- Короче, вы рекомендуете нам отправиться восвояси? - не выдержал Хавкин.
И снова лицо мистера Армстронга, проделав сложные эволюции, изобразило то, что следовало изобразить в такую минуту: легкую обиду, доброжелательство и несомненную сердечность. Да он ни в коем случае не отпустит дорогих гостей. Здесь, в глухом углу, общение с интеллигентными людьми такая радость…
Хавкин взял себя в руки. Препирательства ни к чему не приведут. Как и любому чиновнику, этому нет дела до чего бы то ни было, кроме некоей линии, предписанной начальством. Интересно все-таки дознаться, в чем же состоит эта линия.
- Простите, а случаи холеры в окрестных селах, о которых сообщили газеты, они тоже подпадают под действие сна достопочтенной матушки махараджи?
Сложив губы сердечком и нахмурив брови, что придало ему серьезный и даже озабоченный вид, мистер Армстронг высказал мысль, что прививки, например, на восточных холмах можно было бы провести, если, конечно, мистер Хавкин заручится общественным мнением.
Удобно откинувшись в качалке и не обращая ни малейшего внимания на доктора Датта, резидент начал развивать перед Хавкиным новый тезис:
- Вы приехали в страну, где обычаи, по общему мнению, имеют божественное происхождение. Рассудок не может и не должен объяснять их. Непонятность, даже бессмысленность обычая придают ему в глазах индуса признаки божественной силы.
Хавкин промолчал, хотя почувствовал, насколько неуместны подобные рассуждения в присутствии местного уроженца. Следовало, однако, дослушать чиновника-краснобая. Возможно, в потоке его многословия выявится наконец какое-нибудь рациональное предложение.
- Один из обычаев здешних мест, - продолжал Армстронг, - состоит, между прочим, в том, что по самым различным поводам окрестные крестьяне ходят советоваться ft местному святому - садху. Старик живет в лесу на одном из восточных холмов. На тридцать миль вокруг мнение садху, его совет священны. Тому, кто хочет предпринять такое серьезное дело, как прививки против холеры в деревнях, следует заручиться общественным мнением - согласием садху. Без этого ничего не выйдет. Кстати, нынешний старик не самый глупый из тех, что я видел за свою службу в Индии. Убедите его, и ваше дело выиграно.
- А если нет? - Хавкин смотрел прямо в глаза собеседника.
Странное дело - в этих глазах не удавалось разглядеть никакого подлинного чувства. Выражение в них менялось от фразы к фразе, ни на миг не открывая внутренних побуждений резидента. Хавкин решил, однако, довести беседу до логического конца. Не находит ли уважаемый мистер Армстронг, что в столь серьезном и даже государственном вопросе, как защита населения от холеры, довольно странно полагаться на вкусы безграмотного старика? Неужели политические позиции британских властей на территории Капурталы настолько слабы, что резидент не может настойчиво порекомендовать правительству махараджи провести прививки в двух-трех дальних деревнях, дабы обезопасить на будущее и самую столицу?
Впервые за время разговора резидент не стал ничего изображать на своей физиономии; Он остался самим собой: чиновником средних способностей, крепко вбившим в свой пробор заповеди начальства.
- Британские власти принципиально не вмешиваются во внутреннюю жизнь индийского населения. Это альфа и омега нашей политики. Религия, семейные обычаи, внутрикняжеское судопроизводство вне наших интересов. Вам, иностранцу, трудно постичь мудрость такой позиции. Но в глазах индийцев мы, англичане, постоянно читаем благодарность за ту свободу обычаев и нравов, которую Британия обеспечила Индии.
Так кончился этот разговор, после которого два вакцинато-ра, несмотря на самые обаятельные улыбки хозяина дома, решили покинуть дворец британского резидента. Не подумайте, что мистера Армстронга это обидело. Наоборот, он приказал поселить своих гостей в одном из тех бунгало - гостиниц для офицеров, приезжих чиновников и всякого рода начальствующих лиц, которые во множестве рассеяны по территории Индии. Резидент даже обещал прислать туда верховых лошадей и дополнительную прислугу. Капитан Генри самолично вышел также в сад проводить своих гостей. Он стоял на жаре, сняв шляпу, до тех пор, пока та же самая тонга, теперь уже не спеша, потащилась вон из города.
Через полтора часа, в самый разгар индийского пылающего дня, трое приезжих добрались до лесного домика на перекрестке дорог, километрах в пятнадцати от столицы. Здесь не было мраморных ванн, никто не качал под потолком веер-панку, зато в полукилометре от бунгало находилась деревня, охваченная холерой. А где-то поблизости, на одном из холмов, жил тот самый «святой», благословение которого значило для ученых теперь больше, чем распоряжение вице-короля Индии. Устраиваясь на новом месте в уютных комнатках бунгало, Хавкин пожалел только об одном: не следовало слишком поспешно судить о стране, в которой прожито пока еще так мало. Зачем было вводить в заблуждение доброго тифлисца доктора Тамамшева? Ведь, прочитав письмо из Индии, милый Георгий Иванович, пожалуй, и впрямь поверит, что «Английская Индия совершенно цивилизованная страна», а англичане «гостеприимны, как кавказцы».
V
Г-н Хавкин и д-р Гапкин продолжают прививки холеры в Индии. В Агре и близ Лахора (Капуртала) они привили уже около 1000 человек.
«Британский медицинский журнал»
3 июля 1893 года.
VI
Законодателями в будущем станут врачи.
Уильям Юарт Гладстон - премьер-министр Великобритании (1809 - 1898 гг.)
VII
На этот раз величественный домоправитель не пригласил ученых в комнаты. Он кликнул слугу и велел проводить гостей к Священному озеру, где их ожидает сахиб капитан. Хавкин недоумевал: зачем понадобилось Армстронгу принимать их на берегу озера? Что за новая выдумка? Но делать нечего. Мелькая босыми пятками, слуга уже пустился впереди лошадей. Оставалось ехать следом да любоваться живописными сценами, которые разворачивал перед ними утренний город.
Капуртала просыпалась. Из глубины настежь распахнутых столярных, сапожных и кузнечных мастерских раздавались первые удары инструмента по дереву и металлу. Запели свою журчащую песенку ручные мельницы: женщины в ярких сари принялись на порогах своих домов молоть муку для утренних лепешек. Два красильщика, с синими по локоть руками, сушили полотнище цвета индиго. Они встряхивали материю так, что синие капли летели во все стороны, пятная стены, мостовую и нагих мальчишек, собирающих коровий навоз. Те, кто умывались и брились на улице, тоже охотно разбрызгивали и разливали вокруг себя воду. Солнечный луч вспыхивал в меди начищенных тазов, играл в радуге водяной пыли.
Хавкин остановил коня. Его внимание привлекла картина, похожая на те, что в детстве ему не раз случалось видеть на одесском привозе. Через дорогу, вихляя худыми бедрами, проплыла корова. Она почуяла свежую зелень и одним движением языка слизнула добрую половину «товара» на лотке седобородого зеленщика. В Одессе за такие проделки наглая скотина получила бы по заслугам. А здесь все завершилось самым неожиданным образом. Старый зеленщик несколько секунд благоговейно следил, как корова жует коренья, и, когда на лотке не осталось ни листка, восторженно воздел к небу свои костлявые руки. Священное животное изволило откушать с его лотка! Какое счастье! И старик дребезжащим голосом запел благодарственный гимн богам, оказавшим ему столь высокую честь.
Хавкин готов был прыснуть от смеха, но доктор Датт не увидел в этом зрелище ничего забавного. Вздорность обрядов и религиозных ритуалов - единственный вопрос, способный вывести из себя миролюбивого по натуре доктора Датта. Стоит затронуть эту болезненную тему, как врач начинает не на шутку кипеть. Чуточку наивный в своем негодовании, но честный и искренний, он способен обличать прямо на улице, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих. У Джогёндры Датта, брахмана по касте и безбожника по убеждениям, есть для этого серьезные причины. Ему пришлось расстаться с семьей и покинуть родную Калькутту только потому, что он не пожелал следовать заповедям индуизма. О, доктор Датт отлично знает, что религия в Индии отнюдь не так уж безобидна, как кажется. Вот и сейчас зрелище умиленного зеленщика вызывает в нем взрыв негодования.