Вот он услыхал горловой вскрик старой повитухи. Подскочив, он понял, что Лойя исторгла воды.

– Это же хорошо? – едва ли не хватая Сургу за костлявую руку, прокричал он. – Теперь всё будет хорошо?

Но по выражению лица её он видел, что ничего хорошего в этом старуха не видит.

– Если она не разродится до завтрашней зари… – пробормотала Сурга и, не закончив, зашамкала губами, не переставая пальцами надавливать на живот Лойи.

Шерварда затрясло. Впервые ему кто-то обозначил предельный срок, когда, похоже, что-то ещё можно было изменить. Он внезапно осознал, что же произойдёт, «если она не разродится до завтрашней зари». Измученная Лойя лежала, раздвинув ноги, старая Сурга засовывала свои костлявые пальцы в её испачканное мокрой слизью лоно, но, похоже, не находила никаких добрых признаков.

– Надо резать живот! – наконец проговорила она. – Ребёнок не выйдет сам.

– Нет! – вскричал Шервард. – Я не позволю!

– Надо резать! – жёстко повторила Сурга, и лицо её внезапно вновь стало собранным и суровым. – Так мы сможем спасти хотя бы дитя.

– Я согласна!.. – рыдая от страха и боли, простонала Лойя.

– Уйди, старая ведьма! – взревел Шервард, бросаясь к повитухе. Ему показалось, что она уже вынула нож и готовится располосовать раздутый живот его жены. – Если тронешь её – убью!

Похоже, старуха испугалась всерьёз. Она почти выскочила из дома, на ходу вытирая испачканные руки о подол.

– Позволь ей, любимый! – взмолилась Лойя, заливаясь слезами. – Ты же видишь, что всё очень плохо. Если я умру – у тебя останется хотя бы дочь!..

– Никто не умрёт! – Шервард рухнул на колени перед своей женой, простирая руки над её животом, словно защищая его от опасности. – Всё будет хорошо! В Лекьянде живёт знахарь – настоящий знахарь, не то что эта ведьма! Через час я добегу туда, и ещё через пару часов он будет здесь! Он поможет!

Не желая слушать никаких возражений, он тут же бросился наружу. В дверях столкнулся с отцом – тот сейчас старался почти не входить в дом, особенно в последние пару дней, когда всё стало сильно ухудшаться.

– Не подпускай к ней Сургу! – проорал Шервард ему в лицо, и стремглав бросился по тропинке, едва не сорвав калитку с грубых петель.

Никогда в жизни ещё Шервард так не бегал. Когда он оказался в Лекьянде – небольшой деревушке по соседству – его сердце билось уже где-то в горле, грозясь вырваться наружу. Он быстро отыскал хижину знахаря, и также быстро уговорил его отправиться на помощь. По счастью, у того была повозка и олень, поэтому обратный путь оказался почти столь же быстрым, но зато куда менее изматывающим.

Немолодой лекарь долго и тщательно осматривал пациентку и, в общем-то, делал всё то же самое, что до этого делала Сурга, да и выражение лица у него сделалось вполне сходным.

– Дитя перевёрнуто и само не выйдет, – произнёс он. – И лоно роженицы не раскрывается должным образом. Чтобы извлечь дитя, придётся вскрыть живот.

– Но что же будет с Лойей?.. – изо всех сил сдерживаясь, чтобы не закричать диким истерическим криком, спросил Шервард.

– Если повезёт, она поправится.

– Велики ли шансы?..

– На всё воля Великой Матери… – отвернувшись к стонущей роженице, буркнул лекарь. – Но если ничего не делать, они умрут оба.

– Прошу тебя, любимый!.. – взмолилась Лойя. – Позволь ему сделать это! Спаси нашу дочь!

В хижине сейчас не было никого кроме самого Шерварда, Лойи и лекаря. Тробб был в море, сестра – в поле, а отец, наверное, где-то во дворе. Они сейчас были не нужны здесь, а потому старались держаться подальше. Даже Генейра, которая особенно любила невестку и всей душой болела за неё, понимала, что происходящее здесь касается лишь мужа и жены. Это был тот груз, который никто не мог снять с Шерварда.

– Хорошо, – наконец сдался он. – Что вам нужно?

– Горячая вода, по возможности чистая ветошь и соль.

Шервард бросился исполнять, а сам лекарь принялся вынимать свои инструменты из мешка. Безутешный юноша старался не глядеть на эти страшные принадлежности, также, как он старался не думать о том, что будет дальше.

– Нужны помощники, – бросил лекарь через плечо.

– Я помогу, – тут же вызвался Шервард.

– Вы будете держать её, а мне нужен кто-то, кто будет подавать и принимать то, что я попрошу.

– Здесь, в Скьёвальде, есть повитуха.

– Позовите её.

Шервард вышел во двор и стал окликать отца. Тот вышел из небольшого сарайчика, где хранились мазанки, глина и лоза. Вид у старика был совершенно потерянный.

– Отец, приведи Сургу! – попросил Шервард и вернулся в дом.

Через некоторое время дверь приоткрылась, и старая повитуха вошла внутрь. К тому времени вода уже закипела, и лекарь велел бросить в неё холщовые отрезы и ветошь. Туда же он бросил и странный чуть изогнутый нож, и другие инструменты, которые принёс с собой.

– Сейчас начнём, – закатывая рукава, объявил он. – Дайте это роженице.

Он протянул Шерварду небольшой сосуд. Тот принял его, выковырнул пробку и поднёс к губам жены. Та, захлёбываясь, сделала несколько глотков. Это был отвар жероники – ядовитой ягоды, что росла по отрогам гор. Отваром из жероники островитяне приглушали боль. Однако же он не был столь силён, как, к примеру, отвар дурной травы, который использовали жители Кидуи, поэтому во время операции Шервард должен был держать Лойю, чтобы она не дёргалась от боли.

Тем временем лекарь вынул из кипятка ткань и, шипя от боли, быстро раскинул её на лежанке отца Шерварда. Затем они с Сургой помогли Лойе подняться и осторожно отвели её на это парящее ложе. Старуха тщательно обмыла вскипячённой ветошью и горячей водой низ живота роженицы, стараясь, чтобы там не осталось ни следа от околоплодных вод, грязи и пота.

– Сунь это ей в рот и потом держи крепко! – лекарь протянул Шерварду сложенный вдвое кожаный ремень.

Чувствуя тошноту от подкатывающего ужаса, парень, тем не менее, сделал всё, что ему велели – он дал Лойе закусить ремень, а затем сильно, но по возможности нежно прижал её тело к ложу. Ему хотелось отвести глаза, но он не мог. Как заворожённый, глядел он на нож в руках лекаря.

Тот же, не тратя времени на переживания, быстрым ловким ударом рассёк нижнюю часть живота Лойи. Кровь тут же залила всё, но Сурга была наготове – она оттирала её там, где она могла помешать работе знахаря. Было видно, что старик не в первый раз делал подобное – он действовал вполне уверенно. Ещё несколько осторожных разрезов – и Шервард впервые увидел измазанную слизью и кровью кожу младенца. Лекарь стал аккуратно пытаться извлечь младенца, но тот лежал в весьма неудобной позе.

– Он обвит пуповиной… – сообщил старик, запуская пальцы всё глубже в разверстую рану.

Лойя мычала и извивалась, несмотря на то что её держали два человека – Сурга помогала в этом бледному как снег юноше. Роженица неистово кусала кусок кожи, что был у неё во рту. Увы, отвар жероники не слишком-то помогал… Шервард чувствовал боль жены почти как свою – ему действительно казалось, что в его кишках копошатся раскалённые черви.

Знахарь, уже не слишком-то церемонясь, вытащил наконец синюшнее тельце, покрытое слизью и кровью Лойи. Младенец, похоже, не подавал никаких признаков жизни. Наплевав на древний обычай, старик быстро перерезал пуповину своим ножом – она действительно обвивала дитя.

– Займись им, – передав новорождённую в руки повитухи, лекарь тут же сосредоточился на всё ещё истекающей кровью роженице.

Он взял большую миску с тёплой круто просоленной водой и принялся лить на рану. Несчастная Лойя испустила нечеловеческий крик.

– Держи её, гули тебя дери! – рявкнул старик Шерварду, едва увернувшись от её ноги.

Промыв рану соляным раствором, он, не мешкая, принялся сшивать сперва матку, а затем и сам живот Лойи. Время от времени он плескал на рану солёной водой, чтобы смыть набегавшую кровь. Было видно, что старый знахарь поднаторел в зашивании ран – у него это получалось быстро и ловко. Наконец он закончил и наложил на шов пропитанную солёным раствором ветошь.