- Господа… - торжественно провозгласил он наконец. - Господа, как директор Центрального медицинского колледжа, в стенах которого мы находимся, я вынужден задать мистеру Хавкину, бактериологу Индийского правительства, несколько важных вопросов.
Сделав столь серьезное предупреждение, Девис снова надолго впал в сомнамбулическое состояние. Хавкин ждал. Интересно, что от него хотят? Ведь и директор и его заместитель знают все, что предпринято в лаборатории.
Помолчав еще с минуту, Девис пробудился.
- Скажите нам, мистер Хавкин, в порядке ли ваше духовное завещание?
О черт! Сколько же раз еще придется объяснять сегодня, что он вовсе не собирается отправляться к праотцам! Может быть, Девис шутит? Да нет. Шутить он начинает только после доброй порции виски. Сейчас, по всем правилам чиновного этикета, он строг, хмур и бдителен. Пожалуй, ему не очень-то понравится ответ. Документ о передаче наследства не составлен по той единственной причине, что наследодателю нечего оставить своим наследникам. Единственный источник доходов бактериолога - ежемесячное жалованье, так что доход почти равен расходу. Имеет ли мистер Девис еще какие-нибудь вопросы?
Да, имеет. Он хотел бы узнать, какое количество ослабленного чумного яда намерен ввести себе мистер Хавкин. На это ответить легче:
- Десять кубических сантиметров.
- Это много или мало?
Теперь вид размышляющего принял Хавкин. (Хотя раздумывать, собственно, не о чем.) На одну прививку взрослому человеку надо (он заранее рассчитал) примерно два с половиной - три кубических сантиметра вакцины. Доза, которую он определил для себя, в четыре раза больше. Это необходимая мера. Эксперимент должен выяснить «предел безопасности» препарата. Если десять кубиков не собьют его с ног, то три тем более не принесут людям вреда. Но бдительному служаке Девису такие расчеты лучше не открывать. Чего доброго, испугается и начнет защищать Хавкина от самого Хавкипа.
- Я полагаю, что десять кубических сантиметров - наиболее подходящая доза, сэр. Кроме того, позволю себе заметить: если у вас еще много вопросов, то я неизбежно опоздаю на занятия.
Стрела попала в цель. Девис недовольно фыркнул. Да, да, опоздание недопустимо. Но ему как директору Центрального медицинского колледжа хотелось бы все-таки выяснить, убежден ли мистер Хавкин в том, что эксперимент не может оказать губительного влияния на жизнь и здоровье.
Теперь потерял терпение даже Сюрвайер:
- Помилуйте, дорогой Девис, но ведь тут все яснее ясного. Мы с вами для того и ставим этот замечательный опыт, чтобы убедиться в безвредности вакцины. Одновременно мы пытаемся выяснить, какая доза более всего подходит для человека. А пока вполне естественно: никто из нас не может дать обязательства…
- Почему же? Я могу. - Хавкин подошел к столу и взял из пачки чистый лист бумаги. Он не давал раздражению овладеть собой и говорил подчеркнуто спокойно: - Я сейчас же дам мистеру Девису письменное обязательство не предъявлять к нему никаких претензий, как бы ни завершился эксперимент.
Даже голубые, падающие от штор отсветы не смогли скрыть удовлетворенного румянца, покрывшего шею и лысину директора.
- О, я совсем не об этом… - оживился он. - Но если вы действительно считаете нужным закрепить, так сказать… Пожалуйста. Нет, там пепельница. Чернила вот здесь.
Наконец все было в порядке. Пока мистер Девис перечитывал расписку и укладывал ее в толстый бумажник, доктор Сюрвайер, вскрыв укупорку флакона, стал насасывать мутную желтоватую жидкость в шприц. Хавкину оставалось только приготовиться к прививке.
- Я должен извиниться, господа…
Хавкин сидел без рубашки. Неужели Девис не исчерпал еще своих дурацких вопросов?
- Я должен извиниться, но по складу своего характера… Одним словом, пока вы тут… Я выйду. Но в протоколе, мне кажется, не стоит указывать…
- Конечно, мистер Девис, идите с богом, - процедил сквозь зубы Сюрвайер, разглядывая на свет содержимое шприца. - Мы как-нибудь справимся.
Опыт начался.
Боль. Хавкин ждал ее всей кожей, всеми напряженными нервами. Сюрвайер ввел пять кубиков в правый бок и начал набирать вакцину второй раз. Сначала острая, разрывающая боль быстро ослабила железные челюсти, стихла. Он вздохнул с облегчением: зполне переносимо. Это первый, очень важный вывод. Тем более значительный, что прививать предстоит сотни тысяч людей. Вакцина обязана быть безболезненной, иначе никакие доводы рассудка не заставят портового кули или крестьянина из глухой деревни согласиться на прививку. Об этом надо позаботиться еще здесь, в лаборатории. Не то уйдут месяцы и годы, прежде чем вера в благодетельность лекарства преодолеет в народе страх перед мучительным уколом.
Вторая инъекция показалась ему еще более легкой. Теперь остается только ждать. Препарат вошел в кровь.
Сюрвайер складывает шприц и хитро посматривает на своего «подопытного». Видно, что на языке у него так и вертится:
«Ну как, мистер Хавкин, вы еще не жалеете, что затеяли это рискованное предприятие?» Чудак! Разве на такие эксперименты идут по желанию? Опыт просто необходим. Как воздух, как пища.
Прежде чем подставить себя под укол стальной иглы, люди захотят узнать, как долго после прививки им предстоит терпеть слабость и высокую температуру. Не ответить нельзя. Для кули, живущего на гроши, это совсем не праздный вопрос. Он не может позволить себе несколько дней оставаться без заработка. Освобождая бедняков от чумы с помощью слишком сильнодействующей вакцины, можно, чего доброго, уморить их с голоду. Врач обязан наперед предвидеть силу реакции. Обязан!
Хавкин поймал себя на забавной мысли: опять политика. Теперь она врывается в его исследование не снаружи, а как бы изнутри. Она таится в самой сути искомого препарата. Общество, разделенное на высшие и низшие классы, даже к такой, казалось бы, аполитичной материи, как вакцина, предъявляет разные требования. Худому бомбейскому кули, весящему не более сорока пяти килограммов, нельзя рекомендовать такую же дозу препарата, как состоятельному, чаще всего полному парсу или спортивному, хорошо кормленному англичанину. Проклятая политика… От нее некуда укрыться.
Хавкин оделся.
- Поздравляю, - подал руку Сюрвайер.
- И я тоже, - раздался не очень уверенный голос из дальнего конца кабинета. Мистер Девис вернулся, чтобы по всем правилам канцелярского искусства дописать протокол опыта.
…Занятия начались по расписанию. Ровно в девять тридцать староста группы португалец Диого встретил преподавателя обычным приветствием:
- Доброе утро, сэр. Мы сердечно рады вас видеть и слышать.
Коричневый, как индиец, доктор Диого кланяется подчеркнуто по-европейски. Вместе с ним наклоняются еще двадцать голов - каштановые, черные, седеющие, лысые. Двадцать дипломированных бомбейских медиков трижды в неделю оставляют собственные приемные и кабинеты, чтобы сесть за студенческие столы и, подобно студентам, с азов постигать таинства чумы.
Мысль о курсах возникла у Хавкина еще осенью. Начиная работу в маленькой лаборатории, он искал друзей и единомышленников. Таких людей в Бомбее не было. Даже старые, опытные врачи не понимали, как велика опасность, нагрянувшая на город, кто носитель заразы и чем предотвратить эпидемию. О чуме среди медиков ходили толки самые невероятные. Говорили, что болезнь возникает от испарений, от ветров, от высоты почвенных вод, что ее вызывают аравийские финики и даже пшеница, привозимая из Декана. Рассеять эти дикие домыслы только публичными лекциями не удавалось. Врачей, получивших образование в допастеровскую эпоху, следовало переучивать наново.
Городские власти довольно легко согласились на предложение Хавкина, тем более что за свою работу он не потребовал никакого вознаграждения. И все же курсы оказались делом чертовски сложным. Частные врачи равнодушно отнеслись к занятиям, не приносящим никакой видимой выгоды. Да и отношения учеников и учителя сложились не совсем просто. В Европе вакцины и сыворотки за последние годы получили признание большинства медиков, но здесь, в Индии, бактериальные препараты все еще кажутся диковинкой. Бомбейские медики воспринимают открытия Пастера как нечто среднее между черной магией и спиритическими сеансами. В разговорах с бактериологом они не признаются в неверии, но охотно вспоминают неудачи прошлого. Три тысячи лет безнадежно пыталась медицина остановить чумной смерч. Чего только не перепробовали за это время: от заговоренных амулетов до сока мандрагоры, от белужьей икры до выжимки из конского навоза. Римлянин Цельс советовал пускать при чуме кровь и вызывать рвоту, полторы тысячи лет спустя Парацельс рекомендовал очищение кишечника…
