Теперь, когда я рассказал вам все, и вы, не хуже опытного зоолога, можете различать три вида моли, свалим-ка их без колебаний в одну кучу! У нас для этого тем больше права и основания, что со всеми тремя видами борются одинаково и все три одинаково надо истреблять.

В войне против моли, которую ведут люди, у них есть один союзник: маленькое перепончатокрылое — наездник. Он выискивает молодых гусениц моли, жалит их своим длинным стилетом, откладывая яйца. Яйцо наездника развивается в теле гусениц; здесь из него вылупляется червеобразное создание, которое постепенно изнутри выедает тело своего хозяина-носителя. Поначалу оно оберегает жизненно важные центры своего кормильца, который на благо паразиту продолжает расти и развиваться. Когда гусеница моли наконец вырастает, личинка наездника почти догоняет ее в размерах, и тут бьет последний час гусеницы! Она, правда, еще успевает сплести себе куколочный кокон, но он уже станет для нее могилой, а для куколки наездника послужит колыбелью.

Многие виды моли становятся жертвой пауков и других пожирателей насекомых. И все равно моли всегда остается достаточно, чтобы у хозяек было основание тревожиться о теплых вещах.

Старое домашнее средство: чаще чистить, выбивать, сушить на солнце находящиеся под угрозой вещи известно, вероятно, всем. Это всегда полезно: гусенички моли не выносят ни жары, ни света. Достаточно чуть потревожить их, как они покидают свои трубчатые навесы.

Иногда бывает полезно прогладить одежду горячим утюгом.

Но есть и другой способ: платье, материю, шерстяные чулки завертывают в газетную бумагу. Здесь не бумага и не типографская краска вредят моли. Да и не важно, взята ли чистая бумага или с печатным текстом, газета это или другая бумажная обвертка. Были бы только листы целы, без трещин и дыр. Тогда гусеница моли сквозь них не проникнет, ведь она пожирает только волос, ткань, но бумагу никак не способна буравить. Если в вещах, до того как их упаковали в бумагу, не было яиц или гусениц моли, и шерсть, и меха, и ковры прекрасно сохраняются. Вот почему так широко применяются в разных странах противомолевые мешки.

Лучшее новое средство борьбы с молью — материя, неуязвимая для насекомых. Ткань пропитывают специальным препаратом. Если на нее после этого и будут отложены яйца, а из них выведутся гусенички, то, едва начав глодать материю, они погибнут.

Для зоолога тараканы — близкие родичи кузнечиков и сверчков, а для домашних хозяек — не меньшее лихо, чем платяная моль, хотя эти насекомые столь же различны между собой, как саранчук и мотылек.

Пратараканы — то есть тараканы далекого прошлого — очень сходны с теми, которых мы видим сегодня. Массами кишели они в тени пышной растительности величественных папоротниковых и хвощевых лесов каменноугольной эпохи.

Эти насекомые относятся к числу самых первобытных из ныне живущих, их считают древнейшими в истории Земли. Они существовали еще в те времена, когда не было ни мух, ни клопов, ни бабочек. Возраст блох из желтого янтаря определяют в 40 миллионов лет. Но по сравнению с тараканом это — сама молодость.

Геологические пласты, в которых обнаружено множество ископаемых тараканов, принадлежат к эпохам, отстоящим от наших дней никак не менее чем на 280–300 миллионов лет.

И этих трехсот миллионов лет оказалось недостаточно, чтобы изменить природные пристрастия тараканов, их тягу к лесному полумраку и влажному теплу. Давно исчезли с лица Земли гигантские хвощи и древовидные папоротники. Жизненные условия, близкие к тем, что существовали при давно вымерших формах, сохраняются теперь, пожалуй, лишь в тропических лесах. Не удивительно, что здесь сейчас встречается больше всего видов тараканов. В умеренной полосе их меньше.

Некоторые виды стали сожителями человека. Они научились проникать и в жилища, где выискивают для себя участки влажные, жаркие и сумрачные. Очевидно, именно тут находят они условия, созвучные своим исконным потребностям, обстановку, близкую той, что царила в древнейших лесах, бывших когда-то их родиной. Кухни, булочные, кладовки с продуктами, оранжереи — рай для тараканов.

Они избегают света и поэтому весь день прячутся под шкафами и прочей мебелью, за рамками и обоями, в трещинах и щелях, вокруг сточных труб и отопительных батарей.

К вечеру, с наступлением сумерек, тараканы выходят из своих укрытий. Они принимаются искать себе пропитание и нападают на все съедобное: это могут быть клубни сырого картофеля, овощи, хлеб, шоколад, сахар, молоко, жир, всевозможные отбросы. Иногда они проявляют вкусы, совершенно несообразные с представлениями человека, — пожирают бумагу, пьют чернила, лакомятся сапожной ваксой…

Приманенные клейстером, они пожирают в библиотеках дорогие переплеты, сгрызают золоченые буквы на корешках кожаных фолиантов для того, чтобы добраться до белковой массы, которой буквы прикреплены. Если корма вдоволь, а кров сносен, эти насекомые размножаются в огромных количествах и становятся подлинным бедствием^[24].

В доме, где водятся тараканы, они по всему бегают, все пробуют, все пачкают да еще к тому же и препротивно пахнут. Запах выделяется особой железой. Однако, надо думать, что для обонятельных органов таракана выделения этих желез не лишены приятности^[25].

Если застать таракана врасплох в их укромном обиталище, они с шорохом и скрежетом, нагоняющим страх на пугливых, поспешно разбегаются по углам.

Возможно, что нынешние тараканы — потомки давних прародичей, заселявших когда-то леса, — представляют лишь обломки, руины рухнувших в доисторические времена сообществ. Тем не менее они и сейчас процветают. Человек, переселяясь и перевозя свою утварь, разнес этих насекомых по всему свету.

Благодаря стечению случайных обстоятельств таракан в любое время может быть занесен в самое чистое помещение. Однако тараканов нигде не любят, и об этом нетрудно догадаться по их местным наименованиям. Если судить по ним, обитатели каждой области считают, что тараканы появились и распространились у них, пробравшись от любезного соседушки.

Такое мнение отразилось и в научном названии видов: именно шведский ученый, и не кто-нибудь, а знаменитый Карл Линней присвоил таракану наименование филодроммия германика, хотя это насекомое водится во всех странах, а не только в Германии.

Взрослый обыкновенный рыжий таракан — прусак имеет в длину не более сантиметра, окраска его светло-коричневая. Восточный (блатта ориенталис) — почти вдвое крупнее рыжего и темней, почти черный. У этого вида самка, даже закончив рост, несет только зачатки надкрыльев, а крыльев у нее практически нет, у самца же они вполне развиты.

Реже встречается у нас таракан американский.

Поначалу его находили только в крупных портовых городах Европы, куда этот вид был занесен со своей родины морским путем. Этот таракан вдвое крупнее нашего рыжего. В глуши Южной Америки встречаются виды длиной в палец. И пусть себе остаются в своих лесах!

Если посмотреть на тараканов без предвзятости, обнаруживаешь, что эти насекомые, в сущности, даже довольно грациозны. Два подвижных длинных нитевидных отростка — усики служат им добрую службу, когда они по ночам на ощупь перемещаются в темноте^[26]. Голова таракана вообще выглядит не так, как у большинства других насекомых. Впору подумать, что она вмещает мощный мозг мыслителя. Но за этим внушительным лбом ничего особенного не скрывается, мозг у таракана крошечный.