Авторы большинства книг о беременности и представители здравоохранения признают хотя бы тот факт, что уровень гормонов круто подскакивает во время беременности и родов и снижается вскоре после этих событий. Молодых мам выписывают из больниц с буклетами, которые деликатно предупреждают о послеродовой депрессии[7] – периоде хандры и подавленности, который большинство новоявленных матерей проходят в первые недели после появления ребенка. Однако едва ли мы осведомлены, что именно запускает эта порция гормонов.

Гормональный всплеск, связанный с беременностью и родами, как бы создает срочный заказ для перестройки мозга: требует повысить его чувствительность для создания новых нейронных путей[8], направленных на мотивацию родителей, невзирая на их сомнения в себе или нехватку опыта. Это необходимо, дабы отвечать базовым потребностям ребенка в его непростые первые дни жизни, а затем подготовить родителей к длительному периоду обучения тому, как заботиться о своем потомстве. Дети меняются так же стремительно, как погода, а потом незаметно для нас превращаются в существ, способных ходить и говорить, с целым набором физических и эмоциональных потребностей. Родители должны меняться вместе с ними. Мозг, возможности которого рассчитаны на такие перемены, становится более пластичным, более адаптивным, нежели обычно, – возможно, даже больше, чем в любые другие периоды взрослой жизни.

Физиологические перемены разительны. С помощью технологий визуализации мозга и других инструментов ученые могут четко определить и измерить новые явления в органической структуре мозга молодой матери. Они выяснили, что области, ответственные за родительство, включая те, что отвечают за нашу мотивацию, внимание и социальное поведение, заметно меняются в объеме[9]. Это сложные структурные изменения. Отдельные участки растут или уменьшаются по мере того, как мозг отвечает на стремительно преображающиеся обстоятельства жизни молодых родителей, особенно во время беременности и в первые несколько месяцев с новорожденным. Этот процесс считается приспособлением мозга к требованиям родительства.

Исследователи выявили общую схему активности родительского мозга, что формируется со временем: сеть межнейронных связей, которые отвечают за заботу и активируются, когда родители слушают, например, запись плача своего ребенка или реагируют на фото или видео, где их чадо улыбается или грустит. След этой нейронной сети[10] присутствует, даже когда мать не делает ничего особенного, лежа в сканере МРТ и позволяя своим мыслям беспорядочно блуждать. Забота о ребенке влияет на то, что исследователи называют функциональной архитектурой мозга – структурой, в рамках которой протекает мозговая активность. Примечательно, что перемены эти длятся[11] не только недели или месяцы после родов, но и, возможно, десятилетия спустя, в течение всей жизни человека – гораздо дольше того периода, который мы воспринимаем как детские годы нашего ребенка.

В целом наука предполагает, что перестройка родительского мозга – это гораздо больше, чем просто «перестановка мебели», необходимая, чтобы освободить пространство для еще одной роли в суматохе жизни. Родительство двигает несущие стены. Совершенствует всю планировку. Влияет на то, как в помещении падает свет.

По мере того как я углублялась в вопрос, мое беспокойство понемногу унималось. Появление ребенка меняет мозг. Не у одной из пяти рожениц, которая страдает от послеродовой депрессии или тревожного расстройства, а у всех. Всех матерей. Мне казалось, что меня унесло в открытое море материнства, и эта информация стала для меня якорем. Смятение, что я испытывала, может быть нормой, неотъемлемой частью переориентации мозга, необходимой для роли родителя. Это пробудило массу новых вопросов: что еще я упустила? Как именно меняется мозг и как это способно повлиять на мою жизнь? А еще: почему я не знала об этом раньше?

История, которую рассказала мне наука, была определенно не о женщине, наделенной волшебной силой материнской любви, благодаря которой эта женщина рефлекторно реагирует на каждую потребность своего ребенка, беспрекословно принимает свое жертвенное положение и подключается к источнику мудрости из разряда «матери виднее». Подобное видение, как мне вдруг стало ясно, имело такое же отношение к материнству, как «однажды ты встретишь своего принца» из диснеевских сказок – к свиданиям и браку.

Напротив, наука говорит о том, что стать родителем означает оказаться под лавиной. Мы перегружены всевозможными раздражителями, которые исходят от меняющегося тела и меняющегося уклада жизни; от гормонального всплеска во время беременности, родов и грудного вскармливания; от наших детей с их молочным запахом, крошечными пальчиками, гулением и непрестанными нуждами. По сути, попросту жестоко быть настолько поглощенными всем этим, одолеваемыми по всем фронтам, подобно скале на берегу океана, подверженной воздействию и волн, и течения, и солнца, и ветра. Некоторые исследователи называют это средовыми трудностями[12] родительства. Вся новая входящая информация, которую мозг должен воспринять – неожиданно и разом, – может дезориентировать и вызвать напряжение. Но в этом есть смысл.

Такой поток раздражителей принуждает нас заботиться о ребенке, который находится в максимально уязвимом состоянии, поскольку родительская любовь не является ни автоматической, ни безусловной. Получается, что мозг работает, дабы поддерживать жизнь новорожденного, пока в процесс не включится наше сердце. Мозг превращает нас в беспокойных, даже одержимых опекунов, в то время как многие из нас не обладают никакими навыками по части ухода за детьми. Даже если бы на этом все заканчивалось, родительский мозг уже был бы достоин восхищения. Но это лишь начало.

Ученые принялись отслеживать, как нейронная перестройка, вызванная появлением ребенка, влияет на поведение человека, его способ пребывания в мире, его жизнь в целом. Спросите любого исследователя, что науке известно на сегодняшний день, и вам наверняка ответят: «Почти ничего». Работа в этом направлении только начинается. Однако открытия, которые уже сделаны к этому моменту, и возникающие в связи с ними вопросы весьма значимы сами по себе. Для меня изучение этой темы было подобно наблюдению за своим отражением в витрине магазина, который выходит на многолюдный тротуар, – я увидела возможность распознать себя.

Исследователи, изучающие женщин, обнаружили, что молодые матери иначе воспринимают социальные и эмоциональные сигналы и отвечают на них, причем это касается взаимодействия не только со своими детьми[13], но и со своими партнерами и прочими взрослыми. Меняется их способность управлять собственными эмоциями[14], помогая им оставаться спокойными – до некоторой степени – в присутствии кричащего ребенка (или упрямого дошкольника, или недовольного подростка), чтобы спланировать дальнейшие действия. Хотя большинство женщин испытывают[15] подлинное – однако временное – ухудшение памяти во время беременности и после родов, в определенных ситуациях материнство признали состоянием, которое способствует целенаправленному регулированию поведения, влияя на способность женщины планировать свои действия и переносить внимание между задачами. Хотя на сегодняшний день результаты изысканий неоднозначны, небольшое число исследований говорит о том, что материнство способно улучшать когнитивные функции[16] в более поздние годы жизни.

Вопросы, стоящие на передовой этой области, носят неотложный и, как бы это ни озадачивало, базовый характер. Наука пренебрегала темой родительства, рассматривая ее скорее как нравственный предмет и мягкое право[17] природы, нежели как вопрос, достойный тщательного изучения. Долгое время[18] считалось, что человеческое материнское поведение – за рамками беременности и грудного вскармливания – целиком обусловлено социальными и индивидуальными факторами с незначительным участием физиологии. Между тем родительство включает в себя все это: психологию и нейробиологию, перемены в образе жизни и в себе.