Вскоре после того, как индийские газеты сообщили о первых случаях холеры в маленьком княжестве на северо-западе страны, в лабораторию правительственного бактериолога профессора Ганкина пришло официальное приглашение сделать прививку двору и жителям Капурталы. Приглашение, присланное в Агру, подписал первый министр махараджи. Министр заверял высокочтимого доктора Хавкина, что монарх и остальные обитатели княжества давно мечтают о приезде дорогого гостя, что дворец его высочества поступает отныне в полное распоряжение медиков, да продлит их дни слоноголовый Ганеша - бог знания и наук.
Ганкин сразу воспротивился поездке. Отправляться за полторы тысячи километров, когда не известны обстоятельства эпидемии, - вздор, а ехать во время гарми - жаркого времени года - самоубийство. Они с Хавкиным были почти ровесниками, но маленький кипучий Ганкин несколько лет жил в Индии и на правах более опытного чувствовал себя в ответе за приезжего товарища.
Однако Хавкин рассудил по-другому. Он уже знал, что деятели Британской Индии отнюдь не так охотно, как ему было заявлено вначале, дают разрешение на прививки. Англичане не соглашаются на массовую вакцинацию населения, пока не будет доказано, что вакцина действительно резко снижает число заболеваний и смертей. Власти требуют представить им доказательный опыт. А подобный опыт лучше всего поставить в разгар эпидемии именно в таком небольшом городке, как Капуртала. Поэтому, несмотря на протесты руководителя лаборатории, Хавкин назначил отъезд уже на другой день. Сотрудник лаборатории доктор Датт тоже согласился ехать не откладывая. Слуга Лал, нанятый еще в Калькутте, со всегдашней своей расторопностью объявил, что чемоданы будут готовы вовремя.
Ганкин сердился на нетерпеливого коллегу, но в принципе план Хавкина поддерживал. План был прост. Если привить в каком-нибудь населенном пункте половину населения и оставить без прививки другую половину, то ближайший же месяц покажет, насколько благодетельно действие препарата. Конечно, не очень гуманно оставлять половину людей в охваченном заразой городе без всякой помощи. Но, скорее всего, это произойдет само собой: в Индии всегда находятся люди, по религиозным или иным причинам несогласные на вакцинацию. Зато одного такого эксперимента достаточно, чтобы убедить калькуттские власти, что прививки не блеф. И тогда… Тысячи людей со шприцами выйдут в села и города Индии, Европы, Америки, чтобы навсегда остановить движение губительницы-холеры. Ради такой цели, говорил Хавкин, можно потерпеть и тяготы гарми, и неудобства дальних дорог.
Из Агры он выезжал почти счастливым. Даже дружелюбное ворчание старины Ганкина не могло испортить настроения. Но очень скоро члены экспедиции почувствовали, что разговоры начальника лаборатории о гарми не пустая угроза. С восходом солнца купе превратилось в адскую духовку. Не помогали ни влажные циновки, которыми на здешних дорогах заслоняют специальные отверстия в стенах спальных вагонов, пи десятки бутылок ледяной воды. Пыль скрипела на зубах, мешала есть, спать, дышать. Два индийца и уроженец России равно исходили потом и равно кляли немилосердное солнце Индии.
На маленькой станции близ Лахора они оставили вагон и пересели в тонгу - двухколесную крытую тележку без рессор. Перемена транспорта не принесла облегчения. Босоногий возница погнал лошадей со скоростью курьерского поезда. Это было пять дней назад. Но так много обрушилось на них в Капуртале, что Хавкину кажется, что со времени той сумасшедшей скачки прошел целый месяц.
Тонга мчалась по такой же петляющей каменистой дороге, по какой три члена экспедиции ехали сегодня. Было такое же раннее душное утро, и, хотя они приближались к незнакомому городу, Хавкин, доктор Датт и Лал были не в состоянии хоть что-нибудь рассмотреть вокруг. Горячая пыль, донимавшая их в вагоне, казалась легким дыханием зефира в сравнении с той тучей, что поднялась из-под колес тонги. Подпрыгивая на каждом бугре, доктор Датт в страхе прижимал к себе ящик с посудой и прививочным материалом, Хавкин не выпускал из рук микроскопа, а Лал стремился как-нибудь утихомирить пляску их чемоданов. Наверно, можно было попросить возницу ехать потише, но в то утро Хавкину казалось, что они не имеют права медлить. Видимо, стремительный бег лошадей, которых слуга нахлестывал всю дорогу, означал, что эпидемия в Капуртале разыгралась не на шутку и в городе с нетерпением ожидают вакцинаторов.
Миновав пустынные в этот час улицы маленькой столицы, тонга въехала через платановую аллею в европейски распланированный сад и остановилась перед изящным двухэтажным особняком. В первый момент они приняли здание за отель. Однако пожилой благообразный дворецкий - консама, встретив ученых у подъезда, возвестил, что они гости британского резидента в Капуртале, капитана Генри Бойнтона Армстронга. Столь же торжественно он сообщил, что хозяин совершает утреннюю верховую прогулку, а гостей просят принять с дороги ванну и отдохнуть в отведенных комнатах. Завтрак будет подан в десять утра.
Отдыхать пришлось почти три часа. Бессмысленная растрата времени, особенно странная после сумасшедшей скачки на тонге, была первым разочарованием, которое Хавкин вкусил в Капуртале. Но не последним. Изящество мраморных ванн, торжественная тишина изысканно обставленных комнат, где под потолком, обвевая гостей прохладой, раскачивались большие веера-панки, раздражало еще более. Но капитан Армстронг, явившись к столу в светлом, отнюдь не военном костюме, очевидно, совсем не чувствовал себя виноватым в том, что растрачивает время ученых. Он был так непринужденно весел и гостеприимен, как будто вакцинаторы приехали не на эпидемию холеры, а на легкий пикник, организованный для них британским резидентом. Этот высокий цветущий господин с подстриженными усами и идеальным пробором, который, казалось, продолжается у него до самых пяток, буквально пе давал им вымолвить слова. По его команде слуги настойчиво подливали в бокалы и подкладывали на тарелки гостей обильные индийские и европейские пития и кушанья. Спитчи, один пышнее другого, произносил только сам капитан.
Но и после того как гости взялись за сигары, энергичный хозяин не выпустил инициативы переговоров из своих рук. Он явно не желал выслушивать вопросы собеседников. Едва пустив в потолок первую дымную струю, он с места в карьер заявил, что страшно раздосадован, опечален и удручен сложившимися обстоятельствами. Что отказ махараджи от прививок, о котором мистер Хавкин, конечно, уже слышал (Хавкин слышал об этом впервые), наносит огромный урон престижу двора его высочества перед лицом цивилизованного мира. Но он, резидент, увы, сделать ничего не может. Против вакцинации во дворце и в городе возражает сама матушка нынешнего махараджи. И не просто возражает. Этой почтенной леди приснилось, что от прививок умрет ее любимый внук, наследник престола.
Она посоветовалась со жрецами храма Вишну, и они подтвердили: прививки принесут принцу вред.
- Простите, правильно ли я вас понял?… - Хавкин был ошеломлен. - Вы сказали, что ей приснилось. И этого достаточно, чтобы отменить официальное приглашение, подписанное главным министром?
Мистер Армстронг выразил на своем еще более порозовевшем после завтрака лице полное понимание и сочувствие. Что поделаешь: Запад есть Запад, Восток есть Восток. Доктор Датт, до тех пор безмолвный, тихо спросил, знает ли мистер Армстронг, что идея массовой вакцинации населения поддержана премьер-министром правительства ее величества и разрешена специальным распоряжением вице-короля Индии. Да, резидент знал все это наилучшим образом. Но беда, по его словам, состояла в том, что Капуртала - независимое княжество, где нет ничего выше воли царствующего правителя. Последние слова капитан Генри Армстронг произнес так, будто сам был ничтожнейшим слугой его высочества.
Хавкин и Датт переглянулись: эта комедия становилась нестерпимой. Каждый ребенок в Индии знает, какой огромной властью владеют в так называемых независимых княжествах имперские резиденты. Тайные хозяева страны, они не останавливаются в случае нужды даже перед тем, чтобы лишать трона слишком «самостоятельных» махараджей. Чего стоят сочувственные слова резидента Капурталы, который по самому статуту своему является политическим агентом Калькутты и Лондона, то есть человеком, определяющим всю политику независимого правителя.
