По пути в универ поняла, что вероятность того, что я беременна, есть. Месяца полтора назад у нас был незащищенный секс. У Саши тогда просто сорвало крышу от совершенно беспочвенной ревности и, движимый каким-то первобытным желанием доказать себе и всем, что я только его, он взял меня в машине без защиты. Было горячо, грязно, но вместе с тем трепетно и нежно.

«Моя!» — я до сих пор чувствую его горячий шёпот у своих губ и широкие ладони, удерживающие мою спину, пока я пыталась прийти в себя и отдышаться.

И понимаю, что именно тогда был большой риск забеременеть. Не хочу верить в то, что именно так оно и случилось, но отсутствие критических дней, которое я списала на недавнюю простуду, буквально кричало о том, что мамины слова верны.

По дороге из универа, я, всё-таки, решила зайти в аптеку и купить тест, чтобы исключить вероятность нежелательного исхода той ночи.

Но когда первый, второй и третий тест дали вторую полоску, ссылаться на отравление сыром уже было бессмысленно.

Я беременна.

И совершенно не представляю, как об этом можно сказать Саше. Вернее, представляю, но его возможная реакция меня пугает. У него есть мечты на эту жизнь. И ближайшие лет семь дети в его планы не входили. Я знаю это, потому что мы мечтали вместе вслух, открываясь друг другу с самых уязвимых сторон. И дети в наших планах были на последних местах. Сначала нам нужно встать на ноги, чтобы наши дети были обеспечены всем, чего они только захотят.

Но две полоски на тестах кричали о том, что времени на то, чтобы встать на ноги, у нас не осталось. Принимать решение нужно здесь и сейчас.

Выйдя из туалета, я наткнулась на маму, которая, похоже, специально меня здесь поджидала.

— Ну, чё? — выронила она небрежно. — Доигрались? Звоню врачу? По старой памяти сделает красиво.

— Отстань, — отмахнулась я от нее, едва шевеля губами.

Взяла рюкзак, тест-полоски и поехала с этим неутешительным набором к дому Саши и его родителей.

Другой конец города, посёлок с небольшими частными домами, в одном из которых жил Саша со своими родителями. Они не миллионеры, но были явно куда более состоятельными людьми, чем моя пьющая мать, регулярно пропадающая у очередной любви всей ее жизни.

За высоким серым забором находился одноэтажный дом из белого кирпича. Аккуратный дворик с клумбами, грядками и садовыми качелями. Я здесь бывала редко и, в основном тайком. Саша заходил в дом через парадный вход и, прикидываясь уставшим, проходил в свою комнату, где открывал окно и помогал мне пробраться в его дом. Псы на меня уже давно не лаяли, потому что привыкли. Но стоило Сашиной маме меня увидеть, рычала она исправно, хотя делала это красиво. Сразу и не скажешь, что в мою сторону льётся река яда.

Нажав на звонок, я отошла на два шага от калитки и стала топтаться на месте. Мне полагалась радоваться тому, что Саша, наконец-то, возвращается, но всю радость омрачало наличие в моей сумке повода для тяжелого и судьбоносного разговора.

Готова ли я на аборт? Не знаю. Хочу ли я сохранить этого ребенка? Не знаю. Одна я, только узнав об этом, точно ничего не решу. Это ответственность обоих.

Внутри двора послышались шаги, а вместе с ними ветер донес запахи чего-то вкусненького и съестного. Желудок, не принимающий последние дни ничего кроме чая и воды, жалобно завыл.

— А, это ты Руфина, — Ольга Васильевна хотела было порадоваться, но наткнулась на меня.

— Здравствуйте, — улыбнулась я ей.

— Здравствуй, — кивнула она медленно и смерила меня оценивающим взглядом, в котором в очередной читался «неуд».

Эта женщина была скупа на эмоции, чопорна, умела носить обычный домашних халат как платье в театр, а еще, как мне казалось, держала в плену своего мужа и сына. Однажды за нашим первым и единственным ужином, когда Саша привёл меня знакомить со своей семьёй, мне очень хотелось попросить моргнуть их по разу, если эта женщина удерживает их в доме силой.

Да и в целом, Ольга Васильевна вела себя так, будто была готова в любой момент принять в наследство имение от какого-нибудь дальнего родственника-графа.

— Саша еще не приехал?

— Нет.

— Можно я его в его комнате подожду? Обещаю ничего не трогать и не ломать, — попыталась пошутить я, но шутка пролетела мимо женщины.

— Проходи, — вздохнула Ольга Васильевна нарочито громко и открыла калитку шире, пропуская меня вперед.

Зная местные порядки, я отерла подошву ботинок сначала о металлическую решетку у дома, затем сделала тоже самое о коврик перед входной дверью, а потом повторила тот же трюк на небольшой веранде, где сняла ботинки и вошла в дом.

— Может, вам с чем-нибудь помочь? — спросила я, снимая куртку.

— Не нужно. У меня почти всё готово, — бросила мне через плечо Ольга Васильевна, удаляясь в кухню.

Ну, как хотите.

Пожав плечами, я прихватила с собой свой рюкзак и пошла в Сашину комнату.

Чисто, тепло, уютно, и мой кожаный браслет всё так же прицеплен на ножку настольной лампы, моя фотография прикреплена к зеркалу, а еще я знаю, что в ящике комода лежат мои трусы после нашего первого раза.

В этой комнате Саша был подростком и, кажется, до сих пор им остался, хотя самому уже двадцать два года. Медали, кубки, хоккейные шайбы, боксерские перчатки, постеры с рокерами и рэперами. Эта комната служила идеальным отражением своего хозяина. И очень приятно, что в этом отражении есть место и для меня тоже.

Присев на край кровати, я достала из рюкзака тест-полоску, пытаясь прокрутить в голове варианты начала этого разговора. Но ничего не шло. Абсолютный штиль мыслей, где я одна в панике бегаю по пустому острову, хватаясь за голову.

Что он скажет? Как отреагирует? Я даже не представляю. Саша горячий, эмоциональный, вспыльчивый, его настроение может поменяться в секунду. Предугадать хоть какую-то его реакцию очень сложно.

— Руфина, можешь… — без стука в комнату быстро шагнула Ольга Васильевна и осеклась, наверняка, успев увидеть тест-полоски, которые я поспешно попыталась спрятать в карман толстовки. — Что это у тебя там?

— Ничего, — ответила я торопливо, чувствуя, как пересохло в горле.

— Я видела. Это тест на беременность? — нависала надо мной сухая и физически, и на эмоции женщина. — Ты беременна? Ты понимаешь, что это значит?

— Я бы хотела обсудить это для начала с Сашей. Не с вами, — ответила я достаточно сдержано и встала с постели, чтобы не казаться ни ей, ни самой себе такой маленькой, какой прямо сейчас я чувствовала себя внутри.

— Это конец всему, — выдохнула Ольга Васильевна. Театрально накрыла рот ладонью и отошла к окну, чтобы так же театрально в него смотреть и говорить. — Это конец всему. Саша же похоронит себя в этой дыре. Из-за тебя.

— Почему вы так решили? У нас будет ребенок, мы можем пожениться…

— Ты соображаешь, о чем сейчас говоришь?! — рявкнула Ольга Васильевна и подошла ко мне вплотную. — У Саши есть мечты, перспективы… Он уже всё решил, знает, где будет работать после учёбы. У него спортивная карьера, ради которой ему придется ездить по всей стране, а возможно, и по миру. И ты хочешь лишить его всего? Посадить в сраные пеленки и подгузники?

— Почему вы видите всё в таких плохих красках, может…

— Не может! — крикнула Ольга Васильевна, схватившись за голову. — Я знаю своего сына лучше любой его подстилки! — эти слова задели меня до глубины души, заставив проронить сдерживаемые слёзы. — Думаешь, вы сейчас поворкуете и всё наладится? На аборт он точно тебя не пошлёт. Саша слишком ответственный и точно возьмёт ответственность ещё и за это … - говоря «это», она с большим отвращением посмотрела на мой еще пока плоский живот, который я тут же прикрыла ладонями, словно защищаясь. — … и останется в этой дыре без перспектив и будущего.