— Может, человек хотел переговорить с нами в приватном месте и передумал, — строил предположение Вилохэд, пытавшийся в силу высокого роста заглянуть во двор.

— Смотри, — дёрнула его за рукав чародейка.

Через покосившийся забор заброшенного дома на улицу выпрыгнуло нечто. Оно было размером с небольшого бегемота с лоснящейся чешуйчатой шкурой и волочащимся сзади длинным рыбьим хвостом. Взрывая снег лапами, похожими на лапы медведя, существо выволокло на улицу бессильно обвисшую чёрную свинью.

— Вот оно! – восторженно прошептала чародейка, — значит, свиней воруют при помощи волшебного существа.

Не задумываясь, девушка замкнула в области солнечного сплетения целую группу магических цепей и саданула по пыхтящему от напряжения зверю фиолетовым шаром чистой энергии.

Шар ударил в бок животине, оно вздрогнуло, как-то заколебалась, а потом опустило на землю свою ношу и повернулась к врагам. На коррехидора и чародейку воззрился выпученный лягушачий глаз (второй прикрывало не то опущенное веко, не то белёсое бельмо), широкая, похожая на крокодилью, пасть приоткрылась, демонстрируя желтоватые клыки с обломанными краями. Потом животное беззвучно бросилось в атаку. Рика с неожиданной силой оттолкнула Вилохэда в сугроб, а сама отпрыгнула к железным воротам. Монстр притормозил и плюнул в чародейку сгустком кислоты. Она успела поставить щит, и вонючий плевок с шипением потёк по одной из створок.

— Уди как можно дальше, — крикнула она Вилу, — я справлюсь.

Чародейка вытащила из-под куртки свой амулет из обсидиана. Она представила, как жертвенный обсидиановый кинжал вскрывает грудную клетку обречённого на смерть и впивается в трепещущее сердце, замкнула остальные цепи и ударила ещё большим шаром, напитанным энергией смерти. Этого будет вполне достаточно, чтобы превратить любое живое в мёртвое. А то, что тварь не относилась к мертвечине, Рика знала точно: её некромантское чутьё сразу бы подсказало это.

Шар ударил существо с такой силой, что оно отлетело к воротам и, словно бы развалилось на куски. Рика знала, одно прикосновение «Жертвенного бессилия» моментально превращает живое в мёртвое. Пусть даже приходится иметь дело с существом духовного плана. Их тоже можно убить. Резкая головная боль воткнулась раскалённым гвоздём в левый висок, одновременно сердцебиение перевалило далеко за сотню.

Монстр буквально разметало на куски, и куски эти оказались совсем не оторванными лапами и головой: на снегу бесформенной грудой валялся какой-то строительный мусор: куски камня и глины, треснувшая старая бочка, пеньки, доски, осколки стекла, поверх кучи распластался обрывок старого облезлого ковра, вытертый, с вылезающими нитками основы. Чуть в стороне валялась надколотая чайная чашка.

— Снова иллюзия, — девушка презрительно пошевелила носком башмака обломки, — кто-то решил пошутить с нами, чтобы мы поверили, будто свиней ворует водяная лошадь.

— Ничего себе – лошадь, — Вил подошёл и с интересом взирал на остатки страховидла, — водяные лошади совсем другие: у них голова и торс белой лошади, хвост рыбы, передние ноги с копытами, а задних нет вовсе, их заменяют мощные плавники. А на нас выскочил какой-то жабо-крокодил.

— Такими водяных лошадей изображали лет триста назад, — объяснила чародейка, — а ты говоришь о современных представлениях.

— Нас хотели обмануть и напугать, — рассуждал коррехидор, — однако ж, свинья самая настоящая, — он наклонился над неподвижной хрюшкой, — и она жива, дышит. Нужно послать Томаса домой, пусть приедет Ориба, заберёт животное и разберётся, с какой фермы пропажа.

— Иди, а я свинку покараулю, — сказала чародейка, — она чувствовала некоторую слабость.

Вил кивнул и пошёл к оставленным за углом саням.

Рика скорее почувствовала, чем увидела, странное шевеление на самой периферии зрения: проблеск и шорох. Она резко повернула голову. Чайная чашка начала наполняться тошнотворным жёлто-зелёным светом, вместе с этим вся груда, оставшаяся от псевдолошади пришла в движение, и было это одновременно жутким и завораживающим. Подкатилась бочка, пеньки и доски соединились с осколками камня, глина словно обмякла и поползла отвратительным огромным слизняком, пятная за собой снег. Ковёр пришёл в движение, забился, заизвивался и присоединился к общей вакханалии.

Чародейка напряжённо размышляла, с чем ей довелось столкнуться? Тварь не была ни живой, ни мёртвой. На неё не подействовал удар чистой энергии души, а «бессилие» просто развалило её на куски, но не уничтожило. На ум приходили лишь големы – создания из глины и грязи, которые по преданиям любили создавать маги на западе континента. Оживлялся голем заклинаниями и волей создателя. То, что скалило зубы на чародейку было похоже на голема, но являлось чем-то иным. Тварь тем временем собралась воедино, отряхнулась, как животное, вылезающее из воды, и безобразная бесформенная груда снова обрела знакомую форму. Неяркие отблески уличного фонаря заиграли на гладкой чешуе. Тварь облизнулась синеватым языком, длиной в несколько футов, моргнула подслеповатым глазом и неспешно потрусила в сторону чародейки.

Рика приготовилась. Она радовалась в душе, что Вилохэд успел отойти далеко и ему ничего не угрожает. Чародейка заставила себя закрыть глаза и с силой сжала свой обсидиановый череп-амулет. Острые края надрезали кожу, амулет получил свою жертву. Энергия забурлила внутри: она зарождалась где-то в районе солнечного сплетения, пробегала горячими колкими ручейками от кобчика до затылка, опускалась вниз, заставляя сердце отбивать неимоверно быстрый ритм, стучащий в ушах далёкими боевыми барабанами.

Тварь, а подпитанная магической энергией память мгновенно выдала имя: тягутон — животное, порождённое извращённой фантазией чародея изо всякой всячины и наделённое волей убивать, неспешно двигалось на Рику. Хвост, нервно стегающий тяготона по бокам, взмётывал кучи снежных брызг.

Монстр ударил языком. Язык, толщиной в предплечье девушки, невероятно удлинился и тяжёлым бичом стеганул по широкой дуге, сверху, наискось, рассыпая капли кислотной слюны. Рика уклонилась, магическая энергия, бушующая в ней, многократно ускорила рефлексы, и ударила в ответ, обратив эту энергию в широкое лезвие. Лезвие отсекло больше половины языка, который упал на дорожку заскорузлой тряпкой. Обратным движением она попыталась подрубить лапы и ткнула в самую середину бочки, замаскированной под тело.

Чародейка знала, что все заклинания, управляющие големом или тяготоном, создатель постарается спрятать как можно лучше. Уничтожь заклинание, подпитанное кровью и жизнью мага, и создание превратится в груду мусора. У антропоморфных големов пергамент прятали в груди, в самой сердцевине, чтобы добраться до него было сложнее. Естественно, девушка предположила, что вместилищем заклинания оживления у тяготона будет бочка.

Рика постаралась, чтобы удар её магического клинка проткнул бочку насквозь, добавив тёмного пламени, которое обращает всё, на что попала человеческая кровь, в чистую энергию смерти.

Иллюзорная чешуйчатая шкура расползлась, обнажая «рёбра» досок, тёмное пламя вырвалось с обратной стороны, не причинив тяготону никакого особого вреда, кроме вылетевших наружу щепок. Удар лишь обозлил монстра. Он издал утробный глухой вой и ринулся на девушку, надеясь просто расплющить её о железные ворота.

Рефлексы позволили некромантке поставить щит и отпрыгнуть в сторону. Удар о ворота сотряс округу мощным грохотом, и тяготону пришлось потратить несколько драгоценных мгновений, чтобы снова собрать своё уродливое тело воедино. Рика напрягла внутреннее зрение и увидела, что управляет уродом вовсе не пергамент, прилепленный в секретном месте внутри тела. Вместилищем воли мага был глаз, именно от этого мутного глаза тянутся невидимые нити, что соединяют тварь вместе. В глазу нестерпимо ярким, слепящим огнём пылал драгоценный камень – сердце тяготона. Умно. Уничтожить камень куда сложнее бумаги или пергамента.

Но Эрику это не страшило, магические цепи были замкнуты, подпитываемая амулетом энергия бурлила по жилам, переполняя незнакомой радостной яростью. Она задумалась, чем можно уничтожить драгоценный камень? В голове блеснула молния. Девушка со всей возможной яркостью представила летнюю грозу, мощную, бушующую, бьющую наотмашь ветром и разрывающую темноту ночи вспышками молний. Она даже ощутила, как волосы встают дыбом от переизбытка электричества в воздухе. Потом она заключила эту грозу внутрь себя, еле сдерживая стон боли, от бушующей внутри энергии. Эрика Таками, дипломированная чародейка, посвящённая богу смерти с пяти лет, впервые в жизни пробовала включить энергию молнии в свои заклинания, нацелилась в отвратительный белёсый глаз тяготона и вложила всю энергию. Из протянутых рук ударила лиловая молния. Она попала точно в цель, выметнув драгоценный камень из чайной чашки, служившей глазницей. Камень просто сгорел в потоке фиолетового грозового пламени, что чародейка продолжала удерживать молнию силой воли. Тяготон рассыпался грудой мусора, сгоревшей словно сухой хворост. От удара одна створка ворот слетела с петель, а в другой образовалась дыра, размером с суповую кастрюлю. Края дыры дымились, а по бывшим воротам на морозе застывали потёки расплавленного металла.