– Где ты, Савелия? – раздаётся голос Деспила над самым моим ухом, а следом за ним мочку обжигает дыхание, по ней ласково скользит кончик языка. – Где ты, моя девочка, скажи мне?

Я мотаю головой из стороны в сторону, стараясь скинуть липкую паутину наслаждения, но она держит крепко. Она оплетает мне ноги и руки, приковывает цепями к травяному ложу, заставляет хрипло дышать и вздрагивать от слишком интимных прикосновений умелых пальцев. Я понимаю, что его не должно здесь быть, и где-то на задворках сознания во мне ещё живёт желание оттолкнуть несносного демона, поставить его на место, вышвырнуть его подальше – из своей постели, из головы, из жизни! Но его губы спускаются ниже – от пылающей мочки уха вдоль шеи, к острому выступу ключиц, ласкают впадинку ярёмной вены, и я против воли сжимаю в руках густые тёмные волосы, притягивая его к себе ещё ближе, ещё откровеннее. Сжимая колени, ощущая между ними мощный обнажённый торс, вспыхиваю от желания, рождающегося где-то в низу живота и грозящего накрыть меня волной, от которой не скроешься за маской ненависти или отчужденности.

– Ну же, малышка! Скажи мне, где ты спряталась?

Боги, что он от меня хочет?! Мысли расползаются в разные стороны, и я не могу, даже не пытаюсь их собрать. Всё, чего я сейчас хочу – это обнимать его крепче. Целовать жарче. И отдаваться ему – резче, сильнее, дольше. Так, чтобы до дрожи в напряжённых коленях и до сияющих разноцветных огней перед глазами.

– Савелия, я всё равно тебя найду, глупая. Я ждал тебя несколько тысяч лет, думаешь, я отступлюсь сейчас, когда ты так близко?…

Удовольствие накрывает меня с головой, и я тону в нём, выгибая спину от невозможности сделать вдох. Чувствую ладонями напряжённые мужские плечи, провожу по ним ногтями – сильно, с нажимом, ощущая выступающую под пальцами кровь.

– Я тебя ненавижу… – выдыхаю это хрипло, почти шёпотом, всё ещё улавливая в себе отголоски его наслаждения.

– Нет. Не ненавидишь.

В его голосе смех и самодовольство. И что-то такое, что не даёт мне выпустить его из рук и выровнять дыхание. Его сухие губы властно касаются моих – горячих и ждущих, а потом он произносит совсем тихо, болезненно сжимая мою грудь.

– Ещё раз подойдёшь к этому щенку, и мне придётся нарушить своё обещание. Ты – моя. И я не стану тобой делиться.

В недоумении пытаюсь рассмотреть выражение его лица сквозь этот непроглядный мрак, но всё, что вижу – лиловое пламя.

– О чём ты?

Призвать бы к порядку мысли, поставить на место голову! Но разве это возможно, когда он так одуряюще близко и так невозможно нежен?!

– Ты поняла меня. Ещё раз до него дотронешься – обнимешь, поцелуешь, да что угодно! – и при следующей встрече я, не раздумывая, оторву ему голову. Раз уж ты сама почему-то этого не сделала.

Я задыхаюсь от возмущения и упираюсь ладонями в литые плиты груди, стараюсь его отодвинуть. Прав он, я глупая. Разве можно просто отодвинуть в сторону часть себя?…

Шелест листвы ворвался в сознание вместе с первыми лучами восходящего солнца, проникающими сквозь стены шатра. Я резко села на кровати, хватая ртом воздух и мелко дрожа всем телом. Рядом, почти не дыша, крепко спала Тали.

Так мне что, всё это приснилось?…

Медленно провела ладонью по лицу, стирая с себя остатки ночного марева и приводя в порядок дыхание, а потом замерла, глядя на свои ладони и пытаясь переварить произошедшее. На кончиках пальцев и под ногтями была кровь. Не моя, его. Та самая, которую я ощущала, царапая во сне его плечи.

Сартур вальяжно перетёк с запястье на пальцы, обнюхал добычу, коротко лизнул красную капельку языком. Удовлетворённо сощурился и вернулся на месте, оставляя меня один на один со сделанными выводами.

Связь между мной и Деспилом оказалась куда прочнее, чем мне бы хотелось и чем представлялось возможным. Он меня чувствует, знает всё, что со мной происходит. А ещё он меня ищет. Осознание последнего факта удивило больше всего, ведь до сегодняшней ночи я понятия не имела о том, что от кого-то прячусь.

Слегка раздвинув плотно переплетённые ветви, образующие стены моего временного ночлега, и увидев просветлевшее до мутновато-серого цвета небо, я с неудовольствием пришла к выводу, что раннее утро едва начинает подползать к лесному царству, а значит, проснулась я непозволительно рано. Однако, по опыту зная, что возвращаться в кровать бесполезно, и уснуть заново не удастся даже под боком размеренно дышащей нимфы, я наскоро умылась и, отложив завтрак до лучших времен, отправилась вглубь леса – тренироваться.

Плотный ковёр из мха и прелой хвои приятно пружинил под ногами, позволяя мне бежать легко и практически бесшумно, а, кроме того, источал просто умопомрачительные ароматы. Внутренний будильник подсказывал, что по привычному мне времяисчислению сейчас было около четырёх утра, а значит, всё лесное царство ещё минимум час будет мирно спать, и это осознание неимоверно радовало. Мне было жизненно необходимо выветрить из головы лишние мысли и просто очистить мозг до состояния белого листа. Всё же, как бы неприятно не было это сознавать, Сарфат кое в чём определённо прав. Эрик – сильный противник.

Стараясь держаться как можно дальше от проступающих то там, то здесь шатров, я неожиданно вышла к тихому и маловодному лесному ручейку, упрямо пробивающему себе дорожку поверх небольших гладких камней. Вода в нём оказалась чистой и освежающе-сладкой, приятно обдавшей горло утренней свежестью, и ощущение прохлады снаружи наконец-то уравновесилось прохладой внутри. Красивое всё-таки место. Чистое. Светлое. И нависшая над ним угроза вносила в это умиротворённое утро такой жуткий диссонанс, что мозг попросту отказывался её осознавать.

Ещё с километр я пробежала вдоль ручья, отстранённо наблюдая за тем, как он, изгибаясь руслом, становится смелее и полноводнее, как на камнях всё чаще попадаются коричневато-жёлтые лесные лягушки, а местами вдоль ручья даже снуют мелкие ящерки. Через полчаса я услышала в отдалении шелест набегающих на берег волн, и быстро пришла к выводу, что от ручья столько шума происходить не может, а значит, я вплотную подхожу к той самой реке, которую слышала ещё вчера утром во время встречи с Тали. Дыхание начало сбиваться от долгого бега, правый бок непривычно покалывало, и я со злостью отметила, что начинаю терять форму. Недопустимо. Завтра же начну изводить себя привычными ежедневными тренировками часа так по четыре. Если, конечно, до этого завтра доживу.

Вынужденно перейдя на шаг, я остановилась на самой опушке леса в тени массивного дерева, и с интересом уставилась на реку. Река как река, не слишком широкая. От места, где я стояла, до противоположного берега было не больше шестисот метров, и это с учётом широкой песчаной полосы между лесом и кромкой воды, лениво вылизывающей песок размеренными, мягкими волнами. И всё же этот пейзаж, определённо, был уникальным. Даже самый обычный человек не смог бы оставить без внимания тот факт, что вдоль ближнего ко мне берега река течёт на север, а вдоль дальнего – на юг. Даже для тех, кто в жизни не слышал о потоках Силы, это должно было выглядеть неправильно. Но я о Силе слышала, и обычным человеком не была. Прикрыла веки. Вытолкнула из лёгких весь воздух. И нити Силы, оплетающие это удивительное место разноцветным покрывалом, замерцали передо мной во всём своём многообразии и великолепии. Светло-зелёные вдоль восточного берега, коричневато-жёлтые вдоль западного. И непроницаемая, незримая стена, разделяющая эту реку вдоль русла, ровно посередине. До стены простирался один мир – царство лесных нимф, а за ней другой. Соседний, смежный.

– Смотрю на это каждое утро, – раздался тихий голос Марка рядом со мной, – и никак не могу насмотреться.

Я позволила себе ещё с полминуты понаблюдать за причудливым переплетением двух миров и с сожалением открыла глаза. Часто заморгала, возвращаясь к привычному «смешенному» зрению. Марк стоял в паре метров от меня, слева и чуть позади, его глаза были закрыты, а веки подрагивали.