— Товарищ контр — адмирал… дело не в ордене. Мне надо попасть в Севастополь. Из Тбилиси это сделать сложнее… Я не поеду в Тбилиси. Разрешите идти?

— Иди, юнга…

— И это все? — возмутился полковник. — Что за дисциплина и воспитание у ваших «морячков»? Пороть таких наглецов надо!

— Не поможет, полковник, его уже пороли… Вы заметили у него шрамы на лице? А шрамы и полосы на ногах? Он тельняшку не снял, видимо, Вас и нас пожалел… Он был в гестапо. Им это не помогло…

Илюха продефилировал в таком виде из штаба. Где-то по середине пути к катеру его догнал посыльный, вернул форму и передал, что полковник выписал ему неделю «губы»… На «губе» Илья встретился с «бедовым» Ванькой — его тоже — «не уговорили…»

… К возвращению старшего лейтенанта Чернова, катер был отремонтирован.

«Кукушонок»

Никите постелили на полу. Серый, конечно же, пытался уступить ему свою кровать, только Никита отказался. Как только улеглись, Серый пристал:

— Никитос, как говорят здесь — колись!

— Чего колоться — то?

— Ну, как что? Что было в Москве, как попал в ГРУ, как решили диверсантов брать?

— Много вопросов задал, а мне поспать хочется, а вставать и мне, и тебе в пять утра. Серый, не в обиду, я первый раз за месяц сплю чистый, сытый и в безопасности.

— А браунинг под подушку и нож рядом положил…

— Привычка… Сереж, ты — официально, умер, твое тело найдут завтра в 5.30 утра в канаве, недалеко от рынка… Так что готовься мыться и стираться.

— Как … в канаве?

— Ты что, так и не понял, что тебя из-за формы и документов «Сыч» хотел ножом пырнуть? Вот… Я тебя позвал к себе переночевать и придушил тебя. Один комплект формы — чистый, новый я уже надел, а твой передам «Сычу». Не боись, «Сыч» ее даже не наденет — к нему пристанет местная шпана: отнимет сверток и немного попортит личико. Раз все так срочно, то «Сыч» расскажет, думаю, уже рассказал, что есть я — можно меня использовать — я в «Абвере» на хорошем счету! Как только разберемся что к чему, капитан Стрижов возьмет «дядю» и тех «птичек», кто может быть с ним. Все! А теперь — спать.

— Постой! Каких птичек? Меня, когда повязали, в комендатуре, тоже птичкой называли!

— Чего не понятного? Мальчишки, что прошли Абверкоманду -203, получили клички по названию птиц — «Птички».

— Никитос… а… «Кукушонок»?

— Я тоже прошел! Все — спать! Еще хоть слово скажешь, больше ничего не расскажу! — Никитос опередил Серегин вопрос.

Никита прилетел в Москву 21 апреля 1943 года. Его поместили в отдельном особнячке, под охраной. Отдохнул, привел себя в порядок. Зачем вызвали, к кому, куда — никто не отвечал. Никита плюнул на все переживания и тупо наслаждался жизнью. 28 апреля его повезли на легковой машине… вот только куда? Куда-то в центр Москвы. Заехали в просторную подворотню, Машина остановилась, ему предложили выйти и пройти за офицером. Его привели в комнату, скорее — кабинет, большой стол буквой Т, много стульев, кожаный диван, на котором уже сидело четверо ребят, чуть покрупнее Никиты. За столом сидел генерал — лейтенант, который поприветствовал Никиту и предложил присесть на место рядом справа, через стол. Сидя на этом месте, Никите было отлично видно лица ребят, а им — его.

— Вот, Никита, читаю твое представление к награде… герой. Столько подвигов, был расстрелян, но выжил, два ранения в грудь. Все подтверждают наши врачи, которые осматривали тебя по прибытию. Герой… Расскажи пожалуйста немного о себе?

— А что рассказывать, обычный мальчишка, родился, учился, поехал на каникулы к деду, ну и … попал. Стал помогать, деду партизанить. По заданию подпольного обкома дед стал старостой в деревне, я — понятно, его внук, мог спокойно передвигаться…

— Это понятно… Вот ты же из Москвы, а в какой школе учился, где жил, наверное, очень хочешь встретиться с мамой…

«А вот это попадос… Никитос…» — я же ничего про это не знаю.

— Что же ты перестал рассказывать? Или послушаем другого юношу? Да, чуть не забыл, а как зовут директора Школы ФЗС № 4? Той, что в Хамовниках? Как, ты не знаешь имя директора своей школы? Забыл? Ну, война… бывает, а как имя — отчество твоей мамы? Никита Петрович, подскажите, пожалуйста. — генерал посмотрел на диван.

С дивана поднялся парнишка года на два постарше Никиты.

— Мою маму зовут Нина Ивановна Каплич.

— Спасибо, Никита Петрович. Берите своих одноклассников и можете идти — вас отвезут к кинотеатру, где вы что…?

— Где мы смотрели кино. — сказал один из мальчишек.

— Пра — виль — но! — по слогам произнес генерал. Благодарю за помощь, всего хорошего!

Когда ребята вышли из комнаты, в комнату зашел худощавый, горбоносенький человек, с копной черных вьющихся волос и пронзительным взглядом, сел напротив Никиты и стал пристально его изучать. Генерал заговорил жестче:

— Значит так Никита, или как там Вас могут звать, юноша. Представьте удивление настоящего Никиты Каплича, когда его наградили третьим орденом! Молодец, здорово воюешь и фрицев бьешь. Только вот кто ты на самом деле? Советую рассказать все честно, маленькая ложь вызовет большие подозрения.

— А вы в мой бред поверите? Его же не получится проверить?

— Рассказывай, а мы на тебя посмотрим и решим — верить или нет.

И Никита рассказал… Генерал — лейтенант улыбался, но как только странный дядька кивал, улыбка слетала с лица военного. Некоторые вопросы были заданы по-немецки, Никита постарался на них ответить.

— Между прочим, Иван Иванович, юноша неплохо владеет немецким! Из него будет толк!

— Я это подметил, товарищ Волков.

Через 4 часа вопросов и ответов, худощавый задал очередной вопрос:

— Как понять, дети диверсанты, осень, 1943 год…? Да, не задавай глупые вопросы, иногда читаю мысли. Да — гипнотизер! — ответил он на возникший у Никиты в голове вопрос.

— Дети — диверсанты, это…

Оберлейтенант Шинык, толстый, лысый, с бегающими глазками, шел на доклад к прибывшему из Берлина высокому чину Абвера — Берндту. А что докладывать? Он требовал найти 30–40 мальчишек, а их нашлось только 11.

— Шинык, это не результат! Вы же понимаете, что не весь материал пройдет подготовку до конца! Подключите к работе завербованных русских. Пусть подберут еще кандидатов, отработают со старостами деревень, пусть проедут по детским домам… Неужели из района Орша — Смоленск нельзя найти 30 — 40 голов приличного материала? Особенно, пусть обращают внимание на обиженных прежней властью, другими детьми, их проще расположить к себе лично и нашему делу.

Мальчишек собрать за неделю! Желательно, возраста 13–15 лет, они уже что-то соображают и их легче обработать. Можно чуть старше, но, чтоб выглядели младше. Если справитесь — в Германию с ними отправитесь вы! За вашей карьерой слежу я и сам Господь Бог!

Староста деревни Мосолова гора Шатров низко поклонился Шиныку.

— Список мальчишек готов?

— Яволь, господин Шинык!

— Отлично, кандидатов отловить — в сарай, чтоб не сбежали, а послезавтра привезти в здание приюта, там сейчас готовятся помещения.

Бывший военнопленный, а теперь агент Абвера, бывший лейтенант Горохов, приехал в детский дом с группой немецких солдат и полицаев.

Перед ним построили мальчишек 12–14 лет.

«Да уж, — думал Горохов. — И кого здесь отбирать? Мелкие заморыши. Четверо, более- менее — крепкие. Правда, один из этих крепких был недавно (и частенько) бит — с фингалами свежими и уже позеленевшими. Интересно, за что? Правда и у остальных были отметины на лицах, но меньше. Дерутся, это — хорошо!»

Четверо остались стоять перед Гороховым, остальные были отпущены.

— Кто хочет закурить? — Горохов достал пачку сигарет. Проследил взгляды ребят, понял, кто без курева жить уже не может. — Тот, кто принесем мне эту пачку сигарет. В награду получит ее и еще буханку хлеба и банку тушенки!