подробно записанный рассказ об экспедициях, встречах, разговорах с Вавиловым. Эта рукопись, вполне достоверное свидетельство о пшеничной эпопее 30-х годов, напоминает многие забытые страницы вавиловских путешествий.
…Однажды втроем по только что открытой дороге по реке Ингуру мы пробрались в центр Сванетии город Местию, - вспоминает профессор Ковалев. - До этого существовали только тысячелетние горные тропинки для ишака и лошадей, извивающиеся по горным крутизнам ущелья Ингура. В чемодане Николая Ивановича - книги, римские источники о неудачной попытке римлян 2000 лет назад покорить Сванетию. Лес, лес, лес. Граб, дзельква, дубы, каштаны, буки и среди них яблоня, кое-где груша, орешник, мушмула, боярышник, роза. Еще выше - субальпийская зона. Вдали - белая шапка Эльбруса. Несколько сванов на горячих пугливых лошадях объезжают нас на горной тропе. На крутом склоне малорослые бычки тащат с полсотни снопов пшеницы, наложенные на грубо, но крепко сделанные сани. А вот и Местия - город-деревня, со старинными, каменной кладки домами. По улице бегают поросята - полосатые вдоль спины, явно гибриды с диким кабаном.
Николай Иванович торопится в поле, близится вечер; можно бы и завтра, но нет - он не любит откладывать, он не может откладывать: жизнь коротка. Поля - низкорослая кукуруза, мимо… Это привозное; просо, это уже лучше, но и оно пришло сюда из степей, хотя и не одно тысячелетие назад. А вот и пшеница - вот тут сердце может успокоиться: это то, что надо. Николай Иванович привык видеть и близко, и далеко. Он сумеет отметить, что здесь «свое», что привнесено извне. Теперь можно отдохнуть от длительного и утомительного пути.
Мы ночуем над самым Ингуром, на площадке у реки, в школе. Учитель, грузин, живет и работает тут свыше тридцати лет. Круглая седая голова, большие усы, туго затянутая поясом суконная домотканая одежда. Он угощает нас кукурузными лепешками, распаренной в горячей воде брынзой и чаем. Мы беседуем. Далеко за полночь Вавилов записывает название обиходных предметов на грузинском и сванском языках; между ними нет ничего общего. Откуда они, эти сваны?
Утро. Солнце только на вершинах гор. Ингур в тумане. Взбираемся вверх по крутой тропе. Нас встречает дорожный мастер. Дурные новости: ночью произошел обвал, до самой реки снесены подпорные стенки, работы на два-три месяца.
Устроив на зимовку машину, нагрузившись вещами, мы ползком пробираемся по живой осыпи. Она продолжает двигаться, сверху сыплются камни. Скорей дальше! Нагруженные, шагаем 5 - 10 - 15 километров. Идет навстречу сван с двумя ишаками. Ничего, что он едет в обратную сторону: хорошие люди легко могут договориться. Мы увязываем вещи в виде вьюка, и хозяин обращается в погонщика. Пробираемся вперед. В сорока километрах есть база лесхоза, там можно переночевать и поесть. Да, поесть… Ведь мы с утра почти ничего не ели, если не считать чашки кислого молока и лепешки на завтрак. Только в полночь видим огонек: это база. Столовая уже закрыта, но удается убедить буфетчика дать нам хлеба, чая и коробку какой-то консервированной рыбы. Вот и машина - она груженная лесом. Мы взбираемся наверх и едем. Время от времени приходится слезать на землю и убирать камни. Внизу, в метрах двухстах, в темноте гулко течет Ингур, выше - отвесные скалы. В свете бегущей по небу полной луны все колеблется, все преувеличено, кажется опасным. К шести утра добираемся до Зугдиди. Здесь чайная опытная станция. Надо бы поспать. Но уже день, ложиться спать поздно. Напившись чаю, идем с директором, которого ни свет ни заря подняли с постели, на чайные поля. Начинается новый день. Он окончится поздно вечером в соседнем совхозе…
Таковы будни экспедиции. В центре внимания ученых - пшеница. Но по пути Вавилов и его спутники изучают и злаки, и бобовые, и плодовые деревья. А заодно и их дикорастущих родичей. Так что, объехав несколько раз Кавказские горы, Николай Иванович мог сделать немаловажный для науки вывод: Кавказ - родина многих видов пшениц, ржи, винограда, некоторых плодовых деревьев. На карте центров в пределах установленного еще прежде юго-западно-азиатского центра происхождения культурных растений выделился особый кавказский очаг. «По культурным растениям, - писал Вавилов, - Кавказ являет исключительную дифференциацию (разнообразие. - М. П.) форм, значительно превосходящую Среднюю Азию».
Но главные находки свершаются все-таки на пшеничных полях. О том, как Вавилов организует поиск, рассказывает (хотя и очень лаконично) профессор Декапрелевич:
«Если американского исследователя Марка Карлтона называли «охотником за пшеницами», то Николай Иванович был охотником из охотников. Он не пропускал ни одного пшеничного поля, чтобы хотя бы бегло его не осмотреть, выискивал устойчивые к грибным заболеваниям, крупноколосые и крупнозерные формы». Особенно запомнилась тбилисскому ботанику поездка в селение Шорбулаг близ Еревана. В этой деревне профессор Туманян собирался показать своим коллегам посевы однозернянки и двузернянки. Армянский профессор с гордостью вез членов экспедиции на заповедные поля. Ведь именно ему первому в СССР удалось найти в посевах этих древнейших предков современной мягкой пшеницы. Но добрые намерения профессора Туманяна обернулись против него самого. «Мы пробыли в Шорбулаге почти весь день, - вспоминает профессор Декапрелевич. - Николай Иванович буквально обегал несколько квадратных километров, спускаясь на дно оврагов и снова поднимаясь на вершины холмов. Я уже был не в состоянии его сопровождать. Дольше моего держался Михаил Галустович Туманян, но и он под конец сбился с ног. А Николай Иванович все собирал и собирал «дикарей».
Да, уж поспевать за ним было трудновато… Незадолго до отъезда из Ленинграда Вавилов получил письмо от секретаря Максима Горького Крючкова. Секретарь передавал просьбу Алексея Максимовича к академику Вавилову: написать статью о великом переселении растений. Статья нужна была для первого номера журнала «Колхозник». Дело срочное, к 20 июня 1934 года надо, чтобы статья лежала в портфеле главного редактора - М. Горького. «Отправляюсь сейчас на Кавказ вроде как в экспедицию, - ответил Вавилов, - и в дороге попытаюсь выполнить Ваше поручение». Он умел работать над.рукописями в дороге. В поездах и на борту пароходов были написаны многие из его статей. Но экспедиция 1934 года даже среди стремительных вавиловских рейдов была исключением. Напрасно Крючков напоминал секретарю президента ВАСХНИЛ о злополучной статье, напрасно разыскивал Николая Ивановича по всему Кавказу. Сотрудница могла сообщить лишь пункты, которые Вавилов уже проехал. Где он будет через сутки, никто сказать не мог. Трехнедельная поездка превратилась почти в трехмесячную, темп ее непрерывно возрастал. Только 26 августа сотрудница ВАСХНИЛ смогла сообщить Крючкову: «Прошу Вас передать Алексею Максимовичу, что Николай Иванович, пробыв сутки в Ленинграде, выехал в Медвежью гору, оттуда по Беломорско-Балтийскому каналу на Полярное отделение ВИРа. Поэтому статья для журнала «Колхозник» несколько задержится». Статья эта никогда не была написана. Захваченный вихрем научного поиска, Николай Иванович так и не нашел времени для популяризации. Его едва ли можно осудить слишком строго. В том самом 1934 году президент ВАСХНИЛ, директор ВИРа и президент Географического общества СССР написал пять капитальных глав в трехтомное руководство «Теоретические основы селекции», опубликовал в научных журналах пять других статей по важнейшим вопросам биологии, сделал два основных доклада на конференциях Академии наук, отредактировал новое издание труда Дарвина. Все это - не считая многих тысяч километров в экспедициях, на колесах.
