– И вы заметили его на подходе?

– Вы могли бы получить больше информации, если бы постоянно не подлавливали своих собеседников. Конечно, с дороги я света не видел. Мне пришлось сделать круг до лужайки, и вот оттуда-то я и приметил свет. Я подошел и постучался, и адмирал впустил меня через створчатое окно. Сказал, что я вовремя, «чрезвычайно драматично», заметил он. Он составлял для племянницы документ, который мы долго ждали: свое согласие на наш брак. Разумеется, документ лежал на столе, когда мы вошли в гостиную.

– Это было… примерно в четверть первого?

– Я не заметил, сколько показывали часы. Но я вышел из «Лорда Маршала» в самом начале двенадцатого, когда гостиницу уже закрывают. После выхода за пределы Уинмута я шел медленно, так что не мог добраться сюда до двенадцати или около того. Вот так у меня получилось.

– Ясно. А у вас не сложилось впечатления, что адмирал только-только собирался лечь спать, когда вы пришли? Был ли он, например, в халате? Курил ли он или же пил виски? Вы понимаете, о чем я: хочу узнать, выходил ли он на улицу после вашего ухода, и если да, то зачем.

– Не смогу вам помочь. Какое-то время во рту у него была трубка, это точно. У меня создалось впечатление, что он не собирался ложиться – на столе был беспорядок. Ну, разложенные везде бумаги, вынутые из папок. Адмирал был не из тех, кто отправляется спать, не собрав свои бумаги.

– Ага, это очень интересно. И вы не имеете ни малейшего понятия, что это были за бумаги?

– Нет. Осмелюсь заметить, что в вашей работе иногда приходится заглядывать человеку через плечо, чтобы увидеть, что он читает, но у нас в торговле джутом придерживаются более строгих правил.

Ридж ощутил заключенный в последних словах укол, но улыбнулся и продолжил:

– Значит, вы пробыли у адмирала недолго? Наверное, поблагодарили его и сказали, что намереваетесь вернуться в Уинмут?

– Да. Он выпустил меня через створчатое окно, и я отправился в Уинмут в таком настроении, какое человек обретает, дорогой мой инспектор, когда осознает, что сбылась главнейшая мечта его жизни. То есть под собою ног не чуя и не замечая ничего вокруг себя.

– Даже того, как вы отперли входную дверь гостиницы?

– Тут я принял все меры предосторожности. Я знал, что Бутс ложится спать рано и не любит, когда нарушают его сон. Так что я заранее оставил заднюю дверь на защелке – вы убедитесь, что там нет засовов – а миссис Дэвис, боюсь, была ничуть не умнее. Я решил не рисковать – она ведь так болтлива.

– Вы правы, сэр. И все же мне бы хотелось, чтобы вы вели себя шумно во время приходов и уходов: вам это аукнется на следствии. Но, разумеется, вы оставили свою обувь за дверью, так что у нас будут свидетельства, что вы находились в гостинице до того, как открыли входную дверь?

– Мой дорогой инспектор, обо всем-то вы думаете. Хотите, чтобы я сказал, что в четверть двенадцатого по дороге в Рэндел-Крофт на мне была та же пара обуви, которая стояла за дверью моего номера в половине двенадцатого? Ваша техника совершенствуется. Но горькая правда состоит в том, что когда я встал и пошел за призрачным адмиралом, я надел другую обувь – замшевые туфли. Их не отдают в чистку, если у их владельца есть чуть-чуть ума, в гостинице «Лорд Маршал».

– Это многое объясняет. Вы, случайно, не прихватили с собой в Рэндел-Крофт экземпляр «Вечерней газеты»?

– Я ее в руки не беру. От политики меня тошнит.

Ридж посмотрел в блокнот с расстояния вытянутой руки, словно изучая художественный прием.

– Ну что ж, мистер Холланд, а теперь я хотел бы задать вам пару вопросов, но поскольку они не имеют прямого отношения к случившемуся вчерашним вечером и ночью, я не удивлюсь, если вы на них не ответите. Вопрос первый: почему адмирал Пинестон и слышать не хотел о вашей женитьбе на своей племяннице, а потом передумал?

– Вы, наверное, очень заняты поисками тайн, если делаете тайну и из этого. Я знаком с этой семьей три или четыре недели. Впервые увидел свою будущую жену у сэра Уилфреда Денни вскоре после ее приезда сюда. Для нас обоих это была любовь с первого взгляда. Адмирал… ну, он был человек осторожный и осмотрительный, хотел узнать меня получше. Когда его племянница в письме попросила снова приехать в Уинмут, потому что у нее для меня хорошие новости, я лишь смел надеяться, что это так. Однако моя респектабельность была ему очевиднее, чем вам.

– Ах, перестаньте, я не хотел вас обидеть. А вот второй вопрос, который звучит невежливо, но я обязан задать его. Почему вы так спешили жениться?

Холланд смутился, но лицо его не выражало ни вины, ни лживости. Он выглядел скорее честным человеком, который знает больше, чем может рассказать, и не совсем уверен в том, сколь много он может сказать, не злоупотребив чьим-то доверием. По крайней мере, именно так Ридж расценил выражение его лица за те пару мгновений, что длилась заминка. Затем Холланд серьезно произнес:

– Инспектор, вы не должны просить меня отвечать за дамские фантазии. Я знаю, вы думаете, будто это ужасно – уехать и вот так сразу пожениться. Траур в семье невесты, поминальные яства еще не остыли, и так далее. Истина в том, что Эльма переживает сильнее, чем демонстрирует вам. По-моему, она совершенно убита случившимся здесь той ночью, и она чувствовала, что ей угрожает опасность. Кто мог поручиться, что она не станет следующей жертвой этой загадочной вендетты или чего-то подобного? Она хотела уехать отсюда, чтобы рядом находился мужчина, который бы защитил ее, когда ее дядя ушел из жизни. Речь тут идет обо мне, как вы понимаете. Я могу быть недостоин Эльмы, но вполне соответствую формату обеспечивающего безопасность. И, полагаю, она взглянула на это с данной точки зрения.

– Теперь позвольте спросить: когда вы в последний раз видели его, высказал ли сам адмирал Пинестон хоть что-нибудь о том, что заставило его передумать? Объяснил ли он вообще что-то?

– Знали бы вы его, то убедились бы, что не в его правилах было что-то объяснять. В разговорах он был краток и порой резок – ненавидел многословие. Ну а в тот вечер сказал едва ли больше, чем «Добрый вечер» и «Идемте сюда, я хочу вам кое-что показать» и «Ну, это сделает вас счастливее?» В остальном он просто пыхтел трубкой, в его представлении это и был разговор.

– А, так адмирал был заядлым курильщиком? Бьюсь об заклад, что курил одну и ту же трубку, заядлые курильщики так и делают.

– В таком случае, к заядлым он не относился. Ну, вы же сами можете убедиться в том, как трубки беспорядочно раскиданы по каминной полке. Если какая-то плохо тянулась, он брал другую.

– Может, его что-то тревожило, и поэтому он так мало говорил? Конечно, я хочу выяснить, знал ли вообще адмирал, что его ждет. Например, выглядел ли он расстроенным или усталым, когда вы с ним виделись?

– Я не заметил. Когда я увидел его в кабинете, горела лишь настольная лампа с плотным зеленым абажуром. Не очень-то разглядишь лицо человека, когда он встает и весь свет падает на стол. Но если спросить меня, звучало ли в его голосе нетерпение или беспокойство, то я отвечу – нет.

– Мистер Холланд, по-моему, я задал вам все вопросы, какие хотел. Кстати, на нем, случайно, не было плаща?

– В кабинете? Жарким летним вечером? Вы с таким же успехом могли бы спросить, не было ли на нем кольчуги.

– Да, звучит странно, но ведь он был в плаще, когда его обнаружили. Кстати, мистер Холланд, когда вам показалось, будто вы заметили адмирала из окна гостиницы, он был в плаще?

– Ах, как же по-дурацки я все вижу! Сейчас я вижу его в плаще, но тогда… По-моему, на нем не было плаща. Кажется, я спорю сам с собой, могу внушать себе, что обязательно бы его заметил, будь он в плаще в такой жаркий вечер. Если бы память управляла моими глазами! Нет, инспектор, можете посадить меня в кутузку, но я ввел бы вас в заблуждение, если бы попытался дать четкий ответ на вопрос.

– Ну что же, спасибо за все, что рассказали. Теперь о миссис Холланд…

– Если спросить меня, то я полагаю, что миссис Холланд хочет поужинать. Вам в голову не приходит, что портите нам медовый месяц. Послушайте, мы зарезервировали номера в «Лорде Маршале». Эльма сказала, что пока не может спать в этом доме. Я не осмеливаюсь помыслить, что такое остывший ужин от миссис Дэвис. Вы не можете отложить это на завтра и уже тогда замучить вопросами мою жену?