– Да, сынок, что такое?
Эти слова были обращены к Питеру Маунту, внезапно оказавшемуся рядом с ним.
– Вам записка от отца, – ответил мальчик. – Я переправился с ней через речку.
«По поводу похорон», – решил Ридж. Однако послание гласило:
Уважаемый инспектор Ридж!
Я вынужден сегодня днем спешно отправиться в Лондон по неотложному делу, связанному с моими обязанностями священнослужителя. Надеюсь, с вашей стороны не последует возражений. Я бы никоим образом не подумал об отсутствии, не обладай данное дело огромной важностью, поскольку мне известно ваше твердое желание, чтобы свидетели оставались на месте. Однако надеюсь, что долго не задержусь, и, разумеется, намереваюсь вернуться вовремя, дабы присутствовать на следствии, которое, как мне сообщил мистер Скипуорт, состоится послезавтра. Буду держать вас в курсе касательно своих передвижений, коль скоро вам потребуется связаться со мной в любое время, и если мне придется задержаться до утра, остановлюсь в отеле «Чаринг-Кросс».
Приношу свои извинения за любые сложности, которые могут явиться результатом моей просьбы.
Искренне ваш,
Филипп Маунт.
«Боже праведный! Еще один», – подумал инспектор. Несколько мгновений он стоял в нерешительности, держа в руке записку.
– Мне надо повидаться с твоим папой, если он согласится уделить мне несколько минут.
– Разумеется.
– Кстати, а как ты переправился через речку?
– Ваш новый полицейский переправил меня в ялике, но у него это не очень хорошо получается.
Ридж с удовлетворением отметил, что прибыл заместитель Хемпстеда. Это означало, что сам он вполне мог уехать из Рэндел-Крофта, если бы захотел. Он пообщался с вновь прибывшим полисменом, крепким парнем по фамилии Бэнкок, потом залез в ялик, и Питер переправил его на другой берег. По дороге к дому викария инспектор заметил залитую водой землю вокруг беседки. Шланг застрял в посадке бегоний на самом краю клумбы. Один или два цветка почти сломались под напором воды, а на других красовались крупные капли, похожие на миниатюрные зажигательные стекла. На следующий день викарий, наверное, удивится, отчего листья покрылись белыми тепловыми волдырями.
Викарий сидел у себя в кабинете. Он сердечно поприветствовал Риджа, но выражение лица у него было напряженное. Несомненно, все случившееся глубоко потрясло его, подумал Ридж. Однако это было сильное лицо, красивое своей сдержанной, «апостольской» красотой. Согласно мнению соседей и прихожан, викарий слыл сторонником обрядности, а таковые имеют странные представления об истине. Например, они подпишутся под каждым словом из «Тридцати девяти статей англиканского вероисповедания» и потом придумают изощренные способы, чтобы обойти их. Ридж имел хорошее представление о священнослужителях, поскольку его зять являлся старостой храма Спасителя в Уинтмуте.
– Инспектор, надеюсь, вы пришли не за тем, чтобы сказать, что мне нельзя ехать в Лондон.
– Нет, сэр… не совсем. Мне бы не хотелось заходить столь далеко, хотя я и не говорю, что вам бы лучше остаться здесь. И все же, поскольку с ваших слов я понял, что дело срочное…
Он замолчал, чтобы позволить викарию объяснить, в чем состоит дело, но мистер Маунт лишь ответил:
– О, да, это очень важно. Если бы оно могло подождать пару дней, я бы отложил его, но боюсь, что это невозможно.
– Ясно, сэр. – Ридж не понимал, какое церковное дело могло представлять такую важность, разве что вызов к архиепископу Кентерберийскому или некий важный собор, а если так, то почему бы викарию об этом ему не сказать? Однако лицо викария выражало лишь обычную серьезность, с какой собираются прочитать первое поучение из Ветхого Завета.
– По моему разумению, мне дозволяется ехать, инспектор?
– Да, сэр. При условии, как вы говорите, если будете держать нас в курсе своих перемещений. И вы меня премного обяжете, позволив мне знать о ваших намерениях. Отнюдь не все столь внимательны к другим.
– Нам обоим нужно исполнять свой долг, – промолвил викарий. – Кроме того, – добавил он, подмигнув, – если бы я уехал, не поставив вас в известность, вы могли бы вообразить, будто я скрываюсь, что совсем не так.
Ридж делано рассмеялся.
– Есть пара вопросов, о которых я намеревался вас расспросить, сэр, – произнес он. – И я рад представившейся возможности. О покойном адмирале Пинестоне. Как по-вашему, он быстро ходил?
– Нет. Адмирал Пинестон вообще старался много не ходить из-за полученного на войне ранения в ногу. Шрапнелью. Он не то чтобы хромал, но быстро уставал, если шел скорым шагом или же довольно далеко. Адмирал предпочитал ездить на машине или плыть по реке.
Инспектор кивнул. Услышанное ломало его недавние расчеты и возвращало в исходную точку.
– Ваша спальня выходит окнами на реку, сэр? – обратился он к викарию.
– Нет. На реку выходят окна комнат сыновей и прислуги, а моя спальня – с противоположной стороны дома, окнами на дорогу. Иногда меня поднимают посреди ночи, чтобы идти к больному или умирающему, и посетителям удобнее стучаться прямо ко мне, не тревожа весь дом. Видите ли, есть боковая дверь, выходящая на дорогу, со звонком прямо ко мне.
– А из вашего окна хорошо видно шоссе?
– В каком-то смысле да. Я хочу сказать, что шоссе заметно, но, однако, от него до дома метров двести.
– Вам не довелось обратить внимание на машину, прошлой ночью проезжавшую в сторону Уинмута?
– Расплывчатый вопрос. В котором примерно часу?
– Без четверти одиннадцать.
Викарий покачал головой:
– Нет. Боюсь, не могу вам помочь. В десять двадцать я поднялся наверх, разделся и лег спать. Я вообще не выглядывал в окно. Но в любом случае, в упомянутое вами время я был бы или в находящейся в коридоре ванной, или молился бы на ночь.
– Ясно, – произнес Ридж, смутившись, как подобает истинному англичанину, при упоминании личных привычек. – Ну, это была случайность, сэр, да к тому же маловероятная. Я, по правде сказать, и не ожидал, что вы заметите автомобиль. Надеюсь, вы позвоните мне, прибыв в Лондон?
– Разумеется, – кивнул викарий. – И огромное вам спасибо за разрешение сбежать. Обещаю, что не нарушу данного вам слова.
– Я абсолютно уверен в этом.
Ридж медленно шел через сад викария, и его тяжелые ботинки громко скрипели по гравию в горячем безмолвии августовского утра. Питер все еще возился у лодочного сарая. Инспектор взглянул на торчавшую из воды свайную подпорку с концом веревки, до сих пор привязанной к ней парой внахлестных узлов. Он подумал, не слишком ли поспешно тело переместили в лодку викария из другой лодки. Ему следовало, по крайней мере, осмотреть берег на наличие следов ног.
Поиск, однако, не дал положительных результатов. Края дерна были смяты и кое-где надломлены, что представлялось вполне естественным, если семейство викария привыкло залезать в лодку с этого места, но трава была слишком низкой и сухой, чтобы на ней остались четкие следы, а все, что находилось ниже метки высокой воды, естественно, смылось утренним приливом.
Ридж присел на берегу и стал смотреть на реку. Сейчас прилив был почти «мертвым», и небольшие волны плескались о борта ялика и о лодочный сарай. На противоположном берегу виднелась лодка адмирала, чуть покачиваясь, когда течение приподнимало ее корму и ломало зеркальные блики ее отражения на коричневых тенях. На водной поверхности ослепительно играло солнце. Ридж вдруг вспомнил песенку:
Старая река, древняя река.
Знает все она, но молчит пока.
Это напомнило ему о том, что он обещал своей квартирной хозяйке пластинку Поля Робсона с песней «Раскачивайся медленно, прекрасная колесница». А в приемник надо вставить новую батарею. Черт бы побрал эту речку с ее нескончаемыми насмешками и дурацкими приливными выходками. Ридж вспомнил реку Уз в Хантингдоне – медленную, текущую саму по себе, с насосами и дамбами, по которой мало ходили на лодках из-за бесхозных и заросших водорослями шлюзов. Он видел реки в Шотландии – бурные, ревущие и годные только для рыбной ловли, если вам это нравилось. Даже отправился в отпуск в Ирландию и любовался величественным Шанноном, закованным в сталь и гранит, своей энергией дававшим электричество. Но эта речушка представляла собой загадочного бесполезного зверька. Что толку в реке, если уровень во время прилива и отлива меняется на метр?