В этот ранний час все места в омнибусе заняты. Мелкие чиновники и приказчики из центральных магазинов едут на работу. У многих в руках газеты, но драма в американской тюрьме, депеша о смерти Наполеона и даже зверства англичан в Африке мало интересуют французскую общественность. Из-за газетного листа Анри внимательно наблюдает за своими сосе-дгми. Люди говорят о налогах, о дороговизне квартир (из-за этого приходится жить далеко от службы: жилье в центре не по карману пассажирам омнибуса). Говорят о домашних и служебных радостях и неприятностях и более всего о том, о чем не любят писать газеты: о холере. Холера в Париже. Четыреста смертей, начиная с апреля. Клер уже давно прислушивается к этим разговорам. Пока болезнь терзала свои жертвы где-то в Бенгалии, она представлялась парижанам не более страшной, чем бродящие в джунглях бенгальские тигры. Экзотика! Даже после того как в конце зимы холера обогнула Каспийское море и подобралась к Астрахани («Астрахань - это где? В Турции или Персии?»), парижская публика оставалась спокойной. Газеты меланхолически сообщали о тысячах смертей на Волге, на Дону, в Москве и Одессе. Телеграммы из Петербурга доносили о холерных бунтах в городах на Волге, об убийствах врачей и поджоге холерных бараков. («Да, да, в этой варварской России вечно какие-то бунты и эпидемии…») По когда в начале апреля этот бенгальский тигр совершил гигантский прыжок от русских границ в предместья Парижа, заволновались даже самые равнодушные. В кафе и на бульварах теперь только и слышно: «Что думает муниципалитет?» Потом стало известно, что городские власти скрывают случаи холеры. Тогда газеты, близкие к администрации, начали с ссылками на высшие врачебные авторитеты утешать парижан: «У нас не индийская холера, это более легкая, наша собственная - holera nostra». Хорошенькое утешение! В Нантьере, Обервилье и других предместьях не проходит дня, чтобы на кладбище не приносили несколько гробов с жертвами эпидемии.
Анри читает специальные медицинские журналы, но и в них нет достаточной ясности. Из номера в номер тянется нескончаемый спор между знаменитым немцем Робертом Кохом, открывшим холерный микроб в виде запятой, и не менее знаменитым австрийцем Максом Петтенкофером. Гигиенист из Вены утверждает, что одной только запятой для заражения человека недостаточно. Семидесятитрехлетний Петтенкофер готов проглотить миллиарды холерных микробов, убежденный, что при этом он не заболеет. Для заражения холерой, твердит этот одержимый, нужны дополнительные условия - загрязнение почвы, плохие водопроводы, неисправная канализация.
Пока ученые мужи ломают копья (до публики шум их турнира почти не долетает), оборотистые дельцы не прочь погреть руки на человеческом страхе и страданиях. «Если у вас холера, пейте стартовый раствор «Рикль» и оставайтесь здоровыми!» - истошно кричит огромная реклама со страниц «Фигаро». А «Прогресс медицины» - самая крупная врачебная газета Парижа - помещает объявление отставного морского священника из Тулона, торгующего наплечниками, «на которых вышиты образа, благословленные самим папой. Верующих они предохраняют от всякого недомогания, в том числе от холеры. Длина наплечников позволяет спускать их до живота, причем они немедленно прекращают понос. Цена 4 1/2 франка». Таково последнее слово в борьбе с эпидемией.
У Анри чуткое ухо и зоркий глаз. Холера - вот что по-настоящему интересует сегодня людей. Париж ожидает честного разговора о сущности болезни, о поисках ученых-медиков, а главное - о том, как уберечься от заразы. Клер чувствует, как внутри у него начинает вибрировать та самая натянутая до предела журналистская струнка, которая оторвала его от профессии отца, поссорила с близкими, сделала запойным, неудержимым собирателем новостей. Ему не терпится сию же минуту взяться за перо. Прямо здесь, в карете омнибуса. Ведь он знает о холере то, чего не ведает, кроме него, почти никто. Но такие сведения не могут долго оставаться втуне. Люди хотят знать правду, и Анри Клер будет первым, кто расскажет им об одном из самых благородных секретов XIX века, о секрете, где в прекрасном единении сплелись наука, человеческое мужество, талант и любовь к людям. Но пока ни слова. Особенно в редакции. Иначе они осмеют его раньше, чем он напишет первую строку.
- Рю Сен-Жорж, мосье! Кто сходит на улице Сен-Жорж?
Анри выпрыгивает из кареты. Его распирает от ощущения силы и здоровья. Мысленно он похлопывает себя по плечу. «Тридцать два года - еще не так много, старик! Ты еще можешь успеть стать неплохим журналистом, дружище. Только не ленись и не уступай этим друзьям «Меркурия» из серого дома».
Прямо напротив остановки гордо поднял свои шесть новых этажей дом из серого парижского камня. Он ничем не выделялся бы на скромной улице Сен-Жорж, если бы не крылоногий Меркурий с газетным листом в руках, украшающий балкон второго этажа. Древнегреческое божество торговли и воровства отныне избрано так же покровителем прессы. Ну что ж, в этом есть своя правда. Золотые буквы, укрепленные на перилах балкона, не позволяют ошибиться: именно здесь находится дирекция и редакция ежедневной парижской газеты «Иллюстрасьон».
Анри опоздал. Миновав прохладный полутемный вестибюль (на улице, несмотря на ранний час, уже ощущается близость жаркого дня) и бегом поднявшись по лестнице на второй этаж, он остановился перед тяжелой дверью в зал, где ежеутренне, как говорят редакционные остряки, Пежо заводит газетный механизм. Видимо, сегодняшний «завод» уже начался. За дверью не слышно привычного гула голосов. Звучит лишь холодная ленивая речь второго шефа. Клер попытался проскользнуть в зал незамеченным, но его рослая фигура сразу привлекла общее внимание. Беззвучно хихикнула себе под руку стенографистка. Несколько человек дружелюбно кивнули Клеру, кто-то приветственно поднял руку. Анри покраснел и поторопился сесть на первый подвернувшийся стул. Он слишком хорошо знал характер Пежо. Толстяк не упустит случая выкинуть какую-нибудь из своих шуток, чтобы наказать опоздавшего.
Отношения с редакцией сложились у Клера довольно сложные. Товарищи как будто даже любят его. Все знают, что в нелегкой журналистской охоте за материалом Анри никогда, как это делают другие, не подставит коллеге ножку, не собьет с пути. При случае он поделится с товарищем последней парой франков. И все же кое-кому в редакции этот изящно одетый молодой врач, пришедший в газету как бы со стороны, оказался не по нутру. В редакции охотно повторяют брошенный кем-то афоризм: «Журналистика - не профессия, журналистика - это характер». В душе каждый именно себя считает прирожденным газетчиком, которому ни к чему университетский диплом. Репортеры «Иллюстрасьон» любят рассказывать, когда кого из них выгнали и из какого класса лицея. Зачем нужна вся эта книжная канитель, если идеал журналистики - репортер, Меркурий, обгоняющий телеграфные новости? Анри не укладывается в привычную форму. И это раздражает.
- Он, пожалуй, слишком уравновешен для работы в прессе, - заметил как-то мосье Марк, шеф номер один.
- Неплохой парень, но излишне перегружен образованием, - добавил мосье Франсуа Пежо, шеф номер два.
И эти определения всех удовлетворили.
И шутливое расположение, и некоторую дозу антипатии вместило прозвище, крепко приставшее к Анри Клеру: «Доктор». Так зовут его коллеги в редакции и рабочие в типографии. Он не обижается. Вот и сейчас сидящий неподалеку репортер отдела скандальной хроники Николь шепчет своему соседу, театральному обозревателю Пелетье:
- Пежо забыл поддеть опоздавшего Доктора. Этот вечерний выпуск совсем заморочил ему голову.
- Пежо никогда еще ничего не забывал. По крайней мере за те десять лет, что я его знаю, - проворчал желчный Пелетье.
Но на этот раз шеф номер два, кажется, действительно весь захвачен новым предприятием.
- С сегодняшнего дня «Иллюстрасьон» будет выходить дважды. Первый вечерний номер обязан быть фантастически интересным. Сделать его таким - долг всей редакции, каждого репортера, обозревателя, фотографа. Кое-что уже имеется: наш корреспондент сопровождает карательный отряд в Африку - острые зарисовки; расследование убийства на ипподроме - разоблачение преступника; фотография - четверо близнецов, произведенных на свет мадам Плюмо; обзор картин безрукого художника, рисующего пейзажи ногой, - мы имеем две репродукции. И все же в номере нет «гвоздя», «фитиля», называйте это как хотите, нет… - Пежо повел в воздухе короткими жирными пальцами, как будто охватывая некий шар. - Нет центрального материала, того самого, из-за которого номер станут рвать у газетчиков из рук. Времени остается в обрез. Сейчас половина десятого. Сразу после обеда, в час дня, «гвоздь» должен лежать здесь. - Рука Пежо с растопыренными пальцами припечатала невидимый материал к зеленому сукну письменного стола. - Лучшая работа будет премирована. Так распорядился господин директор. Ну?…
