– Конечно, тупого глупца ничем не ублажишь, не убедишь, – сказал Мухулай. – Но большинство отличают добро от зла. Потому и примкнуло к нам столько народов. А тех, кто не способен увидеть зло и отметить добро, найдешь в любом роде-племени. Так что неплохо было бы иной раз немного и поучить, заставить почувствовать силу. Но помните крепко, что это возможно только во время сражения, когда начнется настоящая война. А вне поля боя, по Джасаку, никто не смеет и сухой травинки обломить, не забывайте об этом.

От этих слов Мухулая мегенеи одновременно вздохнули, потупили глаза: Джасак строго и резко ограничивает поведение ратного человека в мирное время. Порой бывает очень трудно сдержать людей. Но делать нечего. Надо, так надо!

– Ну, все. – Мухулай вопросительно посмотрел на Сюбетея. – Задача ясна?

– Понял… – выпрямившись, коротко ответил Сюбетей. – Вы сказали. Я услышал.

– Да она-то простая, привычная… – Мухулай улыбнулся и, выдержав многозначительную паузу, добавил: – Но понятно и то, что такую простую задачу сложно будет выполнить столь малыми силами. Все это понимаем, но ничего не поделаешь. Сил не хватает… Так что не ждите, что откуда-то подмога придет.

– Это так… Нас мало. Но все должно быть рассчитано именно на этом, – сказал Джэлмэ, задумчиво глядя вперед раскосыми глазами… – Нас мало, и потому мы обязаны заранее все рассчитать, вплоть до каждого нукера, чтобы ни одной оплошности не допустить…

– Но тут за малыми военными решениями надо не упустить, надо видеть и положение в целом – в этой большой войне, – заговорил опять ведущий совета. – Во-первых, их очень много, их армия в несколько десятков раз превышает нас по числу. Зато они разбросаны по стране и в основном пешие, а мы собраны вместе и все верхом на конях. И государство их не такое сплоченное, как наш Ил. Китайцы почти все живут под гнетом другого народа. Чжурчжены, веками угнетавшие их, так ведь и не стали своими людьми для хани… – Мухулай вопросительно посмотрел на своих людей. – Это так, или я желаемое выдаю за действительное?

– Так-так, – согласно загудели люди. – Правильно говоришь.

– И потому вся наша большая война в Китае должна исходить из такого расчета. Не давать себя втягивать в положение, где Хани смогут воспользоваться своим превосходством. Значит, не вступать в ближний вязкий бой, а расстреливая издалека, кружить вокруг, искать слабые места, наносить удары короткие и быстрые и опять отскакивать. Или бить по частям, подвижность наша ведь куда больше. Это первое. – Мухулай крякнул несколько раз, вытер выступивший на продолговатом лице пот мягким платком с яркими цветными полосками. – Во-вторых, нужно воспользоваться внутренними противоречиями врага, всеми способами разжигать распри, углублять, обострять их. И привлекать к себе их внутренних врагов…Что скажет об этом Джэлмэ, он же много думает над этим?

– Противоречия есть! Если б мы сумели обострить их, это стоило бы половины победы, – кратко подвел всему сказанному итог Джэлмэ.

Кехсэй-Сабарах ног под собой от радости не чуял, узнав, что Кучулук вернулся от гур хана, заручившись такой огромной помощью, какая им и сниться не могла.

– Слава, слава и благодарение всемилостивому Господу Богу нашему Иисусу Христу! Значит, дошли до Него молитвы, которые возносил я денно и нощно! – повторял он восторженно. Затем вытащил из-за пазухи бережно закутанную в тряпицу золотую иконку, с которой никогда не расставался, зажег сальную свечку, опустился на колени пред Ликом Божьим и начал истово молиться, кладя земные поклоны.

У него была привычка: в подобные мгновения он высказывал вслух, излагал все свои потайные пестрые мысли, все свои думы он поверял великому образу Того, в Кого верил со всей страстью своей мужественной души. И тогда он словно очищался от скверны, на душе становилось легко и светло. Ведь бывает так: душа человеческая, подобная котлу, где варятся вперемешку и добро, и зло, превращается порой в сосуд, на дне и стенках которого густо осела всякая грязь. Поэтому время от времени надобно извергать эту грязь, очищать сосуд от скверны… А что может сравниться с тем облегчением, которое испытывает человек, чье существо освободилось от черных обид, от злых мыслей?

Но тут появился джасабыл Орды, вестник по особым поручениям гур хана, и велел Кехсэю немедля явиться к гур хану.

– Близко ли ты знал Джамуху – гур хана? – спросил Кехсэй-Сабараха повелитель кара-китаев после традиционных слов приветствия.

– Джамуху? – удивился тот, ибо не ждал такого вопроса. – Приближенным его я не был, однако нет такого человека в наших краях, кто не наслышан о бурной жизни этого неугомонного владыки.

– Я слышал: он по всем статьям был выдающимся человеком…

– Верно. Хотя внешне он от всех прочих ничем особо не отличался. Поставишь сюн на построение – его в этом строю не отметишь, если он там, не отыщешь среди других. Росту был среднего, сложения тоже среднего, ни худ, ни толст, разве что голова у него была очень большой и круглой. Но гибок и ловок, да и мускулист он был невероятно – ну, словно изюбрь, а то и барс: и плавный, и мощный! До быстрой езды был страшно охоч, всегда носился на необъезженном жеребце…

– Говорят, и язык у него был остер – дальше некуда?

– О-о, тут он равных себе не знал! Люди за ним толпами бежали, чтоб его послушать. Раскроет рот – все вмиг уши развешивают, зачаровывал, околдовывал он всех речениями своими. А уж как пел, как он пел! Такого пения никогда я больше не слыхивал!..

– Даже у нас его песни поют, ведомо ли тебе это?

– Да, знаю.

– А что же их с Чингисханом развело в разные стороны?

– Никто того в точности не ведает… Гадают про то многие, но доселе ничего не прояснилось… Я долго жил, чего только ни перевидал, но людей, подобных Джамухе, не встречал никогда. – Кехсэй поразился, как внимательно и с каким жарким интересом слушал его гур хан – завороженно, точно дитя малое. А ведь чаще всего такие люди, у которых в руках большая власть, уже теряют живость духа в старости, огонь в их глазах гаснет, ум закисает. Ибо головы у них уже забиты-перезабиты познаниями, а главное, им постоянно приходится напрягать свой ум для государственных или сложных воинских размышлений. Не то с гур ханом.