«Сосновый бор, малины куст…» Сосновый бор, малины куст. Тропинка вьётся у обрыва. Балтийский вечер свеж и пуст. Меж волнорезов шаловливо Гуляет сонная вода, И в чистом воздухе солёном Видна божественная даль Под небом облачным, слоёным. В том тонком абрисе пути Живёт нестойкая надежда На ясный день и новый стих, И ты иной, не тот что прежде, Придвинешь тайный телескоп, Заглянешь в щель над морем плавным И скажешь тихо и легко Слова о чём-то самом главном. «Когда закончится всё это…» Когда закончится всё это, Весь этот ужас на земле, Найдём на пляже разогретом Волны прохладной мягкий всплеск. Два мирных жителя вселенной, В миру – простые имена, Нам будет море по колено, Маяк пошлёт нам добрый знак, И в спектре праведного света Нас понесёт куда-то вдаль. Два озарённых человека, Забывших горе и печаль. «Твоя история проста…» Твоя история проста: один из тысяч на планете. С такой судьбой – один из ста. Всего один, кто на примете у разгулявшихся дождей по мокрым тропам побережья, где каждый миг и каждый день надеждой дальней смутно брезжит, где над волной летящий бриз несёт пескам и соснам удаль, а ты ты готов здесь до зари ждать и надеяться на чудо. «Немного солнца на балконе…» Немного солнца на балконе, Чуть света в комнате пустой. Пора для чайной церемонии, Пора побыть самим собой. Твой разум пуст, а сердце – вряд ли. Что в нём, не стоит говорить. Сегодня чай в стакане мятный, И с пляжа шепчет тёплый бриз. Открыта книга Шри Чинмоя, Горяч лавандовый эфир. Не исчерпать сегодня моря, Но вразумить кипящий мир Хотя бы мантрой. Без движенья Впустить окрестности его В себя до умиротворенья, До плеска в гуще пенных волн. «Твой дом – не муторная крепость…» Твой дом – не муторная крепость, Не на отшибе дня форпост. В том доме чай твой чёрн и крепок. Бывает, слышен звонкий тост. И ты в тех комнатах не вечен, По крайней мере, до утра. Твой сон, как смерть, не изувечен Иглою жизненных наград. Ты не поэт корявых улиц Со шрамом на рябом лице. В меланхолическом загуле Ты не искал для рифмы цель, А жил и будешь жить у моря. Песчаным росчерком пера Оставишь след на дюнном взгорье До первых промельков утра. «На рубеже большой страны…»
На рубеже большой страны, На полуострове балтийском, Где зимним холодом волны Песок омыт, и где-то близко, За перелеском, за холмом, Видны наброски госграницы, И, отгоняя хмарь крылом, Летят мятежным клином птицы, И вслед за ними рвётся мол, В ущелье моря уходящий, И ты пред морем чист и гол, Стоишь над буной, дышишь чаще, А за тобой – гудящий лес, И эти вечные вопросы, В которых – тайна до небес, И чёрных пятен мокнет россыпь. Межсезонье. Город «В замёрзшем городе Советске…» В замёрзшем городе Советске, у пограничного моста, бушует Неман не по-детски, срывает ветер снег с куста, река залеплена туманом, шпагатом связаны дома, как будто с вычурным изъяном пришла на край страны зима, и с ёлок белых окосевших летит, змеится мишура. В кафе средь окон запотевших жуёт шаверму детвора, и седовласые литовцы скупают в спешке колбасу, а в небесах пасутся овцы, гуляют в пасмурном лесу по обе стороны границы, живут в лесу не первый век, и из божественной глазницы на землю шлют прохладный свет. «Как из ваты облака – сероваты…» Как из ваты облака – сероваты. Пластилином вымощен твой путь. Утопаешь в вечере косматом, Но не выйдет в лужах утонуть. Темноваты контуры свободы, Да и нет свободы никакой. Подпираешь облачные своды Устремлённой в сумерки рукой. В стороне разбросаны фасады, Впереди – извилиста река. За тобой под вымокшим нарядом Хрупкий день надеждой отмелькал. В глубине неоновой неволи, Разобщённых улиц, площадей, Всё стоишь, как яхта на приколе, Посреди недремлющих людей, Смотришь, как прогулочный кораблик По воде ледышкою плывёт. Простовато, в звёздочках и каплях, Нанесён на карту небосвод, А под ним – пробитый ночью город, Не насквозь – до старых кирпичей. Всё идёшь, встревожен и расстроен, Сам не свой, не брошенный, ничей. |
