«Скажи, что всё ещё случится…» Скажи, что всё ещё случится. Пусть в отдалённой стороне, Как после шторма в море чистом, Забрезжит в суетной волне Блик разгоревшегося солнца, Пусть в том неведомом краю Поймёшь случайно, что прольётся Хрустальный дождь в судьбу твою, Промочит тонкую футболку, Сбежит по вздрогнувшей щеке. Ты, счастьем странным сбитый с толку, С пригорка спустишься к реке, И будет мир в каком-то смысле Таким же ясным и простым, Как солнца луч в небесной выси Над побережьем золотым. Маяк Повеет ветром с побережья, Уймётся фосфорный закат. В глухой провинции безбрежной На волнорезах чайки спят. И ты уснёшь, затихнешь позже, Хотя тут дремлют на ходу, Петляя в соснах осторожно, Не видя близкую беду. У моря будни иллюзорны, А выходных как будто нет. Маяк, пожизненно дозорный, Врос в чрево дюн за сотню лет. И кто-то в нём играет светом. В зеркальной башне по ночам Живёт, не веруя в приметы, Приветы дарит рыбакам, По штормовому бездорожью Ведёт к причалу корабли Сквозь вспышки молнии безбожной К разбитым символам земли. «На берегу, в слоистой мгле…» На берегу, в слоистой мгле, В янтарных отсветах заката, Среди последствий шторма, где Песок уложен кочковато, Идём на свет пока ещё За мол не спрятанного солнца, И чаек бдительный расчёт Кружит над нами. Из оконца, Меж небом и морской грядой, В едва заметных очертаньях, Резвится ветер над водой, Волну ваяет скульптор тайный, И мы встречаем этот звук На пляже. В громком резонансе Летит за дюны возглас «ух!» И глохнет в тающем пространстве. «И было так тебе легко…» И было так тебе легко, Что море лужицей казалось. Мог плыть ты долго, далеко, Едва поверхности касаясь. Мог целить прямо в горизонт, Не зная устали, сомнений. От всех напастей, бед и зол Уплыл, разбуженный теченьем. И слился с кружевом волны, Пейзажем кисти мариниста. Плыл в будни, плыл без выходных По акватории лучистой. И просыпался на заре, И вновь дремал, под пледом прячась. А за окном, как тяжкий крест, Твой белый парусник маячил. «У надломленной земли…» У надломленной земли, у скалистого обрыва лунным светом лес залит. Ночь цепляет молчаливо кроны сосен и ольхи, деревянный столб на взгорье. В этих сумерках глухих слышишь лишь дыханье моря, видишь скользкий волнорез, мола длинного извивы. Ты неси свой тяжкий крест с вдохновеньем терпеливым до обрыва, до того, за которым дремлют волны. В непогоде штормовой, может быть, тебя не вспомнят, только птица пролетит над забытыми следами, и мелькнёт метеорит в вышине под вой цунами. «Течёт река твоя степенно…» Течёт река твоя степенно Среди холмов, среди равнин. Струится вдаль вода напевно, А ты стоишь в тиши один. Вокруг святое захолустье На позабытом берегу. Остался город в синем устье, Лежит в нетронутом снегу. В том белом городе старинном Ты не бывал – и будешь ли? Украшен путь в туннеле длинном Гирляндой вьющейся петли. И в освещённом подземелье Есть тоже город, но другой. Царит в нём жизни мелкотемье, Сквозит рассыпчатой пургой. Сметаешь с пола сор былинный. В тягучем мареве свечей Под воском тающим пчелиным Хоронишь смуту страшных дней. «Когда уйдёт тупая боль…» Когда уйдёт тупая боль, И смерть тебя не потревожит, Коснётся ласково прибой Камней замшелых гладкой кожи, Коснётся ног твоих вода Кристальным шелестом печали. Увязнешь, путаясь в следах, Ты в чарах дюнной пасторали, Где всё ещё просторен пляж, Но нет вокруг твоих любимых, И ты читаешь «Отче наш» Среди пейзажей нелюдимых, Со склона, щурясь, смотришь вдаль — В необозримое коварство, Как будто в море отдых дан Пловцам в заоблачное царство. «Не ты, а след твой на песке…» Не ты, а след твой на песке в сыпучих дюнах сохранится. Мираж твой сгинет вдалеке на непрочитанной странице. Таких тут были сотни, и не все вернулись утром к дому. Остались росчерки твои на склоне дней в пути бездонном, где силуэт твой штриховой над белым берегом песчаным исчезнет, смытый всплеском волн, за сосен крепкими плечами. |
