Владимир начал торопливо убирать со стола. Запер в шкаф пробирки с холерными культурами, заглянул в клетку с зараженными кроликами. Надо сейчас же разыскать Вильбушевича. Иван близок с французскими социалистами. Если Жорес искренне убежден, что у науки и социализма общий путь, пусть его последователи докажут это на деле. В конце концов, эксперименты с холерой необходимы не только России. Обитатели Нантьера и Обервилье так же нуждаются в вакцине, как и жители Астрахани и Новгорода.

Чем больше Владимир думал, тем более случайная мысль - использовать приглашение Жореса - захватывала его. Дело даже не в том, что опыт на десятке людей окончательно ответит на вопрос о безвредности вакцины. Важно другое: окажутся ли социалисты действительными друзьями науки - той, без которой Владимир уже не мыслит своего дальнейшего существования. О социалистах ему больше скажет их отношение к шприцу с холерной разводкой, чем их политическая программа. Но где сыскать подвижного, как ртуть, Вильбушевича? Дома его в этот час, конечно, нет…

Хавкин почти не видел Ивана после прививки. Правда, через день после вакцинации он появился на пороге лаборатории, но только для того, чтобы крикнуть, что здоров как бык и не боится ни холеры, ни чумы, ни ада. И тут же убежал на очередное собрание своих политических единомышленников. Возмутительно так относиться к серьезному делу: ведь Владимир просил товарища вести за собой самое строгое наблюдение, пока будет чувствовать недомогание, и записывать температуру. Какое там! Странно, но Хавкин, который никогда ни о чем не забывает, если дело идет об эксперименте, почему-то не чувствует раздражения против товарища. Ему даже симпатична эта бесшабашность. Недаром Вильбушевич так быстро акклиматизировался в чужой стране. У него характер настоящего парижанина. Надо все-таки попытаться разыскать этого неистового политика.

Хавкин вышел и запер кабинет. Навстречу по лестнице поднимались туристы. Их с должной для такого случая торжественностью сопровождал папаша Саше. Эконом сделал вид, что не знаком с проскользнувшим мимо сотрудником, и повел свою паству вдоль по коридору, в самую дальнюю и самую неинтересную лабораторию. Дорога была свободна от случайных гостей. Считая себя в безопасности, Владимир бодро сбежал вниз. Но на последней площадке его остановил какой-то молодой человек:

- Прошу прощения, мосье, не укажете ли, где кабинет препаратора Хавкина?

Владимиру захотелось растерзать этого ставшего на дороге молодого человека или, по крайней мере, заявить ему, что не знает никакого Хавкина. Но сказал он, видимо, что-то совсем другое, ибо молодой человек поклонился и назвал себя:

- Анри Клер, журналист. Мне рекомендовал познакомиться с вами мосье Вильбушевич.

IX

Вы знаете, господа, что заразные заболевания, как и холера в том числе, страшны особенно для рабочего и крестьянского населения, живущего в дурных гигиенических услозиях, изнуряемого тяжелым трудом и лишенного необходимых знания. Здесь эпидемии свирепствуют во всей силе, вырывая массу жертв из населения и приводя его к бессмысленным проявлениям отчаяния.

Приват-доцент М. Волков.

Из лекции, читанной летом 1892 года студентам

С.-Петербургского университета и Императорской

Военно-медицинской академии.

X

В Саратове, Астрахани, Хвалынске распускаются слухи, что никакой холеры нет, а просто врачи ее выдумали, чтобы травить народ; что в холерных бараках держат здоровых, там их травят и живыми хоронят. В Астрахани неиствовавшая толпа разрушила холерную больницу. Больных вытащили на улицу, где многие тут же умерли. Толпа избила врача Нила Степановича Соколова так, что нет надежды на его выздоровление. Фельдшер убит. Толпа разбежалась только после выстрелов вызванных солдат.

«Астраханский вестник» 25 июня 1892 года.

28 июня в Саратове убит юноша, только что окончивший реальное училище, г. Пемуров, пытавшийся образумить обезумевшую массу. Сожжена холерная больница в доме Демидова, разграблены квартиры шести врачей. Вызваны были солдаты. Непосредственно после сожжения больницы, когда никто не решался убирать вынесенных на улицу холерных больных, думский врач С. А. Марковский первый подставил свои плечи и спину, чтобы убрать страждущих.

«Новости» 4 июля 1892 года.

В Покровской слободе (возле Саратова) произошли беспорядки. Больница и квартира земского врача разрушены. Несчастный фельдшер убит (врача не нашли). В Хвалынске убит доктор Александр Матвеевич Молчанов (28 лет). Его обвиняли в том, что он «дал пропуск холере», травил воду и т. д. В течение многих часов тело Молчанова не давали хоронить. Женщины плевали в лицо «травителя», а мальчишки издевались над трупом.

«Новости» 6 июля 1892 года.

Бедные русские врачи: честно выполняя свой долг, они не щадили своих сил в борьбе с сыпным тифом, дизентерией, цингой, холерой, сами заболевали и умирали десятками; и вот в них слепая толпа бросает нелепое обвинение и в заключение избивает своих самых верных и честных слуг! Какой позор для конца XIX века и вместе с тем какой наглядный урок, что нужно больше света и знаний!

Журнал «Врач»

Июль 1892 года.

XI

Стайка белых мраморных столиков, будто без спроса покинув душный зал, выбежала прямо на тротуар и остановилась под тентом, упершись в асфальт своими тонкими железными ножками. Это было одно из тех бесчисленных парижских кафе, где за стаканом пива или чашкой кофе горожане охотно проводят летние вечера. Сейчас, задолго до обеда, здесь пустынно. Клер и Хавкин опустились в плетеные кресла. Беседовать в кафе предложил Владимир. Ему не хотелось принимать в лаборатории Клера-журналиста, но жаль было упустить Клера-врача, который наблюдал Ивана после прививки.

- Итак, вы лечили Вильбушевича, доктор?

- Да, меня приглашали к нему. Но, насколько я понимаю, он совсем не нуждался в лечении.

- Что будете пить, доктор?

Владимир нарочно повторил свое обращение. Оно оставляло между ними известную дистанцию. В институте к журналистам относились сдержанно. Несколько раз их слишком поспешные статьи ставили ученых в глупое положение. Клер, видимо, более грамотен, чем другие его коллеги, но и с ним лучше держать ухо востро.

- Не сохранился ли у вас температурный листок Вильбушевича?

- Увы! - Клер с комическим видом развел руками. - Будь я настоящим врачом, я, конечно, записал бы температуру больного. Но уже три года я заношу в записную книжку только рассказы здоровых. Это и к лучшему: с пером в руках чувствуешь себя куда менее опасным для общества, нежели с хирургическим скальпелем.

Хавкин не улыбнулся. По правде говоря, Клер представлял его себе совсем не таким. Этот ученый, в одиночку выступивший против охватившей мир эпидемии, смельчак, не побоявшийся ввести себе в тело заразу, от которой, если бы она вдруг взбунтовалась в его крови, нет никаких лекарств, никакого спасения, меньше всего похож на героя. У Хавкина покатые плечи, из стоячего воротничка торчит по-мальчишески худая шея. Только широкий белый лоб и какие-то странные глаза выдают характер ученого. Они мечтательны и одновременно не по-юношески строги. Клеру чудится в них несокрушимая воля и вера. Но во что верит этот человек?

Подали пиво. Обильная пена облачными клубами укрыла прозрачный напиток. Анри смахнул белое облако, дружелюбно поклонился и приподнял бокал. Хавкин кивнул. Разговор остался деловым.