— Зачем всё это тёте? — пролепетала я растерянно.

— Не догадываешься, мр-р? — прищурились глаза. — Эх, молодёжь-молодёжь, всё-то вам растолковывать надо…

Я повернулась и, словно сомнамбула, побрела к выходу.

— Эй, а на свадьбу-то пригласите? — полетел мне в спину неожиданно жалобный вопрос. — А то никто не хочет приглашать меня на брачное торжество, все жадничают, жмоты…

Сама не заметила, как спустилась по лестнице, в обычное время казавшейся бесконечной, покинула башню и двинулась по замковым коридорам в неизвестном направлении. Мой бледный, потерянный вид наверняка пугал каждого, кто попадался на моём пути, но никто, ни слуги, ни прочие обитатели замка, не решился меня остановить. Так я и шла не зная куда и зачем, пытаясь осмыслить и принять поведанное волшебным зеркалом.

Нет приворотного зелья.

И не было.

Вот так просто.

И всё, что сложилось в последние недели между мной и Ланселем, результат не стороннего влияния, но наших собственных желаний.

Где-то в глубине души — а может, и не в глубине, но вполне себе на поверхности, — мне хотелось верить в действие зелья. Да-да, мне проще списать всё на тётушку-колдунью и её декокты, мне легче оправдать свои чувства тайным умыслом Террены, вознамерившейся свести упрямую племянницу с навязанным женихом. Потому что тогда происходящее делалось простым, понятным, я знала, на кого оглянуться и кого винить. Ведь не могли же мы с принцем фактически в мгновение ока перескочить от взаимной неприязни к столь же взаимной симпатии?

Ни в коем случае.

А если и могли, то всяко не без чужой помощи.

Теперь же выходит, что, как и сказало зеркало, мы распрекрасно справились сами, по собственному почину, и никто нас не подталкивал, не вынуждал перемежать жаркие поцелуи страстно влюблённых с задушевными беседами закадычных приятелей.

Может, зеркало соврало? Или приукрасило маленько? Раз оно принадлежит Террене, то, наверное, и говорит лишь то, что выгодно хозяйке.

— Люси?

Лансель возник передо мной неожиданно, словно из пустоты материализовался, хотя, понятное дело, это я не замечала его до тех пор, пока он не заступил мне дорогу.

— Что-то случилось? — беспокойство в голосе прозвучало так искренне, что я замерла и вскинула голову, глядя жениху в лицо.

— Ланс, я… — начала и умокла беспомощно.

Когда, как мы перешли на неформальные сокращения? Точно не помню, просто перешли и всё.

— Люс?

— Я… хотела поговорить с королевой…

— О чём?

— О зелье…

— О каком зелье?

— Приворотном.

— Приворотном? — искреннее беспокойство уступило место искреннему же недоумению, и я заподозрила неладное.

— Приворотное зелье, на которое, как я думала, Террена подменила то, что я… хотела подлить тебе… ты что, и об этом уже забыл?

— Я помню, — как-то на редкость неуверенно возразил Лансель. — Так уж сразу и забыл…

— Забыл, — припечатала я.

— Нет.

— Да!

— Может, оно и вылетело у меня из головы, — пошёл Лансель на попятный. — Я, знаешь ли, не стремлюсь запоминать всё…

— Все глупости, которые я говорю?

— Люс!

— Что? Зеркало сказало, что на самом деле никакого приворотного не было и в помине!

— Зеркало… сказало? — нахмурился Лансель.

— Волшебное зеркало Террены, — я огляделась и голос понизила. Коридор пуст, мы только вдвоём, но всё равно не стоило кричать на весь замок. — Артефакт, сколь полагаю.

— Ну да… Дани о чём-то таком упоминала.

— Даже Адаани знает о говорящем зеркале королевы, а я вот только сегодня о нём узнала. Впрочем, не суть. Главное, что оно сказало, будто нет приворотного зелья. Совсем нет.

— Прости, не то чтобы я понимал, к чему ты клонишь, — беспомощно помотал головой Лансель.

— Я одолжила у тёти зелье, предположительно отворотное. Террена это заметила и тайно подменила то зелье на… я думала, что на приворотное. Ты его выпил, и я тоже… по крайней мере, тётя заявила, что якобы его подлили в мой чай. Она, правда, не соизволила уточнить, действительно ли оно приворотное…

— Ты сама додумала.

— Да, додумала. И что? Кто бы на моём месте подумал о чём-то другом? А теперь зеркало говорит, что Террена подменила зелье на обычную воду, понимаешь?

— Честно? Не очень.

Не перестаю удивляться, насколько порой мужчины не способны ухватить элементарных вещей, того, о чём им говорят прямым текстом и на известном им языке.

— Я подлила тебе подкрашенную воду, — выпалила я в отчаянии. — Воду! А мне и вовсе никто ничего не подмешивал.

— Так в чём проблема-то?

О, отец-Солнце и мать-Земля, ниспошлите терпения смиренной дочери своей!

— Всё происходящее между нами в последнее время, начиная с того экспериментального поцелуя, — не результат действия зелья.

— А должно? — удивился Лансель.

— Да! — вырвалось у меня, и я запоздало прикусила язык, сообразив, как всё прозвучало.

Принц тоже огляделся. Свидетели, к счастью, не появились.

— Да? А мне-то подумалось ненароком, что ты оценила мои поцелуи по достоинству, признала свой проигрыш и решила сменить гнев на милость.

— Что? — растерялась я.

— Наш спор в «Алом лепестке», — напомнил Лансель невозмутимо. — Или ты о нём забыла?

— Нет… но когда это ещё было… — нашёл, о чём вспомнить! Не говоря уже, что именно из-за этого глупого спора мы увлеклись… хм… проверками. — И вообще ты первый о нём забыл.

Неожиданно Лансель сгрёб меня в охапку, потянул к стене и прижал спиной к деревянной панели. Я дёрнулась протестующе, но скорее рефлекторно, в силу необходимости соблюдать приличия и не демонстрировать всем и каждому наши отношения. Не то чтобы кого-то всерьёз обеспокоило внезапное сближение парочки, ещё два месяцев назад не способной и минуты смотреть друг на друга и не гримасничать при этом. Наоборот, всех только радовало изменение наших отношений в лучшую сторону. Просто мне самой было как-то… неловко показывать окружающим вещи столь личные, интимные, посторонних не касающиеся.

— К акулам зелье, — тихо произнёс Лансель, склонившись к самому моему лицу. — Думаешь, без него ничего не вышло бы?

— Но зелье делало всё это, — я приподняла одну руку и покрутила указательным пальцем в воздухе, — наведённым, ненастоящим.

— Хочешь сказать, тебе всё нравилось, пока ты думала, что оно есть результат действия приворотного?

— Нет, — прошептала я и поняла, что солгала. Вернее, недоговорила. — Да… не совсем. Всё произошло так внезапно, стремительно… особенно на контрасте с тем, что было ещё недавно… что поневоле закрадывалась мысль о… стороннем влиянии. Наверное, мне всего лишь нужно было оправдание, и… я его придумала. Потому что если приворот, то мне не надо ничего себе объяснять, не надо искать другие отговорки. Во всём виновата Террена… знаешь, как во времена, когда дядя только-только женился, и я поверить не могла, что его, моего любимого, обожаемого дядюшку, ставшего мне отцом, отбирает какая-то… какая-то колдунья. Что отныне она для него всё, а не я, его племянница, почти дочь, и любит он её, а не меня. Я тогда не понимала, что из-за женитьбы дядя не стал любить меня меньше. Я обвиняла её в ужасных вещах, за глаза называла ведьмой, поддерживала те нелепые слухи, что якобы она меня изводит и хочет избавиться, что она злобная мачеха, а я бедная несчастная падчерица, которую она со свету хочет сжить, одевает в обноски и всё запрещает. Теперь-то я понимаю, как это было глупо и несправедливо по отношению к ней. И всё равно при первом же удобном случае ищу в Террене корень своих бед. Да и ты показался мне ужасным человеком…

— Я? — усомнился Лансель.

— Просто отвратительным. Говорил гадости и насмехался, что бы я ни сказала.

— Ну, знаешь ли, ты тоже подарком не выглядела. Такая миниатюрная, красивая, с глазами как у оленёнка… я едва из ландо не вывалился, когда увидел тебя на первой официальной встрече… но потом… Чуть что и сразу нотации читала таким тоном, что я сообразить не мог, кого вижу перед собой, то ли строгую учительницу, то ли благочестивую божью служительницу. И одевалась под стать. А твои утренние песнопения? Их на половину замка слышно было.