Ароматный запах бергамота быстро распространился по кухне. Из открытого окна доносились детские крики. Аня разглядела детскую площадку, где бегали дети, и представила себе, как ребенок, застреленный при ней, играл там же. Играл, ни о чем не подозревая и наверняка мечтая вырасти полезным для общества. Или же… он правда был опасен? Вспомнилась казнь. Аня почувствовала, как ей стало тяжело дышать. Она сделала глубокий вдох, но выдохнуть не смогла. В груди все сковало. Внезапное прикосновение холодной руки к открытому плечу отрезвило ее, и она посмотрела на Дюка. Захотелось натянуть серую кофту на плечо, откуда она сползла, но Аня не стала. Она подумала, что этим жестом может обидеть Дюка. Возможно, настолько, что он никогда больше к ней и не прикоснется.

– Все хорошо. Мы в безопасности. Ладно? – прошептал он, и она смогла выдохнуть.

«Просто не думай об этом, не представляй. Представляй море. Берег…» – Аня мысленно уводила себя от казни и возвращалась к Дюку. Она смотрела на него, и в голове мелькало с десяток вопросов: «Ты вообще знаешь, что такое страх, Дюк? Зачем ты это затеял? Ты сам мутант или у тебя своя корыстная цель? А зачем тогда тебе такой балласт, как я? Кто ты, черт возьми, вообще такой?..»

– Мы оказались в очень непростой ситуации, о которой не говорят вслух, и обсудить ее, честно говоря, нам не с кем… Мы детдомовские. И один наш друг – он тоже мутант. Мы хотели бы ему помочь, но даже не знаем, чем… и как.

Аня бросила на него удивленный взгляд, а он только подмигнул. Мол, доверься, я знаю, что говорю. «Отчасти он не соврал. Дюк детдомовский… Может, друг, о котором он говорит, – это он сам?» – осенило ее. Она широко распахнула глаза и начала искать на друге следы мутации, хотя сама и не знала, как эта мутация проявляется. Или Дюк врет? Аню настигла злость, а следом опять появился страх, и наконец эмоции смягчились – теперь она ощущала лишь сожаление. Как только они перешагнут за порог этой квартиры – он расскажет все, она не отстанет.

– Вы нам очень поможете, если расскажете о своем сыне. О том, каким он был, – продолжал Дюк. Сейчас он казался до ужаса беспомощным и уязвимым.

Хозяйка опустила кружки с чаем на стол и села напротив ребят. Она рассматривала их так же, как и Аня пару секунд назад рассматривала Дюка – словно искала в них черты, выдающие мутантов. Ане стало не по себе, и сдавшись, она все же натянула кофту, застегнув замок не до конца.

– Говоришь, друг у тебя такой же. Хорошо, я расскажу о своем сыне. – Мария сделала глоток и вздохнула; казалось, что Дюк убедил ее в своих намерениях. – Он был необычным ребенком. Как и еще сотня рожденных сразу после войны. Эти дети не плакали, когда им перерезали пуповину. Просто открывали глаза и делали громкий вдох… Их глаза… Они были черные, как смола, а из десен торчали клыки, а на шее, вот здесь, – показывала она пальцем на сонную артерию, – были отверстия, словно жабры. Но буквально в следующую минуту все исчезало. Таких детей было велено собирать и вывозить. Мы не знали, куда… Я тогда работала акушеркой, помогала принимать роды. Естественно, матерям ничего нельзя было сообщать, нас неоднократно предупреждали, что это чревато большими проблемами. И мы говорили, что их дети были мертворожденными. А на самом деле, – продолжала она сквозь слезы, – я подслушала разговор двух солдат, которые их забирали, и узнала… Их просто оставляли в лесу, за куполом.

Мария уже не сдерживала слез, яркие картинки всплывали в ее голове, словно все это произошло вчера. Дюк, не задумываясь, обернулся, отыскал кухонное полотенце за спиной, снял его с крючка и протянул хозяйке.

– Считалось, – заговорила она, – что так государство и детей не убивает своими руками, и защищает мирных граждан. Дима… не мой сын, на самом деле он мне племянник. Когда у сестры родился ребенок, несколько моих коллег помогли организовать мои «роды», и я взяла декретный отпуск. Юле, сестре, сказали, что ребенок умер. А она увидела его глаза, жабры, слышала, как он вздохнул. Не поверила… В общем, она в психиатрической больнице повесилась… Думала, что дьявола родила.

– Это, конечно, грустно, – вмешался Дюк и тут же затих.

Кивок – она то ли согласилась, то ли приняла его соболезнования.

– Эти дети… Правительство все время пытается убедить нас, что они – угроза. Но нет… Я вас уверяю, добрее Димы не было ребенка. Да, он отличался от обычных детей. Он быстро бегал, хорошо учился, запросто решал самые сложные задачи по любым предметам… А знаете, как он любил читать? – На глазах Марии снова появились слезы. – Каждую свободную минутку, как заведенный. Никогда не болел…

– Как они узнали о нем? «Правительство»? – внезапно подала голос завороженная рассказом Аня.

– В академии какой-то мальчик ткнул его вилкой в руку… Уголовник чертов! Рана зажила меньше чем за четыре часа. Даже шрама не осталось.

– Точно! – Глаза Дюка загорелись.

– Что? – удивились и Мария, и Аня, но спросить решилась только Аня.

– О, ну это… регенерация – это хорошая способность, у моего друга то же самое.

Наступила тишина.

– Этот друг, – начал Дюк, понимая, как сглупил, – рассказал как-то, что таких, как он, убивали. Его предупредили об этом. Это подтверждают ваши слова.

– Возможно, если вашему другу около десяти, то я приложила руку к тому, чтобы он остался жив. Сколько ему лет?

– Д… Десять. О чем вы говорите? – заикнулся Дюк, и Аня опять широко раскрыла глаза, еще больше запутавшись в показаниях Дюка. Самому ему точно больше десяти. О ком тогда речь?

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.